– Навряд ли. Посторонних они не убивают. Виноваты будут исполнители. Боссы мафии - деловые люди. У них - огромные деньги, и бизнес для них на первом месте. Они становятся жестокими только тогда, когда кто-то из их же компании мешает их бизнесу. Что-то я не припомню ни одного случая, когда было раскрыто организованное убийство.

Энн принесла два коктейля. Пока мы пили, я давал ей конкретные указания.

– Когда засечешь их, проследи, куда они направятся. Если в отель, то зарегистрируйся там и сразу звони мне.

– Ты - ужасный тип, - сказала Энн.
– Женщины делают для тебя все, чего ты захочешь. И как это я, дожив до двадцати восьми лет, осталась незамужней?

– Нужны, наверное, и такие. А почему ты, собственно, не выходишь замуж?

– За кого? За какого-нибудь циничного искателя приключений? Кроме тебя, я не знаю ни одного приличного мужчину. А на белозубые улыбки я уже давно не покупаюсь.

– Я - честный парень, - сказал я почти шепотом.
– А это уже кое-что. Но для такой девушки, как ты, слегка поношенный. Один взгляд твоих чистых, ясных глаз всегда ставит меня на место.

* * *

В Лос-Анжелесском международном аэропорту к самолетам близко не подойдешь. Если нужно рассмотреть прибывающих, нужно ждать за барьером.

Я переписал расписание прибытия и слонялся туда-сюда, как пес, забывший, где спрятал кость. Самолеты садились, взлетали, грузчики перетаскивали багаж, суетились пассажиры, плакали дети, и весь этот шум время от времени перекрывался объявлениями по радио.

Несколько раз я прошел мимо Энн, но она словно не замечала меня.

Наверное, они прилетели без четверти шесть, потому что Энн вдруг исчезла. Я рванул в контору. Через час зазвонил телефон.

– Скорее всего, это они, - сказала Энн.
– Отель "Беверли-Вестерн", номер четыреста десять.

– Какие они с виду?

– С кейсами, в строгих костюмах, белые рубашки, черные туфли. Можно подумать что угодно - адвокаты, издатели, врачи, банковские служащие...

– Внешность,

– Волосы у обоих темно-русые. Лица невыразительные. Глаза у одного серые, у другого - голубые. Взгляды быстрые, цепкие. Мгновенно оглядели все вокруг. Оба одинаковые, как автомобили с конвейера.

– Теперь беги домой.

– Ты будешь их пасти?

– Может, это они будут пасти меня. Я уже снял комнату через улицу от Икки.

Когда я уже собрался идти домой, в приемной раздался звонок. Я открыл. На пороге стоял невысокий человек и покачивался на каблуках. Увидев меня, он улыбнулся; вышло это у него натужно. Потом шагнул ко мне.

– Филип Марлоу?

– Собственной персоной. Чем могу быть полезен?

Он подошел вплотную и вытащил из-за спины руку с пистолетом, направив его дуло прямо мне в живот.

– Если не откажешься от дела Россена, схлопочешь пару свинцовых пилюль в брюхо.

Это был любитель. Если бы он остановился фута за четыре, то, может быть, и добился бы чего-нибудь. Я вынул изо рта сигарету и беззаботно зажал ее между пальцами.

– С чего это ты взял, что я знаю какого-то Россена?

Он рассмеялся и ткнул меня дулом.

– Ишь чего захотел?

Издевательская усмешка, дешевый кайф от сознания своего превосходства, от настоящего тяжелого пистолета в руке.

– Все-таки расскажи мне, о чем идет речь?

Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но я уже бросил сигарету на пол и резко выбросил руку вперед. Перехватив пистолет, я сжал его конечность и одновременно двинул ему коленом промеж ног. Он хрюкнул и сложился пополам. Я вывернул ему руку, вынул из нее пистолет, а потом сделал ему подсечку, и он оказался на полу.

Он лежал, подтянув колени к животу, хлопая глазами от удивления и боли одновременно, со стонами перекатываясь с боку на бок. Я поднял его.

– Пойдем в кабинет. Поговорим немного, а заодно выпьешь чего-нибудь. В следующий раз не подходи к противнику слишком близко, чтобы он до тебя не дотянулся.

Я подтолкнул его к дверям кабинета, а затем - к креслу. Налил в бумажный стаканчик виски и поставил перед ним. Потом взял его 38-й, вытащил магазин и высыпал патроны в ящик стола. Засунул магазин на место и положил пистолет на стол.

– Заберешь, когда будешь уходить, - если будешь, конечно. Ну, так как ты сюда попал?

– Так я тебе и сказал.