Странник, будто только того и ждал, когда подоспеют его последователи, стал спускаться с возвышения.

Две группы людей смешались и выстроились в несколько рядов вокруг щита, на котором покоилось тело Л*. Тогда почему-то никого не удивило, что этот пророк – по слухам – проследовал прямо к нему. Чего все ждали? Ответ был ясен с того момента, когда появился странник.

Чуда.

Все ждали чуда. Им хотелось своими глазами удостовериться, что чудесное и загадочное не совсем покинуло землю нашу: были же времена (по крайней мере, так говорят), когда дороги были гладкими и ровными, и по ним ездили повозки, которые даже запрягать не надо было. Да и дома, говорят, были такими странными, что возвышались чуть ли не на десятки человеческих ростов над землею (хотя совершенно непонятно, как в таких можно было жить!) и так далее, и тому подобное. И где все эти чудеса?

Стосковался народ наш по чудесам, поэтому-то так просто его обмануть и провести. Порою знаешь, что вот, – это обман, но нет же, все равно доверяешься, и тебя, в который раз, ловко объегоривают.

Да, все ждали чуда, поэтому затаили дыхание и старались даже не моргать, чтобы не пропустить чего-нибудь интересного.

В это время человек в лохмотьях распорядился поставить щит на землю и освободить вокруг него достаточно места, чтобы ничто не могло помешать ожидаемому чуду. Все беспрекословно повиновались.

Ничего чаемого не случилось. Никаких странных тарабарских заклятий или же загадочных пассов руками странник не производил. Он просто встал возле щита на колени и положил свою правую руку на грудь покойника. Лишним, наверное, будет говорить о том, что и ветер затих в эти мгновения; однако в тот же самый миг показалось солнышко, которому тоже не терпелось увидеть чудо.

Того, что произошло дальше, не ожидал никто. Не предвидел такого поворота событий, скорее всего, и сам странник, но обо всем по порядку.

Произошло едва уловимое движение поверх голов. Все стали оглядываться и озираться, да только так никто ничего и не понял. Затем появился звук, которого как бы и не было, но все знали, что он есть. Его чувствовало не ухо, но все существо человеческое. Это был крик, но произведенный на столь высоких частотах, что головы пронзила раскаленная игла.

Тогда самые робкие бросились прочь из леса, подальше от всяческих чудес. Далее все пошло по нарастающей. Воздух вокруг странника загустел, и был почти виден глазами. Сам человек, решившийся совершить это чудо, был бледен, как смерть, и руку его, лежащую на груди Л*, било крупной дрожью. На лице бородача выступили громадные капли пота. Все говорило о том, что он не может справиться с силами, которые вызвал.

Затем над грудью Л* образовалась воронка, в которую вбирались частички некой субстанции, носившейся в воздухе.

Одни не могли оторвать глаз от этого зрелища, другие же, наоборот, бежали, куда глаза глядят, только бы не видеть всех этих кошмаров. Между тем звук ни на мгновение не прекращался, более того, он стал переходить в уровень слышимости, и первые же, кто его услышали, попадали ниц и стали расползаться во все стороны.

Если бы кто-нибудь еще мог смотреть вокруг, то ему показалось бы, что от солнца со страшным треском откололся кусок и упал прямо в воронку, закрутившуюся над Л*.

Уста мертвеца раздвинулись, и он издал жуткий нечеловеческий крик, который и стал конечным выражением звука, появившегося некоторое время назад.

Все участники процессии и последователи странного учителя, которые не убежали раньше, убежали теперь, только сам странник все еще сидел возле щита. Взгляд его напоминал взгляд путника, который очень долго шел по пустыне, потом увидел воду, а когда подошел к ней, понял, что это мираж. В лице, заросшем густой растительностью, смешалось сразу столько эмоций, что и разделить их между собой было трудно. Там была растерянность и в то же время ярость, вызванная осознанием собственного бессилия. Там была горечь, был гнев на самого себя, было, в конце концов, удивление. А в глазах стояли слезы, вызванные крушением представлений о себе и мире. Странник в одно мгновение стал гораздо старше и приобрел ореол вселенской мудрости, но было слишком поздно, чтобы ею воспользоваться.

Воронка, с бешеною скоростью вращающаяся над грудью Л*, стала расширяться, увеличиваясь прямо на глазах. Она черпала энергию жизни, пользуясь всем, что находилось рядом.

Непередаваемая словами мука была начертана на лице чудотворца, потому что он почувствовал, как теряет все свои силы и соки.

В следующее мгновение он упал замертво, так и оставив свою руку на груди покойника. Хотя Л* уже был не так мертв, как прежде. Во-первых, он продолжал кричать, будто у него вместо легких стоял мощный насос, а, во-вторых, гримаса адских мучений перешла на его лицо, словно он взял маску у странника, которому та была уже ни к чему.

Через секунду всё было кончено. Если бы сторонний наблюдатель окинул бы сейчас окрестности свежим взглядом, то, возможно, и не заметил бы ничего странного, кроме разве что двух бездыханных тел, лежащих посреди развезённой дождями дороге.

Впрочем, об одном из них уже нельзя было сказать, как о бездыханном. По крайней мере, грудь того, что лежал на щите, поднималась и опускалась, что обычно говорит о наличии дыхания. Оно было неровным и отрывочным.

Все остальное выглядело обыденным: солнце взошло окончательно, а лес шелестел, перебирая листьями на легком ветру. Небо было чистое и прозрачное. Вот именно тогда, когда стоит такая погода, всё выходит из депрессии, прощается с грустными мыслями и начинает новую жизнь.