Я учился в школе № 3 (бывшая женская гимназия), причем некоторые учителя были еще учителями моих родителей. Был отличником, активным пионером, занимался моделизмом в кружке при дворце пионеров, – жил своей мальчишечьей жизнью, а от отца приходили письма из разных городов: из Москвы и Ростова-на-Дону, из Нальчика и Минеральных Вод, из Ташкента и Ессентуков, наконец в 1937 году из Геленджика, где жила с семьей его старшая сестра Серафима Федоровна, по мужу Барашкина.

Лето 1937 г. я провел в Артеке (см. «Артек»). На лето 1938 г. мы с мамой поехали в Геленджик. Не знаю, как было условлено, но ехали мы именно на лето с одним чемоданом вещей и велосипедом в багаже. Провели лето и остались насовсем.

Сперва чисто курортная жизнь в пустой комнате без вещей и книг сменилась какой-то полустационарной, когда обед берется из столовой, но комнат, кое-как обставленных, уже не одна, а две, и вещи самые необходимые уже есть, но нет чувства солидного старого дома, уюта. Чувство дома, стабильности у меня так и не появилось до самой войны.

Отец работал зав. городской санитарно-бактериологической лабораторией, работал сезонно и в санатории УДОС. С энтузиазмом участвовал в любительских спектаклях (на комических ролях) в клубе «Медсантруд». Сошлись с семьей Парноха Константина Рафаиловича – заведующего туберкулезным пунктом города. Бывали у родственников, Барашкиных (тетя Сима, дядя Вася, их сын Виталий. До войны – старые Барашкины). В 1939 году летом ездили в Крым. В Севастополь (на два дня) и Феодосию (на неделю), там в клинике лечилась мама.

В 1940 г. на зимних каникулах ездили в Ростов-на-Дону, где жили в семье Василия Федоровича (он, Нина Дмитриевна, Галя, Игорь) с неделю.

О начале войны мы в семье узнали из выступления Молотова по радио, слушали по трансляции, сидя на кухне в доме Устабасиди по Кирова. Отец сказал – «это страшно и надолго».

На другой день пошли мы с ним в военкомат, там уже толпился народ.

Вышел к нам начальник 3-го отдела Новичков Иван Иванович. Мне сказал «рано, гуляй, вызовем», а с отцом о чем-то говорил наедине.

Теперь мне ясно, о чем был разговор. У отца не было военного билета, т. е. он не был на воинском учете после лагерей.

В октябре 1941 г. меня призвали повесткой, буквально с урока в школе. Когда на другой день я явился в военкомат «с вещами», узнал, что в составе группы ребят 1923 г. рождения направляюсь в Астраханское пехотное училище. Документы выдали одному старшему группы из 8–10 человек, и команду отправили в Новороссийск.

Возвратился я в ноябре перед праздниками. Отец 17.10.41 был направлен на военную службу в отдел медсануправления Приморской армии на Михайловский перевал.

Очень характерно. Согласно справке, присланной среди немногих документов после его смерти, – паспорт был выдан в Геленджике 8.12.37. Очень похоже, что с момента своего «побега» из Темлага он паспорта не имел, этим и объясняются его скитания из города в город.

Военный билет выдан 17.10.41, т. е. в день призыва. В билете было написано – командир запаса, без звания. Будучи уже на военной службе, отец так и ходил «без звания» (а это значит, на минимальном окладе и аттестате для матери).

Звание, сперва мл. лейтенант, потом лейтенант мед. службы, было присвоено уже в конце 1942 г.

С конца 1941 по лето 1942 г. он служил в медсанбате ПП № 52447 Г, с лета 1942 по лето 1943 старшим лаборантом 116 патолого-анатомической лаборатории при армейском госпитале 56 армии.

31.08.43 за безукоризненное выполнение своих обязанностей под о6стрелом, проявленное мужество награжден именным оружием – пистолетом ТТ 1939 № 698.

С лета 1943 по 1.01.44 был заведующим лабораторией Армейского госпиталя легкораненных той же армии.

С 4.05.44 по 6.01.45 гг. – нач. лаборатории Эвакогоспиталя № 3196. 28.09.1944 г. награжден медалью «За оборону Кавказа».

В феврале 1945 г. уже в Польше при невыясненных обстоятельствах был ранен и попал сперва в медсанбат, затем в эвакогоспиталь.

В составе сортировочного эвакогоспиталя № 3127 был эвакуирован в г. Уфу. В Уфе жила вдова брата Михаила Софья, которая посещала отца несколько раз, о чем известила мою маму.

18.03.1945 Федор Федорович умер. В медицинском заключении сказано «от брюшного тифа» (при вскрытии нашли бруцеллез и цирроз печени).

Похоронен в гробу, в индивидуальной могиле в госпитальной части Саргаевского кладбища в Уфе. На могиле поставлен обелиск с именем и сделана деревянная ограда (из 500 р., оставленных Софье, о чем она написала маме).

Оглядываясь назад, могу с уверенностью сказать, что отец не был счастлив в своей семье. К своим родственникам очень тяготел, конечно же, под влиянием воспитания и ощущений безоблачного детства и юности.

С моей матерью познакомился в юности в годы учения, была определенная компания гимназисток и реалистов. Сужу по впечатлениям детства и воспоминаниям близких знакомых. Затем была вой на и революции, после чего родители встретились вне своих семей и заключили союз.