Второй внутренний двор окружают галереи с декоративно-прикладным искусством – средневековым шитьем, мебелью, картами, небольшой коллекцией древнеегипетских артефактов, причем часть залов (именно тех, где иконы) закрыли на переэкспозицию.

Кьостро и комнаты на разных этажах, с мраморными лестницами и оголенными подвалами, перепадами уровней и стенами Сан-Витале в окнах – самодостаточный архитектурный аттракцион, схожий с теми, что переживаешь в венецианских палаццо, зачищенных под второстепенные музеи.

Иногда это единственная возможность попасть под крышу старинных построек, чтобы прочувствовать особенный строй внутреннего пространства, поэтому идешь сюда не за экспонатами, а для радости ощутить темечком организацию геометрии и архитектуры.

Тут надо сказать, что внутренние территории средневековой Равенны, порой проскакивающие в открытых воротах старинных домов и усадеб, – едва ли не самое таинственное и привлекательное, что есть в этом городе. Гуляешь и видишь: за внешними стенами находятся райские сады и комфортабельные укрытия, расцветающие вдали от туристических глаз для своих.

Кьостро здесь тоже, вероятно, великое множество – все они манят открытостью и, разумеется, разочаровывают типовой начинкой, когда туда входишь: вчера кьостро в Зоне Данте был закрыт решетчатыми ставнями и манил прохладой Музея Данте, сегодня он открыт, поэтому, заглянув из любопытства, проходишь мимо с безразличием.

Однако оскорбленному чувству и здесь нашелся уголок – в одном из тупиковых залов музея выставлен цикл из восьми фресок (1320–1340) Пьетро да Римини, перенесенный сюда с сохранением архитектурного расположения из переоборудованной в театр (если я ничего не путаю) церкви Св. Клары Ассизской, и это именно «то, что мы любим»: полустертые, так же плохо сохранившиеся, как античные мраморы, они только-только намекают на свою естественную композицию. И оттого вдвойне прекрасны.

Потолочные фрески, снятые с перепончатых сводов, разглядываются хуже – из-за ламп, обеспечивающих подсветку стен, зато шероховатые фронтальные росписи можно рассматривать нос к носу. Особенно хорошо «Распятие» с богоматерью в обмороке.

Пьетро много контактировал с Джотто, учился у сиенцев, поэтому особенную радость узнавания вызывают строгие контурные рисунки с явно тосканским прононсом. Вот только выставлены они немного странновато – как незамысловатый бонус, почему-то не включенный в обязательную туристическую программу, бесплатное приложение всем купившим билет.

На самом деле фрески такого плана на раз оправдывают существование всей этой богадельни, кажется, не слишком заинтересованной в сторонних зрителях.

Первые дней кружишь по центру, и он водит, заманивая «болотными огнями» – тем, что замечено в первую очередь: ходишь-бродишь по «узким улочкам Равенны», в очередном просвете мелькает фасад, архаичный, романский или же, напротив, барочный, вот и сворачиваешь в сторону. Очередной раз попадая на площадь Пополо или к могиле Данте.

Во второй день возникает подобие плана, блуждания становятся менее хаотичными. Я живу на юге улицы Рима, и для того, чтобы добраться до Мавзолея Теодориха, следует все время идти по мондриановской прямой.

Историческая часть Равенны двух- и трехэтажна, в районе вокзала (он остается справа; невидимые, но постоянно ощущаемые, слышимые железнодорожные пути, подобно зипперу, тянутся все время с правой стороны) начинаются современные постройки. Они обрамляют парк с развалинами старинной крепости – угловые башни, стены, заросшие плющом, аккуратно подстриженные склоны защитных холмов и рвов, постепенно выравнивающихся с течением времени.

Здесь все еще лето, пахнет прелью и осторожными хвойными, вцепившимися в эту землю до игольчатой дрожи. Горизонт открыт – равнинный простор, перекрываемый отдельными восклицательными знаками пиний и вопросительными туй.

Этот Эдем следует обойти по периметру, по часовой стрелке, чтобы попасть на шоссе, пересечь железнодорожный мост и пути внутри. Справа, чуть дальше, будет уже другой парк: ровное зеленое поле в низине, уходящей за горизонт.

Зона покоя отгорожена от шоссе монументальной рощицей, скрывающей мавзолей.

Нужно спуститься с дорожного вала и купить билет в кассе у смешливой девчонки, доедающей мороженое.

Хитрость с рощей обнаруживается почти сразу, стоит только, отдав деньги за «вход в Провал», начать приближаться к памятнику.

Он важен, двухэтажен и похож на десятигранную скороварку, накрытую супницей, вокруг него лестницы, напоминающие строительные леса, чтобы можно было попасть на круговую площадку второго уровня и зайти внутрь округлой залы, посреди которой стоит почти целая порфировая ванна – тот самый саркофаг, заставивший Муратова физически ощутить ход истории.