– Если все время сражаться, то ты выдохнешься, и тебя убьют, – объяснил Клим.

– Но если бежать, потом сражаться, а потом снова бежать, разве не произойдет тоже самое? – спросила она.

Владимир, так сказать, курирующий их с Климом тренировки, поднял насмешливый взгляд на брата. Мира, конечно, не грубила командиру и выполняла все его приказы, но субординация ее все же хромала, и она часто задавала провокационные вопросы, ставившие под сомнения тактику и стратегию, как стражей в целом, так и их командира.

– Бежать – не значит убегать, – с расстановкой ответил Клим, выразительно сверкнув глазами в сторону брата. – Бег в данном случае подразумевает грамотную перегруппировку.

– Ага, перегруппировку, – пропыхтела она.

Клим, углядевший в ее фразе признаки бунта, остановился на полукруге и сузил глаза, принявшие цвет стали.

– Мирослава, – вмешался Владимир, посмеиваясь над братом, – а скажите, откуда у вас эта милое украшение? – Он кивнул на выглядывающий из-под задранной майки пирсинг.

– А, это… Подарок от русалок.

– Это с первого посещения Осени или со второго?

– С первого, – выдавила Мира, дрыгая ногами.

Ладони, растертые накануне канатом, саднили. Клим ни разу за месяц не разрешил ей надеть перчатки, методично вдалбливая ей болевое смирение. "Если ты не вспотела – значит, работала плохо. Если ничего не болит – ты не работала вообще" говорил он.

Так-то оно так, но, если с болью она кое-как могла примириться, то с потом никак, и влажные ладони упорно не хотели оставаться на перекладине турника.

– Ах, да, – припомнил Владимир, протирая очки платочком, – во второй раз вы встретили гоблинов и гомункулов. Кстати, не будите ли вы так любезны рассказать мне о…

– Не отвлекай ее, – перебил Клим, наблюдавший за старательным сражением своей протеже с собственным весом.

Последнее, ко всеобщему не удивлению, Мира проиграла, аккурат свалившись на командира, феноменально успевшего ее подхватить.

– Руки у тебя слабые, – сказал он, опуская ее на землю. – С эспандером совсем не занималась? Как ты оружие удерживала? Я видел твои мечи. Они очень тяжелые.

– Посильнее ладошками сжимала ну и махала из стороны в сторону, – промокая куском грубой ткани лицо, саркастично ответила она. Владимир прыснул в платок, которым все еще полировал стекла очков.

– Понятно, – сухо произнес командир, как обычно не оценивший ее навыки общения с ним и смерив стальным взглядом. – Ладно, с этим разберемся по ходу. Можешь быть свободна, – в приказном тоне добавил он. – Отдохни, – уже чуть мягче сказал он, – завтра переходим к борьбе. Тебе понадобятся силы.

Непроизвольно Мира сглотнула. Ох, и аукнется же завтра ей дерзость!

В комнате было жарко. Кожа зудела и чесалась. Мыться приходилось стоя в крошечном тазу, используя ограниченное количество воды, которую еще нужно было принести. Ее гель для душа давно закончился и ей приходилось пользоваться самодельным мылом, нереально сушившем кожу, от чего она, собственно, и чесалась.

Традиционно Фекла в отсутствие командира задирала ее весь вечер и, дожевывая хлеб в своей комнате, Мира обдумывала, как с ней поступить.

Стражи неплохо, даже дружелюбно приняли ее в свои ряды, но постоянные колкости по поводу ее нетипичной для стражей внешности со стороны Феклы напрочь убивали серьезное отношение к ней.

Мира, конечно, в долгу не оставалась, но их перепалки только развлекали всех, не меняя в корне ситуацию, чему не способствовало и отсутствие формы стражей, которую ей до сих пор не выдали, и ей приходилось буквально дефилировать в коротких шортах и достаточно открытой майке.

От нижнего белья она давно отказалась, просто не в силах стирать его все время руками и терпеть еще и колкости Феклы по поводу того, что она развешивает свое "бабское белье" по всему замку, что, само собой, было не так.

Затолкав остатки хлеба в рот, Мира твердо решила потребовать у командира положенную ей форму.

Из-под двери комнаты Клима пробивалась тонкая полоска света. Он спал мало, как и все стражи, но ранее его дверь всегда была если не открыта, то приоткрыта, и Мира в нерешительности постучала в нее.