Шрифт:
Дядя Люсик молча протянул царевне свиток с подписанной Верховной царицей амнистией.
Ефросинья читала долго. Видимо, перечитывала и одновременно думала. Сомнений или отчужденного неприятия на лице не возникло, только замешанная на собственных заморочках глубокая сосредоточенность.
О том, в какую сторону кренились главная мысль Ефросиньи, можно было понять еще из вырвавшихся на лестнице слов. И вот прорвало:
– Чапа – уже не Тамарин, такой семьи больше не существует. Что из этого следует? Он временно свободен от обязательств. Я хочу это исправить. Возраст еще не позволяет подать заявление в храм, но я требую, чтобы отныне Чапа, бывший невестор Тамарин, считался объявленным невестором Ефросиньиным.
Братья царевны перестали жевать и застыли с открытыми ртами.
– Чьим быть Чапе, – спокойно ответил дядя Люсик, – будет решать Верховная ца….
– Кстати, – перебила что-то надумавшая Ефросинья. Ее взгляд перескочил на Малика, выражение глаз изменилось: в них появилось нечто новое, с разгорающимся огоньком и чертиками в разворошенном омуте. – Я хочу, чтобы амнистированный разбойник Малик Носатый отныне и навсегда, для всех и каждой тоже назывался невестором Ефросиньиным. Это официальное заявление, и да будет так. Пусть мама узнает, что усилить семью можно даже не выходя за стены башни.
На лице довольной собой царевны расцвела победная улыбка.
Глава 3
Где-то поблизости – не в обеденном зале, а, скорее, на лестнице или в соседних помещениях – верещал, жалуясь на жизнь, звонкий сверчок. В окошки-бойницы с шорохом задувал ветер. Было слышно, как в поселке за внешней стеной женский голос истерично отчитывал нерадивого мужа. А когда Иона потер ладони, от неожиданности все обернулись на него, отчего парнишка жутко покраснел.
Долгую паузу нарушил дядя Люсик:
– Делать судьбоносный выбор лишь для того, чтобы угодить маме или доказать ей что-то…
Ефросинья скривилась, будто вместо апельсина грейпфрут откусила, но ответить не успела и тоже застыла с открытым для возражения ртом, поскольку в разговор внезапно встрял Малик.
– Если мне дозволено будет сказать, – медленно и весомо проговорил он, – то я хочу поблагодарить царевну за мудрый выбор и поддержать в нем. Она – будущая глава семьи, ее надежда и опора. Царевна Ефросинья уже сейчас руководствуется в решениях не личными хочушками, а общими интересами, и это говорит о многом. Я вижу в молодой царевне огромный потенциал. Мое мнение в этом вопросе – это, конечно, не самое главное, но прошу учесть, что я готов подождать, сколько требуется, чтобы в качестве одного из будущих мужей помочь ей достичь вершин, которых, нисколько в этом не сомневаюсь, она заслуживает. – Малик положил ложку в опустевшую тарелку и поднялся во весь чудовищный рост, отчего показалось, будто в холмистой местности землетрясение вытолкнуло из недр грозный каменный пик. – Мне лестно внимание юной царевны к моей скромной персоне. Я готов делом доказать, что ее выбор – мудр и оправдан.
Когда дело касалось чего-то важного, Малик умел находить нужные слова. Наверное, потому он и стал вождем – не за силу мышц, которая в избытке встречалась у многих, а за силу слова, сказанного нужным людям в нужное время.
Удовольствия на лице Ефросиньи хватало, чтобы на пару веков сделать счастливыми несколько стран средних размеров.
– Мне приятно это слышать. – Она оглядела пустые тарелки на столе и тоже поднялась. – Мой избранник покажет нам свой меч?
Достаточно было приказать, но царевна спрашивала. И у меня возникло подозрение, что она хочет сказать больше, чем говорит.
– Мой меч всегда к услугам моей госпожи. – С прижатой к груди рукой Малик низко поклонился.
В самой нижней точке он чуть повернул голову и подмигнул мне. Я выпятил нижнюю челюсть, стараясь соорудить на лице максимально суровое выражение. Только бы не засмеяться.
События повернулись так, что обо мне забыли. Ничего лучше не придумать.
Для меня – да. А для Малика…
Ежкин кот, да он же смотрит вперед дальше нас всех!
Отличный ход. Отныне Малику и любым легальным спутникам, которые будут его сопровождать, вход в башню, где живет Шурик, открыт. То, от чего я всеми конечностями отбрыкивался, нам оказалось нужно. Малик взял удар на себя.
Глядевшая со своей внутренней колокольни, Ефросинья просто сияла от счастья. Она видела случившееся по-другому.
Другое дело, как намерение о помолвке с бывшим вождем разбойников воспримет царисса Анисья. Никто не гарантирует, что позже не придется пожалеть. Ну, это позже. Сейчас маневр Малика дал нам еще один шанс вернуть Шурика с минимальными жертвами, а то и без них. У дяди Люсика выпрямилась спина, глаза заблестели. Он тоже склонился в поклоне:
– Я рад, что все так удачно устроилось.
Иона, Брячислав и Антип вскочили:
– Ну пойдемте же уже!
Походкой коронованной императрицы Ефросинья вышла из обеденного зала первой, все остальные последовали за ней.
В нашей комнате Малик попросил мальчишек принести ему стоявший около стула меч. Они бросились втроем, старший распихал мелких и, одной рукой взявшись за рукоять, а второй едва удерживая тяжелую ношу на весу, подал ее владельцу. В руках Ионы оружие больше походило на вырванный из земли столб, если сравнивать масштабы мальчика с этим мечом и Малика со столбом.