Шрифт:
Бутырцев методично читал лекцию для своего спутника. Сыпал именами, датами, пунктами договоров. У юного мичмана голова шла кругом. Он давал присягу Государю, он принимал Договор, он готов был умереть за Веру, Царя, Отечество, Дело Света. Но ему и в голову не приходило, что его подвиг будет связан с таким запутанным клубком гордиевых узлов. Куда как проще командовать вверенными тебе орудиями на деке линейного корабля, стоя под градом неприятельских ядер и бомб. Вообще-то он в бою еще не бывал, но в практических плаваниях со стрельбой участвовал…
Бутырцева к концу обозрения большой политики одолела досада – в результате всех этих неразумных ходов самодовольных деятелей, начиная с Николая Павловича и заканчивая продажными турками и московскими магами, он, Бутырцев, вынужден трястись в этой повозке по пыльной дороге в Севастополь. Учить мальчишку Светлого уму-разуму. Думать о том, где взять свежих лошадей или найти корм для выбившихся из сил коняг, которых Шаркан соизволил переместить в Крым. Трястись? Вообще-то сейчас стоим, как и всегда, – дорога узкая, сплошные телеги, возы, фуры, повозки, конные эскадроны, пешие ротные колонны. Возницы орут, курьеры орут, ишаки орут – воистину Содом и Гоморра. Только татарские верблюды спокойно жуют свою жвачку.
Глава 3
– Лев Павлович, смотрите, Иной, – Нырков вполголоса отвлек стратега от высоких дум.
– Где? – покрутил головой Бутырцев, возвращаясь к действительности.
– Вон же, прапорщик на фуре с ядрами впереди нас. Светлый… Уровень не могу определить…
– Четвертый, – ответил Темный маг, не раздумывая. – Аура спокойная, нас не видит. Пройдитесь-ка, Филипп Алексеевич, поговорите с собратом по Свету, заодно и ноги разомнете. А то вы на казенных харчах за пять дней нашего путешествия нешуточно раздобрели.
Обиженный подначкою Нырков резво спрыгнул с повозки в белесую крымскую пыль и уже собрался было пойти вперед, но Бутырцев остановил молодого мага:
– Подождите. Пожалуй, пройдусь с вами, надо нам свой статус явить подопечным Иным.
И продолжил, отвечая на невысказанный вопрос Филиппа:
– Не забывайте, что мы – дозорные. Нам надо учесть всех русских Иных в Севастополе и в армии, объявить им о надзоре за соблюдением Договора, о невмешательстве в дела людей…
– Все ясно, – буркнул Нырков, досадуя на Темного, – сейчас мы ему крылья подрезать будем.
Прапорщик, молодой человек лет двадцати по виду, в пропыленном мундире, с забинтованной головой сидел рядом с фурштатским солдатом на передке тяжело груженной ядрами фуры, беспечно насвистывая незамысловатый мотивчик. Мысли его были спокойны и размеренны, он совсем не заметил, как к нему подошли дозорные. Он вздрогнул, когда Бутырцев обратился к нему:
– Господин прапорщик, позвольте поинтересоваться…
– Что вам угодно, господа? – поскучнел лицом офицер и неторопливо слез с фуры.
– Прапорщик четвертой роты второго батальона Минского полка Родимцев, – представился он. Постороннему человеку было бы непонятно, с какой стати он сделал это, ведь перед ним стояли всего лишь мичман и господин в партикулярном платье, возможно, в чинах, но сейчас явно не при исполнении.
– Мичман Нырков, – представился высокий темноволосый юноша и вполголоса добавил: – Светлый, севастопольский Дозор.
– Коллежский советник Бутырцев, Темный, начальник севастопольского объединенного российского Дозора, – подошедший худощавый господин говорил громко, очевидно, прикрыл разговор от посторонних глаз.
Родимцев с удивлением посмотрел на магов, он впервые слышал об объединенном Дозоре. Разве это возможно? Но перед ним стояли Темный, явно немалой силы, и слабый Светлый, чуть моложе его самого, но вряд ли выше по степени. Немного робея и смущаясь, пехотный офицер признался:
– Извините, господа, я не знал о таком Дозоре. Я что-то нарушил? Извините еще раз, я Иной недавнего посвящения, Светлый, пятого уровня…
– Уже четвертого, господин прапорщик… – перебил его Темный.
– Юрий Николаевич, к вашим услугам, – стушевался пехотный. – Как же это вышло, что я уже на уровень выше поднялся?
– Лев Петрович, – в свою очередь назвался Бутырцев, не ответив на вопрос.
– Филипп Алексеевич, рад знакомству с боевым офицером, – искренне добавил Нырков.
– Давно ли участвуете в кампании? – спросил Темный.
– Почитайте, с самого начала, с Альминского дела. Получил контузию, проходил лечение в госпитале в Бахчисарае, признан выздоровевшим, возвращаюсь в полк, – отвечал прапорщик, лихорадочно пытаясь понять, чего от него желает грозный Дозор.
– Не врите, Юрий Николаевич, – добродушно сказал Бутырцев, – врач велел вам еще неделю не вставать, долечиваться, а вы из госпиталя самовольно ушли. Я же вижу…