Аристарх устроился следующим образом: комната была окончательно превращена в кабинет, а вещи перекочевали на кухню. Здесь же – в «кабинете» – стоял электрочайник, заварник и кружка; где-то в ящике валялась жестяная миска с крышкой; на полу стояли ящики с супами быстрого приготовления, чаем, сахаром и сигаретами. Рядом – мусорное ведро со сменными пакетами. По вечерам писателю обычно присылали еду из ресторана, благо, это он мог себе позволить. Стиральная машина работала только тогда, когда надеть было уже нечего…

Центром тяготения жизни писателя стал компьютер, на котором буква за буквой появлялся новый роман.

За всё время, прошедшее с того утра, с которого и началось повествование, Аристарх ни разу не вспомнил о своей жене, словно время, когда он был с ней, стало другой жизнью, или… сном? По крайней мере, сейчас писатель был полностью погружен в свою работу: он всегда «видел» то, о чём писал.

Но следует вернуться к роману.

* * *

Что это был за роман? – О, сейчас таких тысячи, десятки тысяч. По выражению Ницше, стола, бумаги и пера достаточно, чтобы написать книгу, жаль только, что сейчас думают: стол, бумага и перо – ВСЁ, что нужно для написания книги. В наше время пишут все, кому нужны деньги, но кто не хочет, не может, или не умеет заниматься чем-нибудь стоящим. Может быть, этот роман и превосходил другие со стилистической стороны, но, по сути, это был тот же ширпотреб.

«– Ты так красива, – сказал он.

– А любишь ли ты меня так, как я люблю тебя? – спросила она, покачиваясь от возбуждения, когда он накручивал прядь её светлых волос на палец».

Вот, чем примерно был этот роман. Загадкой остаётся то, почему люди читают это, да ещё получают удовольствие.

Впрочем…

* * *

Всё закрутилось на восьмой день после начала работы над романом. Первые пять дней Аристарх отходил от компьютера только для того, чтобы поспать, но потом решил, что так нельзя, и перед сном необходимо прогуливаться.

Вот это самое «перед сном» не стоит понимать превратно, как «вечером». Писатели такой народ, что зачастую работают ночью. Ночь – это союзница истинных творческих натур, поэтому «перед сном» зачастую оказывалось или исходом ночи, или утром.

Шестой и седьмой день казались обычными, и прогулка перед сном придавала сил и творческих мыслей, но вот и восьмой день…

Когда Аристарх вышел на улицу, начинался пятый час утра. Всё переливалось под первыми несмелыми лучиками солнца. Город казался вымершим, но непривычно светлым. До твёрдого рассвета ещё далеко, и призрачность окружающего бросалась в глаза. Это время поэтов, но некоторые писатели тоже чувствовали себя в это время нужными и предназначенными для каких-то высших целей…

Писатель шёл и цепким взглядом замечал каждую тонкость прекрасного утра. Внезапно его глаза остановились на скамейке, стоящей возле дороги.

Представшая картина заставила его удивиться: вокруг никого, а на скамейке стоит древний будильник.

Корпус его был выполнен, по-видимому, из бронзы и представлял собой весьма затейливое переплетение различных лепесточков, стебельков и цветочков. Сверху у него была дуга с двумя прикрепленными к ней колокольчиками, а посередине из корпуса выглядывал миниатюрный молот.

Аристарх, заинтересовавшись вещицей, подошёл к скамейке и сел. Затем взял в руки будильник и стал рассматривать его более подробно.

Первое, что бросилось ему в глаза, – часы в рабочем состоянии и тикают, но, тем не менее, время показывают не верное. Половина двенадцатого – говорили стрелки, находясь в противоположном отношении друг к другу. Реальное время было половина пятого.

Второе: часы были предназначены для того, чтобы выполнять функцию будильника, судя по колокольчикам-наковальням и молоточку, но в часах напрочь отсутствовала установочная стрелка. То есть по сути дела будильник мог сработать тогда, когда ему заблагорассудится.

Третье и последнее: на корпусе вообще отсутствовали намёки на какие-либо средства подзаводки, и это было самым странным в них.

Аристарх жуть как любил разные странности, тайны и несуразности, поэтому, оглянувшись ещё раз по сторонам и никого не увидев, быстро запихнул занимательную вещицу в карман плаща.

Дома он поставил будильник рядом с компьютером, после чего отправился спать.

***

Проснулся писатель в конце дня с чугунной головой. Первый взгляд был брошен на часы.

Одиннадцать.

Быстро прикинув в уме, сколь долго находился в объятиях Морфея, он понял, что те вдобавок ещё и спешат.

Затем мысли писателя перекинулись на работу. Однажды он подметил такую интересную вещь: когда пишешь не то, что требует выхода, то попутно в голове роятся мысли иных категорий. Сейчас, например, когда он набирал на клавиатуре очередной ахинеистический диалог, то думал о количестве экземпляров, которым разойдётся новый роман. О примерном количестве слов и даже о том, сколько будет стоить одно слово, напечатанное им. Раньше, когда он писал глубокие, но никому не нужные рассказы, такого с ним не случалось. Все его мысли были поглощены тем, что он описывал.