– Да, - спокойно сказал Мердок.
– Почти этими же словами. Он был пьян и несколько возбужден и, безусловно, уверен в своей власти надо мной. Он почти злорадствовал. Сказал, что, если его посадят в газовую камеру, я буду сидеть рядом с ним. Но это не все.

– Да. Он не хотел сидеть в газовой камере и не видел никаких причин там оказаться при условии, что вы будете молчать. Он выложил свой козырь. Заставить вас взять дублон он сумел, не только обещая дать денег, но и шантажируя чем-то связанным с Мерле и вашим отцом. Я знаю об этом. Ваша мать сейчас рассказала мне то, что я раньше не понимал до конца. Так Ваньер подстраховался в первый раз, и довольно надежно. Но в последнюю ночь он захотел еще подстраховать себя. Поэтому открыл вам правду и сказал, что у него есть доказательства.

Лесли задрожал, но ему удалось сохранить гордый вид.

– Я навел на него пистолет, - сказал он почти счастливым голосом.
– В конце концов, она моя мать.

– Этого у вас никак не отнимешь.

Он встал с кресла - очень прямой и высокий.

– Я подошел к нему, наклонился и навел пистолет на его лицо. У него был пистолет в кармане халата, но он не успел достать его. Я взял его пистолет, а свой положил обратно в карман. Приставил дуло к его виску и сказал, что, если он не отдаст мне доказательства, я убью его. Он начал потеть и лепетать, что просто пошутил. Я чуть нажал курок, чтобы побольше испугать его.

Он смолк и вытянул руку вперед. Рука тряслась, но, когда он посмотрел на нее, сразу перестала. Он бессильно уронил ее вдоль тела и посмотрел мне в глаза.

– Должно быть, из пистолета недавно стреляли или у него очень чувствительный курок. Он выстрелил. Я отскочил к стене и сбил какую-то картинку. Я отскочил от удивления, что пистолет выстрелил, но это позволило мне не забрызгаться кровью. Я протер пистолет, сунул ему в руку и положил на пол рядом с рукой. Он умер сразу. Это была случайность.

– Зачем портить картину?
– я усмехнулся.
– Почему не оставить это милым честным убийством?

– Потому что так было на самом деле. Конечно, мне нечем доказать это. Может быть, я все равно убил бы его. А что полиция?

Я поднялся с кресла и пожал плечами. Я чувствовал себя страшно усталым, измученным и выдохшимся. В глотке саднило от беспрерывной болтовни, и голова раскалывалась от попыток привести мысли в порядок.

– О полиции я ничего не знаю, - сказал я.
– Мы не слишком дружны они подозревают меня в сокрытии информации. И, видит Бог, они правы. Они могут выйти на вас. Если вас никто не видел, если вы не оставили там отпечатков или даже если оставили, но у них нет причин подозревать вас и проверять ваши пальчики - тогда они никогда на вас не выйдут. Но если они что-нибудь узнают о дублоне и о том, что это был Блэшер Мердока, я не берусь предсказать, как пойдут ваши дела. Все зависит от того, как вы сможете защищаться.

– Если бы не мама, - сказал он, - меня бы все это мало волновало. Я всегда был неудачником.

– Но, с другой стороны, - продолжал я, игнорируя душещипательную реплику, - если пистолет очень чувствителен и вы сможете нанять хорошего адвоката и расскажете правду, вас не посадят. Закон не любит шантажистов.

– Это не пройдет, - сказал он.
– Я был не в той ситуации. Я ничего не знал о шантаже. Ваньер предложил мне немного заработать, а я очень нуждался.

– Угу. Когда дело дойдет до информации, которой он вас шантажировал, все пойдет нормально. Старая леди сдастся. Речь пойдет о вашей голове или о ее. Она все выложит.

– Это ужасно, - сказал он.
– Просто ужасно.

– Вам еще повезло с этим пистолетом. Все известные нам люди играли с ним, как хотели: стирали с него отпечатки, ставили новые. Даже я поучаствовал - просто чтобы не отстать от других. Это очень опасно, когда рука уже окоченела. Но это надо было сделать. Там был Морни и заставил жену оставить пальчики на пистолете. Он уверен, что это она убила Ваньера; а она, вероятно, уверена, что это сделал он.

Мердок по-прежнему не сводил с меня глаз. Я покусал губу. Она показалась мне твердой, как кусок стекла.

– Ну ладно, я побежал, - сказал я.

– Вы хотите сказать, что позволите мне остаться в стороне от всего этого?
– Его голос снова стал несколько высокомерным.

– Закладывать вас я не собираюсь - если вы об этом. Но гарантировать ничего не могу. Для меня не существует вопросов долга. Я не полицейский, не осведомитель и не офицер на службе у государства. Вы говорите, это была случайность. О'кей, случайность. Я этого не видел. Но и доказательств противного у меня нет. Я работал на вашу мать, и она вправе рассчитывать на мое молчание. Она мне не нравится. И вы мне не нравитесь. Мне не нравится этот дом. Мне не очень нравится ваша жена. Но мне нравится Мерле. Она несколько глуповата и психически не вполне здорова, но тем не менее она мила в некотором смысле. И я знаю, что с ней делали в этой проклятой семейке в течение восьми лет. И знаю, что она никого ни из какого окна не выталкивала. Я доходчиво объясняю?

Мердок забормотал что-то невразумительное.

– Я отвезу Мерле домой, - сказал я.
– Я попросил вашу мать послать утром вещи девушки ко мне. Если она, занятая игрой в одиночку, забудет об этом, не проследите ли вы, чтобы это было сделано?

Он тупо покивал и потом сказал странным, тонким голоском:

– Вы что, уходите... вот так просто? Я даже... я даже не поблагодарил вас. Едва знакомый человек рискует из-за меня... я не знаю, что и сказать.

– Я ухожу тем путем, каким иду всегда, - сказал я.
– Беззаботно улыбнувшись и легко помахав ручкой. И с глубокой надеждой, что не увижу вас на крючке. Спокойной ночи.