Феликс не спрашивал разрешения, а играл со мной, он прекрасно знал, как действовал его голос на меня. Я была безоружна перед ним и покорна. Медленно приподняв подол, Феликс умудрился огладить мои ноги везде, даже между ними, лёгкой и быстрой лаской. Я трепетала от предвкушения. Сняла туфли, которые гулко упали рядом на дно кабины.

— Хочешь меня раздеть? — шепнул любимый, жадным взглядом охватив моё тело, прикрытое лишь нижним бельём.

Я не задумывавшись кивнула. Хотела ли я? Лучше бы спросил, могла ли. Руки так нещадно дрожали, что элементарно расстегнуть его рубашку удалось с трудом. С ремнём на поясе пришлось и того хуже. Но Феликс терпеливо ждал. Он опирался руками по обе стороны от моей головы и любовался мной. Его взгляд ощутимо ласкал моё лицо, и я смущалась, но упрямо расстегнула его брюки. Поймала его обжигающий взгляд и стянула их вниз, а Феликс с улыбкой прошептал:

— Ты такая красивая.

— Ты тоже красивый, — сделала я ему комплимент, ласково и смело обхватив эрегированную плоть. Меня словно током пробило.

— Виола, сначала раздень меня полностью, потом поиграешь.

Феликс уверенно отстранил мою ладошку, а я усмехнулась. Он был прав. Лучше снять с себя ограничения приличия. Обнажиться полностью друг перед другом, чтобы ничто не мешало предаваться любви.

Когда я сама сняла с себя бельё, Феликс убрал наши вещи на полку и закрыл дверцу вместительной кабинки. Неистовство охватило нас, стоило лишь кончикам пальцев соприкоснуться. Мы переплели наши пальцы. Подняв руки над моей головой, Феликс вжал меня своим огромным телом в холодную стенку кабинки. Он брал меня своим языком так яростно и страстно, что я плавилась и уже готова была кончить всего лишь от поцелуев, ощутив, как тесно прижалась его разгорячённая плоть.

— Как же я соскучился, ласковая моя, — шептал мне Феликс, а я стонала, извивалась для него, низ живота горел в огне, и всё что мне нужно было — это он во мне.

Его жадные губы блуждали по моему лицу, клеймили кожу на груди и плечах. Я, запрокинув голову, слизывала капли воды, стонала, когда Феликс искушающе томно ласкал мою грудь. Бёдра двигались в своём ритме пламенного танца, и я готова была рычать от натянутых нервов, я хотела разрядки, хотела окунуться в экстаз с головой. Но всё было слишком медленно, пронизывающе, отдавало болью.

— Феликс, возьми меня, прошу. Я не могу больше ждать.

Но он словно не слышал меня, упивался моим телом, и я злилась, срывалась с остроты ощущений. Он был на грани, я чувствовала это, я тоже хотела оказаться с ним на пике блаженства. Но любимый всё медлил, мучил меня своей нерасторопностью, доскональностью. Он хотел вылизать меня, а я хотела другого!

— Феликс, — требовала, пыталась высвободить свои руки.

— Рано, — отозвался любимый, но я была иного мнения.

Прикрыв глаза, дала себе передышку, чтобы собрать свою волю в кулак, не реагировать на требовательную и волнующую ласку и вспомнить его уроки. Холодная рассудительность гасила возбуждение.

— Возьми меня сейчас же, Феликс. Или уходи.

Я дала ему выбор, так как остро нуждалась в том, что он отказался мне дать. Я слишком долго боялась его потерять, чтобы терпеть сейчас голод своего тела.

Феликс

Альбинос прикрыл глаза, уткнувшись лбом в упругий живот любимой. Его член дёрнулся от холодного приказа. Сладкая дрожь прокатилась по нервам. Возбуждение достигло предела. Феликс медленно поднял взгляд на Виолу и улыбнулся ей.

— Наконец-то, — выдохнул он, и прежде чем девчонка что-то успела понять, впился в её губы жадным поцелуем, а затем, подняв её на руки, вышел из душа.

— Феликс? — робкий голос вернулся к своей хозяйке. Но манаукец знал, что пробудилась та, кто глядел на него сквозь строчки её рассказов. Властная, дерзкая женщина, знавшая, чего хотела и когда. Она пряталась, ожидавшая своего часа, запертая в клетке запретов и стандартности. И Феликсу хотелось познакомиться с ней.

Пронзительная нежность ослепляла мужчину. Сколько еще неизведанных граней хранила в себе любимая. И он готов был протянуть ей руку, помочь раскрыться и не стесняться себя настоящей.

Уложив любимую на кровать и наплевав на то, что намочил покрывало, альбинос накрыл своим телом Виолу, плавно раздвинул её бедра, чтобы пробраться рукой между мягких шелковистых складочек, покрытых тугими кольцами волос.

— Грубо? — тихо шепнул он, напомнив о приказе.

— Да, — шепнула любимая в ответ.

Но он был неправильным, она не готова была принять всю его необузданную страсть. Но приказ есть приказ, да и ему самому хотелось окунуться в жар её тела, что он и сделал пока только пальцами, ощутив, как впились ногти в его плечи.

— Царапай меня, кусай, хочу, чтобы ты оставила на мне свои отметины. Не сдерживай себя, будь грубой.

Манаукец любовался подёрнутыми пеленой страсти голубыми глазами Виолы и знал, что сам уже на грани. Но не мог позволить себе второй раз оплошать. Поэтому и продолжил доводить её до исступления поцелуями, играл сосками, покусывал их зубами. Он упивался её голосом, жалобными мольбами. Наслаждался тем, как неистово она извивалась под ним в его руках. И когда Виола дошла до края, он переместился выше, удержав себя на локте, и медленно проник в жаркие объятия её лона.