Теперь Гитара встречалась со своим хозяином всё реже и реже. Она постепенно привыкла к тому, что стала занимать в его жизни меньше места, объясняя себе это простыми житейскими делами. У Музыканта было много Забот. Ведь эти его Заботы были такие важные. Например, большая Работа, друзья и совместные с друзьями Увлечения. Гитара ждала, когда он найдет для неё время, ну не столько, сколько раньше, когда они только познакомились, конечно… Однако никакие собственные объяснения не могли заставить её душу быть спокойной. Когда его руки доставали её из чехла, она волновалась, начинала говорить «взахлеб» или, наоборот, пугалась, что её снова уберут в чехол, и никак не могла зазвучать. Музыкант не понимал, что происходит с Гитарой. Каждый раз её приходилось настраивать всё дольше и дольше. Причем чем продолжительнее был перерыв между их встречами, тем больше времени приходилось тратить на настройку. Всё это начало раздражать Музыканта. Он стал сердиться на инструмент, и тогда Гитара вдруг совсем перестала звучать. Она больше не отзывалась на его руки.

Прошло еще немного времени, и они расстались.

песня

De tristesse et ennui, nul fruit. (Грусть и скука вовсе не фрукты. Французский)

Певец вошёл в дом и легко поднялся на второй этаж. Застолье уже подходило к концу, и некоторые места пустовали. Присев за стол, он привычно поднял бокал за хозяев и углубился в свои мысли. В гостиной было шумно и душновато. У окна, выставив на всеобщее обозрение свои внутренности, распевался Рояль. Несколько человек уже обступили его и обсуждали партитуру. Вотр Эд продолжал сидеть за столом. Настроение было грустным и каким-то безнадежным. Высматривая хозяйку, он рассеянно обводил взглядом комнату, когда заметил на диване гитару. Гитара не то стояла, не то лежала на подушках, прислонившись к спинке, и как будто дремала. Больше на диване никого не было. Певец долго смотрел на неё, пытаясь понять, что за вихрь чувств поднялся с самой глубины его души. Когда-то в юности у него была такая же гитара… Это было так давно, что воспоминания о тех временах почти стерлись и сейчас едва читались. Кроме того, они были спрятаны в самый дальний уголок памяти и заперты на замок. Вотр Эд знал, где взять ключ, но никогда им не пользовался. «Простите, чей это инструмент?» – поинтересовался он у молодого человека, явно знавшего здесь всех и всё. – «Мэри? – кивнул тот в сторону гитары. – Хозяина, но он куда-то вышел…» Мэри… Гитара явно была не просто инструментом. Подойдя к дивану, Певец аккуратно взял её в руки.

Сделанная во времена его молодости известной фирмой Taylor, она во всех отношениях была классической. Не очень большой корпус, относительно широкий гриф, нейлоновые струны, мягкое, теплое звучание. Такую гитару позволить себе мог не каждый. Как настоящий музыкант, Певец понимал ее ценность. Вотр Эд сел поудобнее и стал настраиваться.

Первым впечатлением от этой встречи для Мэри было – Удивление. С тех пор как она поселилась в этом доме, никто, кроме Хозяина, даже не пытался играть на ней. Рассматривали и восхищались многие, но играть… Она настороженно прислушивалась к сердцу этого человека. Затем, словно что-то уловив в глубине его души, она устроилась у него на коленях и позволила слегка подвернуть колки. Ей было интересно: о чём он хочет сейчас играть? Впрочем, она уже решила, что исполнит свою партию для этого странного человека с огромными коровьими глазами, вмещающими в себя всю скорбь Мира. Немного понежившись в руках музыканта, Мэри заговорила.

В комнате воцарилась такая тишина, что стало слышно, как в комнату вошла кошка. Певец и Гитара начали свой рассказ. Вотр Эд пел странную песню на непонятном для большинства гостей языке. Сначала тихо и робко, но затем все более и более эмоционально. Допев до конца, Певец встал с дивана и осторожно поставил на место Гитару. Слегка проведя пальцами по ее округлому боку, как бы благодаря и прощаясь с ней одновременно, быстро повернулся и вышел из комнаты, не дожидаясь реакции слушателей. Спустившись вниз, взял свое пальто и вышел на улицу. Одеваться уже не имело смысла. Сев в машину и затянувшись сигаретой, Певец рванул с места так, будто пытался убежать от воспоминаний. Воспоминания должны оставаться на своем месте. Да и к чему? Настоящее уже стало совсем неплохим, а Будущее обещало быть еще лучше. Вотр Эд ехал на студию записывать свой второй сольный альбом. Его уже ждали. Первый альбом разошелся огромными тиражами, а через пару недель состоится его концерт в Северной столице. Только что позвонил агент и доложил, что билеты распроданы.

Странная песня, прозвучавшая на вечеринке

В тумана плащ вокзал седой, старинный

Рекою бережно тепло одет.

Ночь представляется такой невинной,

Хотя она у всех украла свет.

Я уезжаю, вновь я убегаю.

Огнями Эльма манят миражи.

Вновь, словно Феникс, молча умираю,

Но снова возвращаюсь… подожди.

Туман шутя судьбой моей играет,

В его полах запутаться легко.

Он образ твой в дали мне подставляет.

Но это ложь. Ты очень далеко.

Я уезжаю, вновь я убегаю.

Огнями Эльма манят миражи.

Вновь, словно Феникс, молча умираю,

И снова возвращаюсь… подожди.

В плену иллюзий жить, не просыпаясь,

Как лёд в коктейле, в песнях растворясь.

В мелодий звуки перевоплощаясь,

Хочу собой остаться, не дробясь.

Дно было усеяно осколками древних амфор. Песок постепенно оседал, и вода становилась все более и более прозрачной. Нужно было оглянуться и найти место получше, возможно, что там, где он сейчас находится, небезопасно. Но пока песок не осядет окончательно, об этом нечего даже и думать. Нужно просто полежать и успокоиться. Что же это всё-таки было? Ведь ничто не указывало на такие перемены. Обычная тихая жизнь устойчивого сообщества. Еды было много, никто не жаловался, соседи вполне доброжелательно относились друг к другу, свято соблюдая законы общежития. И вдруг… Собственно, всё, что он мог сейчас вспомнить об этом, укладывалось в одну ноту – дикий вихрь, сорвавший его с места. Его бешено крутило и бросало из стороны в сторону. Давление воды увеличивалось, грозя раздавить и смять. Было очень важно не дать мышцам ослабнуть. Главное – не открыть рот, иначе конец. Потом его куда-то швырнуло, внезапно всё успокоилось, и он оказался здесь. Теперь просто ждать. Интересно, сколько метров воды отделяет его от солнца?

Там, где он родился, всегда было тепло и очень солнечно. Здесь тоже тепло, но солнца гораздо меньше, он чувствовал это даже с закрытыми створками. Все-таки нужно рискнуть. Он постепенно ослабил мускул и приоткрыл рот. В рот тут же попал малюсенький камушек и забился внутрь. Проклятие! Он всегда этого опасался. Что теперь делать? Он напряг тело, пытаясь вывернуться наизнанку, высовывая то одну, то другую часть из раковины. Бесполезно, камушек только забивался еще дальше. Утомившись от этой бессмысленной борьбы, Птериа медленно закрыл створки раковины и перевел дух. Ладно, придется с этим жить. Слава Создателю, камушек оказался почти круглым и не очень большим. Значит, на то, чтобы затянуть его слоем защитного вещества, уйдет не так много сил и времени. Он опять приоткрыл створку и осторожно втянул внутрь немного воды. Вкус был приятным. Оглядевшись по сторонам, перл заметил кусок какой-то мраморной статуи, вполне приличной по размерам и форме для его нового дома, и надёжно прикрепился к самому выгодному участку. Глубина составляла более тридцати метров. Немного необычно, но зато менее опасно. В общем, можно было считать, что ему повезло.

Никто из обитателей уже не помнил, сколько времени прошло с того злополучного тайфуна. Жизнь за эти десятилетия давно наладилась и вошла в свою привычную колею. Единственным сильным переживанием Птериа за все это время была смертельная схватка с Морской Звездой. Но и тут всё окончилось вполне благополучно. А между его створками росла замечательная жемчужина. Он научился разговаривать с ней, слушать и слышать ее тихий голос. Голос его Души. Она была поистине прекрасна. Очень крупная, совершенной формы, редкого голубого цвета, который мог меняться, принимая то сероватый, то зеленоватый оттенки, в зависимости от настроения перла. Она была нежной и твердой. Он знал, что такой нет больше ни у кого. Раковины-соседки, рискуя быть съеденными, время от времени подползали поближе к нему, предлагая помощь в продолжении рода. В принципе, он был не против. Иногда длинными темными ночами он думал о них… Но нет, этого нельзя допустить, ведь для этого придется приоткрыть створки чуть шире, чем обычно, а тогда кто-нибудь может узнать о том, что у него есть жемчужина.