— Чего ты хочешь от меня? — слегка устало, как показалось собеседнику, спросил колдун.

Похоже, его не впечатлило увиденное. Впрочем, разум, лишенный магии сновидений, слабо реагирует на необычное, будь то ожившее изваяние или вернувшийся в реальность Основатель. Иначе вряд ли кадаверциан реагировал бы на гибель друга так спокойно.

«Можно поблагодарить лигаментиа», — подумал Атум.

Он вернулся на свое место, сел, наклонился вперед и, глядя в тусклые глаза некроманта, улыбнулся:

— Прежде всего — освободить тебя от проклятия клана Иллюзий. Если ты, конечно, не возражаешь…

Правда и вымысел, сны, морок и реальность тесно переплелись в разуме Кристофа. Атуму казалось, что он видит в нем бесформенный клубок шипов, колючек, острых ветвей, за которые цепляются обрывки зеленого струящегося газа. Заклинание «Тернового куста», принадлежащее лигаментиа, прочно срослось с сознанием кадаверциана, вытягивая из него не только сновидения, но и все силы, связанные с ними.

— Терновник в твоей голове цветет буйным цветом, — пробормотал Основатель. — А заклятия клана Иллюзий плохи тем, что их весьма трудно нейтрализовать. Для этого требуется очень богатая фантазия.

Кристоф сидел с закрытыми глазами, пока Основатель колдовал над его подсознанием, пытаясь выдрать из него коварное заклинание.

— Ты обратил Вольфгера…

Это был даже не вопрос. Размышление, попытка представить давние времена.

— Нет, — ответил Атум машинально, «обрубая» особенно крепкие ветви «терна». — Не совсем. Второе поколение обращали мои первые слуги. Я уже почти не мог функционировать. Только отдавал приказы. Кадаверциан… то есть лудэр — был последним. Я отдал ему свой дух и на какое-то время перестал существовать.

— Первые слуги? — В памяти Кристофа мелькнуло смазанное воспоминание: зеленый туман, существо с головой шакала, спящее в гробу…

— Да, — подтвердил Основатель, вскользь глянув на эту картинку. — Молох, Сокар, Урн и другие. Они же обучали магии новообращенных людей.

— А те потом убили своих учителей?

— Естественно, — равнодушно отозвался Основатель. — Старые боги покинули землю, их место заняли молодые. Красивые, сильные, почти всемогущие. Ведь так всегда и бывает.

В глубине дома зазвонил телефон. Но ни хозяин, ни гость не обратили на него внимания, и через минуту настойчивые трели оборвались.

Основатель почувствовал, как начинает ослабевать заклинание лигаментиа, и его цепкие шипы разлетаются струями серого дыма. Осталось сделать еще одно небольшое усилие…

— Ну вот, — сказал он наконец, отсекая последнее, жадное щупальце, беспомощно хватающееся за обрывки чужих снов. — Все. Теперь твои сновидения снова принадлежат только тебе. Можешь благодарить.

— Благодарю. — Кристоф прикоснулся ко лбу и поморщился.

— Понимаю, — небрежно заметил Атум, массируя ладонь, все еще покалывающую от шипов, — такое чувство, будто у тебя в голове гудит пчелиный рой. Но это пройдет. Через какое-то время.

Он помолчал, наблюдая за колдуном, и произнес то, ради чего пришел сюда:

— И теперь пришло время очередных перемен. Даханавар, фэриартос, нахтцеррет, асиман и все прочие должны уйти. Они отслужили свое. Останутся новые… хм… боги. Кадаверциан.

Кристоф пристально посмотрел на него, в его мыслях, все еще мутных после бессонницы, всколыхнулось яркое недоверие… и еще более яркое понимание.

— Так вот что ты делаешь… все эти бессмысленные стычки между кланами… Нападение асиман на даханавар, бойня в «Лунной крепости». Ты уничтожаешь кланы не для развлечения. Ты освобождаешь место для кадаверциан.

Основатель душевно улыбнулся:

— Рад, что ты оценил мои усилия. Или все-таки не одобряешь эти методы?

Кристоф неопределенно покачал головой, и Атум вдруг почувствовал необходимость убедиться в том, что колдун понимает его до конца.

— Неужели тебе есть дело до них? Лживых тварей, прислуживающих гин-чи-най? Они убили твоего учителя. И скрывали правду не только о его смерти. Обо всем мире, окружающем тебя. Неужели тебя волнует их судьба?

— По большому счету нет, — ответил колдун, и Основатель услышал искренность в его словах и, что самое главное, мыслях.

— Верно. Я знаю, что вы долгое время не общались с остальными семьями. Потом ты попробовал вернуться в политику, но быстро понял бессмысленность этого и снова отказался от контактов с другими кланами. Тебя интересуют только твои родственники. Их благополучие и дальнейшие успехи. А я могу дать вам все это и намного больше этого.

— Чего ты хочешь лично от меня?

— Остаться здесь.

— В этом доме или в этом мире?

— Для меня это одно и то же.

В воспоминаниях Кристофа всплыла яркая картина — полутемная оранжерея, желтый свет, льющийся сквозь ветви пальм, Фелиция, сидящая на скамье. Взволнованная, огорченная, усталая мормоликая в пепельно-сером хитоне.