Но Костя слукавил. Пока он быстро перебирал пальцами в плавающем окне Консоли, внезапный удар пришёл с неожиданной стороны, откуда получить его было больнее всего. Вся моя жизнь и все мои действия были направлены только для одной цели – служить Системе, защищать людей и вести их дорогой к светлому будущему, которое мы все заслужили после стольких лет блужданий по котлам ада. Я ценил свою роль незримого проводника больше всего в жизни. Пока я стоял в кабинете Вергилия и смотрел на его рассерженное лицо, пока ждал смерти, как мне тогда казалось, неотвратимой, я всё равно был скорее разочарован всем случившимся, чем напуган. Я столько раз смотрел в бездну и чувствовал на себе холодное дыхание смерти, что где-то там, на той стороне нашего существования, в мрачной холодной пустоте уже и не надеялись на жаркое рандеву со мной. Поэтому я был спокоен. Но когда Плотников стал отрывать от меня то единственное, что я любил и ценил в этой жизни, только тогда пришла настоящая боль, которая была намного хуже боли физической, и только тогда пришёл настоящий страх. Шёлковые цепи моего долга рвались в сознании, и с каждой порванной струной, связывающей меня со Стражами, во мне умирала частичка души, та единственная, что ещё могла любить. Это ужасное чувство, будто бездушный хирург засунул в меня свою руку и медленно, с жестоким садизмом вырывал из моей груди всё, что делало меня человеком. Они забирали то единственное, ради чего я жил: мой долг, моё служение и силу. Взамен они предлагали только пожирающую меня изнутри пустоту, к которой невозможно привыкнуть. Они сделали меня сиротой. Мой мозг, как безутешная кошка, что ищет своих утопленных котят, он буйствовал, алкал свою потерянную часть и молил меня вернуть утраченное. Да, я действительно осознал, что на самом деле чувствовал Икаров, и лучше бы я погиб, сражаясь за свои идеалы, чем вот так оказаться выброшенным на улицу ещё одной бесполезной единицей общества.

– Вот и всё, можешь выдохнуть, – сказал Плотников и отошёл в сторону. – Т-ты как, живой?

В глазах у меня всё плыло, голова обиженно гудела, а ноги налились свинцовым грузом, но при этом я старался выглядеть непоколебимым.

– Всё нормально, – прохрипел я от пересохшего горла.

– Вот и отлично, – с небольшой неловкостью сказал Вергилий со своего места и ободряюще хлопнул ладонями по столу. – Тогда не тяни, Стил, и расскажи старшему Технику про свои видения и новых призраков.

Плотников резко изменился в лице, округлил глаза от испуга и в изумлении поднял брови.

– Что, опять?! – воскликнул он.

Но я в это время мало понимал, что от меня хотят. Я плавал в киселе из собственных мыслей, охваченных настоящим бунтом против своего хозяина, пытался совладать с нагрянувшим тягучим и липким ощущением безудержного страха и беспомощности, я боролся с желанием сделать какую-нибудь невероятную глупость. Я поднял правую руку, посмотрел сквозь мутную пелену перед глазами на своё запястье, откуда исчезли три полоски, что были единственной отличительной чертой Палача, моим пропуском в будущее, и меня повело назад под грузом собственного отчаяния, я пошатнулся и чуть не повалился на спину.

– Стил! – Хранитель вскочил с кресла и затем рявкнул Плотникову: – Что с ним?

– Я сейчас, всё нормально… голова кружится, – в пустоту ответил я, пытаясь прийти в себя.

– Это, н-нормально, – заикаясь, подтвердил Плотников. – Так бывает после нейрораспределительного вмешательства. Мозгу нужно время, чтобы смириться с утратой части связей, свыкнуться со своим новым положением.

Старший Техник виновато отошёл в сторону и одёрнул воротник своего халата, чтобы скрыть замешательство и стеснение.

– Да всё нормально, говорю же, – прохрипел я, после чего попытался взять себя в руки, встрепенулся, размял ладони и встал обратно рядом с Плотниковым.

– Ну, коли так… – Вергилий несколько успокоился и сел обратно в своё кресло.

– Так что там с этими… с привидениями? – нетерпеливо спросил меня Плотников, сверкая глазами.

Я безучастно посмотрел на сгорающего от любопытства Плотникова, потом поймал на себе взгляд Вергилия, вновь ставший холодным и отрешённым, и тяжело вздохнул, перебарывая в душе стойкое желание выбежать из кабинета и уйти туда, где я буду один, где мне дадут время поразмыслить, осознать пережитое и смириться со своей участью. С другой стороны, мне рьяно хотелось покончить со всем этим, сбросить с себя тяжкий груз предательства, это тяжкое бремя человека, которого все ненавидят и порицают. Поэтому с маленькой искоркой энтузиазма в общем пожарище пренебрежения я решил рассказать всё, что знал сам.

– Когда я зашёл на склад, – тихо начал я, моё горло всё ещё хрипело от сухости, – то сначала застал там только Кукольника и был точно уверен, что на складе больше никого нет.

– Прости, а почему ты был так уверен? – поинтересовался Плотников, но потом осёкся, увидев мой ненавидящий взгляд в ответ. – Всё-всё, понял, п-продолжай. Что дальше?

– Дальше он сообщил, что со мной хочет поговорить кто-то, кого он представил как своего начальника или главного, не помню точно. Он сказал, что этот человек стоит за всем происходящим в Системе. После этого из темноты внезапно появился юноша, молодой такой, почти, как ты, Костя.

Плотников недовольно скривился.

– А почему он решил с тобой встретиться? Почему именно тебя решили представить своему главарю?

– Да не знаю я! – воскликнул я, потом повернулся к Вергилию и повторил снова: – Не знаю! Это же Кукольник, я сам не понимаю его игр и тайных замыслов. Возможно, он решил меня подставить, воспользовался моментом слабости.

– Так зачем ты один туда попёрся? – не выдержал Костя и выпалил главный вопрос, который его волновал всю дорогу до кабинета. – Почему не сообщил, не позвал на помощь?

– Этого я тоже не знаю, – ответил я и поник головой. – Может, хотел стать героем, доказать свою нужность, а может, эгоистично желал добиться чего-то сам, ощутить вкус собственного величия и самолично узнать все секреты.

– Ладно, ладно… так что это был за юноша, опиши его?

– Сложно сказать, Костя. С виду он как мальчик с обложки дешёвых девчачьих журналов. Ну этих, ты знаешь… Где обычно показывают улыбающихся мужчин в престижных костюмах, что манят заблудшие женские души. Вот этот парень был таким же, с постоянной улыбкой, вечно всем довольный, эти розовые щёчки, накрахмаленная рубашка, брюки, ботинки, вся эта снисходительная стать офисного короля. Такие бывают разве что в этих самых журналах о красивой жизни в офисной неволе или в фильмах про бытие планктона. Он был словно искусственный, неживой, как красивая картонная реклама у входа в бизнес-центр. Какой из него предводитель Кукловодов? Он скорее сам был похож на…