Не знаю как, но я это почувствовал. Не было ни звука, ни движения воздуха, но я понял, что кто-то стоит в самом начале длинного коридора! Я одной шеей обернулся на Сашку. И он мне кивнул в ответ. Он тоже почувствовал чьё-то присутствие.

Первый по ходу боковой проём находился в шести-семи метрах от начала коридора. Мне нужно было подпустить врага ещё метра на три. Я мысленно сосчитал до пяти и метнул гранату. Звук металлического бочонка, покатившегося по каменному полу, прорезал тишину. И эта тишина, словно перекачанный шарик, лопнула целой какофонией звуков! На треск автоматной очереди наложилось многократное свистящее чирканье, которое сменилось вскриками и звуками падающих тел! Ещё несколько минут из коридора слышались возня, хрипы и стоны, перемежающиеся «факами» и «омайгадами». А потом всё стихло.

Я ещё минут пять слушал тишину, пока не решился выглянуть в проём. В коридоре в метрах двух друг от друга лежали два человека. На них были чёрные камуфляжные костюмы, армейские ботинки и сферические шлемы, закрывающие забралом верхнюю часть лица. У каждого бойца был автомат и дополнительный рожок магазина с патронами. Сначала я подошёл сам, а потом подозвал Сашку и аккуратно передал ему оружие. Автоматы были поразительно лёгкие, словно игрушечные, и когда Сашка их принимал, то не было характерного металлического позвякивания. В каждом из бойцов мы насчитали с пяток ранений. Они погибли от собственных пуль, срикошетивших от стен Бункера. А стрельбу их спровоцировала моя граната, которая целёхонькая лежала между ними. Вадик, гад, подсунул мне не боевой экземпляр! Но оно было к лучшему. Бункер убедительно показал, что использовать внутри него оружие выйдет себе дороже!

Камуфляж обоих бойцов пропитался кровью, и из-под каждого натекли красные лужи, которые в зеленоватом свечении Бункера смотрелись жутковато. Я нагнулся у изголовья первого трупа и откинул забрало шлема. Потом осторожно, чтобы не наступить на кровь, перешёл ко второму и тоже открыл его лицо. Оба покойника были азиатами. Неужели китайцы?! Я даже живо представил: мы с Сашкой выходим из Бункера, а всю ложбину, насколько хватает глаз, занимают ровные ряды терракотовой армии! Но это видение было недолгим. Я вспомнил предсмертные стоны бойцов, их хрипы и ругательства. Это точно были не китайцы. Они проклинали свою участь на языке Микки Мауса, а у любого человека последние в жизни слова могут быть только на родном языке!

Я закрыл им глаза и вернул положение забрал в исходное состояние. У обоих на лобных частях шлемов были установлены миниатюрные камеры, которые крепились пластиковыми фиксаторами. И мне пришлось немало повозиться, чтобы их отцепить. Камеры были одинаковые, кроме глазка объектива и тонкого плоского разъёма на них ничего больше не было: ни кнопки включения, ни светодиода индикации. Похоже, они всё это время работали на запись. И если к ним подобрать подходящий шнурок, то тогда удастся посмотреть видеохронику их последнего задания. И возможно, увидеть их базу на Земле и тех, кто их сюда послал!

Я убрал камеры в карман и посмотрел на часы. Уже пора было возвращаться. Но снаружи могла ждать вторая группа рейнджеров! Я вернулся к ближайшему трупу и пощупал не испачканный кровью край камуфляжа. Их одёжка была тонковата и явно не рассчитана на синий зной. Значит, придётся потерпеть и выходить из Бункера мы будем через пятнадцать минут после восхода! Наши новые «друзья» здесь не впервые, поэтому тоже знают, что с синим солнцем шутки плохи. И выбираться из ложбины, этой естественной «кастрюли», они начнут ещё по сумеркам. Лишь бы приветов в виде мин и растяжек не оставили, но тут уж синий свет нам в помощь: «Поспешай, да не плошай!»

С автоматами наизготовку мы вышли из Бункера. Я шёл спереди, а Саша за мной. Видимость по-прежнему была отличной. «Копейка» стояла на том же месте. Осмотревшись, я убедился, что в ложбине нет ничего подозрительного. А возвращаться мы стали длинным путём – по катетам воображаемого треугольника – сначала вдоль края ложбины, а потом по прямой к машине. В середине первого отрезка пути мы миновали небольшую воронку и часть склона, изуродованную взрывом.

Глаза заливало потом, и я как мог всматривался себе под ноги, но ничего кроме редкой травы, песчаного грунта и маленьких камушков не примечал. До самой машины мы шли спина к спине, как тянитолкай Чуковского. Только я шёл задом наперёд, держа на прицеле пологий склон возвышенности над ложбиной. Наконец, мы ввалились в парник салона, и «копейка», насытившаяся ультрамариновой энергией, перенесла нас в хмурое зимнее утро. «Хочешь полюбить русскую зиму? Спроси меня как!» – я пошутил про себя, вынимая ключ зажигания и конденсатор.

3

В городе мы заехали в хозяйственный магазин. Там я купил два дождевика и штыковую лопату, чем немало позабавил продавщицу и подсобного рабочего, который тёрся возле неё. Дома мы наскоро позавтракали и легли спать. После пережитого стресса нужно было взять часов пять-шесть полноценного отдыха, а ночью снова предстояло «прыгать». Проснулся я в три часа дня, а минут через сорок поднялся Сашка. На обед, он же ужин, нам бог послал густую наваристую кашу, которую мы запили: я крепким кофе, а Сашка тёплым чаем. Подкрепившись, мы быстро собрались.

По пути на РММ я всё думал о логике действий тех рейнджеров, трупы которых сейчас лежали в Бункере. Конечно, из меня ещё тот эксперт, учитывая мой личный опыт организации и ведения диверсионно-разведывательных операций. Но всё равно они вели себя странно, как-то не «по-пиндосовски» что ли. На мой недлинный век выпало уже несколько войн, которые победоносно провёл «оплот демократии» по всему миру. И все они, как под копирку, были по одному сценарию: дистанционное избиение младенцев. Сначала массированные авиационные и ракетные удары приводят противника в чувство, а потом в руины заходит ограниченный контингент со звёздно-полосатыми шевронами на рукавах.