Я рассуждал, как специалист по автомобилям. Всё в этих игрушках максимально упрощено и этим нерационально в квадрате! Как оно двигалось и двигалось ли вообще. Как можно было бы таким аппаратом управлять, я не представлял. Тем более, что и выехать ему с этой площади по узким дорожкам, было бы весьма проблематично. Да и сверху оно напоминало фантастическую, немного вытянутую, летающую тарелку, если бы такая могла существовать… Так что я, закончив восстанавливать дыхание, остался при мнении о каком-то детском парке развлечений, но, почему-то, с креслами для сидения в них взрослых.

Или дети стали такими большими, или же эти «тарелки» предназначались совсем не для путешествий. В голову пришло нечто сильно фантастическое: большие люди здесь работают, чтобы совместными усилиями создавать биологическую нейронную сеть для решения каких-то глобальных задач. Тьфу! Чего только не напридумывают эти в своём будущем.

Последний раз глубоко вдохнул и двинулся по времени дальше с той же невысокой скоростью. Снова багровая тьма чередовалась с красноватыми просветлениями. Панорама на этой скорости быстро меняться перестала. Поле вокруг кипело своей трудно уловимой жизнью. И не было никаких событий, напоминавших о том, что я здесь искал. Едва в очередной раз посветлело, мне снова понадобилось отдышаться. Время снаружи теперь двигалось слишком медленно. На один переброс уходило всего четыре или пять суток и я быстро начинал задыхаться. При выходе открылась всё та же площадка с пузырями, только освещённая природным, ярким солнечным светом. По заснеженным дорожкам спешили местные люди.

Был довольно сильный ветер, который едва не снёс меня с моей точки. Я немного повернулся, снизив парусность, и расставил пошире ноги.

Это было не утро и не день, по многим признакам, сейчас время клонилось к вечеру. Багровеющее солнце в сильно туманном мареве сияло где-то за домами. Сразу бросилось в глаза множество пустых чёрных ячеек вокруг. Стройные ряды пузырей, в отличие от ночи, значительно поредели. Выходит, моя сказочная теория о нейронной сети дала течь.

Неожиданно откуда-то сверху донёсся настойчивый сигнал. От неожиданности я вздрогнул и взглянул вверх. Прямо на меня снижалось что-то, вроде большого чёрного утюга с двумя закруглёнными носиками и четвёркой коротких лапок снизу. Я шарахнулся в сторону. Но далеко уходить с этой моей точки было опасно – иначе потеряю место старта и потом заплутаюсь во времени.

Снизившийся аппарат, а вблизи он очень напоминал другие, стоящие здесь, плавно коснулся чёрной площадки и тут же просел, поджав и спрятав свои лапки. Это фантастическое устройство снова напомнило мне летающие тарелки, но теперь истинным летанием. Тонированное стекло кабины распахнулось и бородатый мужчина в тёмных очках встал и вышел из «тарелки» на землю прямо возле меня.

«Шотландец!» – мысленно решил я. Из-под украшенной трёхцветными чёрно-красно-белыми квадратами юбочки-килта у него едва не торчали голые коленки и белые шерстяные гольфы, высоко обтягивающие его голени. Во всех нюансах шотландской национальной одежды я разбирался слабо, но общее впечатление было таким – истинный шотландец! Правда, заговорил тот на русском и безо всякого иноземного акцента:

– Это моё посадочное место. Чо ты замер тут, будто не слышишь! – прокаркал липовый шотландец, уставившись очками в плитку у моих ног.

Это был явный вызов! Я оказался немного в шоке. Не ожидал услышать здесь, в будущем, которое мне с детских лет и почти до последнего времени виделось светлым и мудрым, столь откровенного и вполне современного мне хамства. Даже моё знание проблем у них в будущем, не могло пошатнуть этот светлый образ. Впрочем, чему я удивлялся? История и в тёмном прошлом наверняка тоже скрывала большую часть других нетипичных проявлений характера человека. И я не стал этим грузиться. Не за тем я сюда попал! Вступать в перепалку со здешними аборигенами я не хотел, тем более, что немного продолжал ещё задыхаться. Необходимо было до конца восстановить содержание кислорода в тканях. И я промолчал, выпуская очередное облако пара изо рта.

– Оглох? – не отставал от меня «шотландец».

О чём вежливо могу спросить, я знал давно. Я снова вдохнул и почти без напряжения в голосе постарался произнести:

– Прости, родной, не сообщишь, какой сейчас год?

Мне хоть раз за весь круиз необходимо было определяться по времени. Точного времени моих старых чёрных часов, безупречно исполнявших функции машины времени мне теперь катастрофически не хватало. Прошлое и будущее вот оно, а определяться с пролетающим настоящим нужно только в беседах с аборигенами, что само по себе казалось мне раньше лёгким.

– Бу-бу! – странно ответил мне мой собеседник, приподняв над глазами очки. – Нюхаешь чего, или на помпе повис?..

При чём тут это, и какая-такая помпа? Или у них появились какие-то новые идиомы, характеризующие интересующихся временем? Или, быть может, по моим понятиям, люди нормальные стали редкостью в этих тёмных временах?

Я взглянул в его лицо и поразился ещё больше, глаза под очками у «шотландца» были совсем чёрные, как два бездонных колодца. Белой склеры не было вообще. «Шотландец» теперь мне показался каким-то больным на голову, безумцем, от которого адекватности не дождёшься. Впрочем, у меня тут же возникло и несколько более мягкое объяснение: если сейчас прогрессивное будущее, то это какой-нибудь андроид с не до конца оформленными оптическими приборами на лице. Что лично для меня было нисколько не лучше! И я поспешил уйти по-хорошему. То есть, сбежать. Торопливо, в последний раз глубоко вдохнул, резко повернулся в направлении, в каком стоял на момент, как мне просигналили сверху, и отправился в дальнейшее странствие. Вперёд и только вперёд! Но потихоньку. Мне по-прежнему нужно было выискивать своего противника в жёлтой футболке.

Я, вначале рванувшись очень бодро, тут же постарался ещё более снизить скорость убегания. Перстня в кармане я теперь касался только одним пальцем. И сейчас тусклое освещение менялось неторопливо. За этот один вдох я с трудом сумел пройти около двух суток, зато теперь мне удавалось различать отдельные тени людей, но разыскиваемого рядом не было видно. Днём, когда яркость была максимальной настолько, что можно было различить мерцавшие фигуры, это было довольно оживлённое место, где при выходе меня могли снова заметить или раздавить «тарелкой», поэтому, чтобы спокойно отдышаться, я вынужден был дотягивать до ночи.