Отступник

Аннотация

Молодая пара приехала в деревню отдохнуть, не подозревая, что им предстоят совсем нешуточные испытания. Знакомство с местными обитателями стирает границу между древними преданиями и жестокой реальностью. Лесное племя из последних сил ведёт борьбу за выживание, и в этой борьбе не может быть сторонних наблюдателей…

Глава 1. Четырнадцатое июня. Поздний вечер. Кшан Смеркалось как-то на удивление быстро. Лес погрузился в темноту, и прямо перед глазами Кшана повисла неодолимая пелена, которая совершенно не давала ничего разглядеть. Веки тяжело и с болью поднимались, и тут же глаза снова беспомощно закрывались. Бок жгло, словно в тело втыкали толстый раскаленный прут, и кровь, все ещё сочащаяся из раны, липкими теплыми струйками стекала по правому бедру. Кшан считал, что ему конец. И он искренне не понимал, почему ещё жив. Ему казалось, что он уже давно должен был умереть. Ещё минута, ну от силы две, и он беспомощно уткнется лицом в муравейник или в мшистую кочку, и больше не встанет никогда. Так и случалось: Кшан поминутно падал. Уверенный, что каждое очередное падение – это конец, он все же пытался снова встать и не уставал удивляться, что это получалось, хотя раз от разу было все труднее и труднее. Кшан знал, что о нем помнят, его возвращения ждут, и он снова вставал и шел. Падал, вставал и шел… Выбора не оставалось. Кшан едва ориентировался, ему все время казалось, что он не узнает своего леса, и только в редкие моменты, когда ему удавалось осилить боль и слабость, он видел, что не сбился с дороги. Вот здесь, за соснами, начинается тропинка… А потом опушка леса… Дикий луг с высокой густой травой… Он падал, подползал к деревьям и снова поднимался, цепляясь за стволы. Все мускулы его от неутихающей боли были постоянно напряжены. Руки ныли, и мышцы пальцев непроизвольно выталкивали ногти наружу, и Кшан обдирал древесную кору длинными узкими лентами… Он бормотал слова молитв и просил прощения, поглаживал покалеченные стволы, утешая деревья, и прижимался к ним лицом, пытаясь сам обрести немного сил. Слышали ли его деревья? Он был уверен, что да. Они слышали и прощали. Они делились своей силой, и Кшан, поднявшись на ноги, стремился, как можно скорее, сделать ещё несколько шагов… Всего лишь несколько неровных неуверенных шагов… Три, два… Да хотя бы один шаг успеть сделать, пока боль снова не швырнет его на землю. Выйдя на опушку леса к неглубокому овражку, за которым уже заметна была протоптанная через дикий луг тропа в деревню, Кшан не поверил своим глазам. Неужели больше половины пути он уже осилил? Но тут же его замутило от слабости, и он рухнул в высокую траву. Упав на самом краю тропы, он полежал немного и с трудом приподнялся на руках. Отсюда, с поляны, которой заканчивался лес, хорошо был виден правый, крутой берег Нерша, обрывающийся к воде невысокими взгорками. Тоненькая полоска песчаного пляжа и неглубокие сухие лощины, что спускались к воде там, где лес вплотную подступал к реке… Крайнего дома деревни ещё не было видно отсюда, но Кшан знал, что он уже рядом. Осталось совсем немного. Перевернувшись на спину, Кшан принялся восстанавливать дыхание, готовясь через несколько минут снова подниматься и идти. Так темно в глазах и так больно. Кшан покосился на свой растерзанный бок и ужаснулся. Он искренне был убежден, что дела его совершенно безнадежны. И крови столько потерял, и боль такая нестерпимая… И беглого взгляда достаточно, чтобы каждому стало ясно: внутренности разворочены. А это значит, что если ему тотчас же никто из сородичей не поможет, конец будет неотвратим. Кшан обычно никогда не ходил за овраг один. С ним всегда был кто-нибудь из друзей. Так было легче и безопаснее. И сегодняшним вечером Кшан никак не смог отвязаться от прилипшего к нему братишки. Кшан всегда с сильной неохотой брал его с собой, хотя и никогда не показывал этого. Конечно, Цьев уже не ребёнок, но Кшан до сих пор трясся над ним и берег его от опасностей, как только мог. Времена, когда братишку можно было слегка вздуть за непослушание и посадить под засов в землянке, прошли. С семнадцатилетним подростком так просто не справишься. А беда все же пришла. Никогда не знаешь в точности, что у людей на уме. А на уме у них сегодня было дурное. Засада ждала Кшана и Цьева почти у самого оврага, у той лощины, что вела из чащи. Люди были на этот раз без собак и без оружия, но с множеством кольев. Кшан сразу же отдал брату короткий приказ. Они разделились и бросились наутек в разные стороны: Цьев налево к Нершу, а Кшан выскочил прямо на засаду, понадеявшись на свое умение быстро бегать по лесу. Преследователи не сразу поняли, что произошло и, прежде чем тоже разделиться, сначала кинулись за выбежавшим прямо на них Кшаном. Кол был длинный, острый, свежевыструганный. Кшану казалось, что он все ещё внутри. Почему его не стали добивать? Решили, что и так не жилец, и бросились разыскивать второго беглеца. Вот удивились они, наверное, вернувшись, чтобы забрать свою жертву, и никого не обнаружив на залитой кровью поляне. Будь рядом братишка, он помог бы. Сам Кшан никак не мог дотянуться языком до своей раны. Он пробовал мочить слюной ладонь и прикладывать ее к ране, но это помогало лишь первую пару минут: после от потери крови и растущей слабости ему становилось все хуже и хуже, во рту пересохло, и он уже не смог бы даже сплюнуть. Мысль о том, что вся орда убийц бросилась в погоню за братом, неожиданно испугала Кшана. Ох, как принялся он укорять себя, призывая на свою разгорячённую голову проклятие Нерша! А что, если люди все-таки догнали и убили Цьева? Хотя в то, что какой-либо человек мог бы догнать Цьева в лесу, верилось с трудом. Другое дело, если Цьев с его непредсказуемым характером почуял неладное и, вернувшись назад, попал в руки людей сам. Кшан закрыл лицо ладонями и зашептал молитвы. Он просил духов стихий и великую реку защитить Цьева. Духи уже не могли спасти самого Кшана. Даже, если бы захотели. И Нерш уже сделал для него все, что мог. Теперь молись не молись, а шанс оставался только один – пробираться в человеческую деревню, в тот единственный дом, где ни Кшану, ни другому из его сородичей никогда не откажут в помощи. Опираясь на руки, он медленно сел. Стало уже совсем темно. Порывы ветра до сих пор время от времени принимались трепать высокую траву на лугу. Кшан провёл рукой по волосам. Спутанные, мокрые от пота, перепачканные… И руки не поднимаются, как следует, чтобы заплести их хотя бы в самую простую корону. Кшан попробовал выплести на виске мягкий жгутик в два сложения, но невыносимо зажглась в боку боль, и руки бессильно упали. Нет! Ничего не выйдет! Он лежал, глядя в ночное небо немигающими глазами. Ему захотелось остаться здесь, в густой, ещё свежей, сочной траве, и успокоить, задурманить себя, чтобы не чувствовать приближения смерти. Уж так хорошо было здесь, на опушке леса… Даже острая боль, казалось, меньше беспокоила его, как только он поднимал глаза к небу. Он снова встал на колени и прижал ладонь к ране. Но кровь стекала вниз лениво, и ему не удалось ничего набрать в пригоршню… Он только вымазал ладонь в липкой теплой буро-красной жидкости. Вздохнув, Кшан тщательно облизал ладонь и сглотнул кровавую слюну. Но этого было мало, безнадежно мало, чтобы придать себе сил… Может быть, прокусить себе руку и пососать немного? Нет, это бессмысленно: простой перекачкой остатков собственной крови из своих вен в свой же желудок никак себе не поможешь. Он встал на ноги. Ветер уже почти утих, напоследок слегка разметав его перепачканную и изорванную одежду. Короткая холщовая куртка без застежки надулась парусом на спине. Кшан бросил взгляд на свои босые ноги и сбитые в кровь колени: тонкие узкие шерстяные брюки не выдержали многочисленных падений и протерлись на коленях. Кшан ещё раз коснулся раны и немного оттянул от нее набухшую ткань майки. Задержав дыхание, он шагнул вперед, но оступился и упал снова. Нет, так не пойдет. Если сейчас он поползет в деревню, оставит за собой кровавый след, по которому за ним придут люди… Этого нельзя допустить, иначе Кшан не только найдёт свою смерть, но и подставит под удар верного друга. Значит, силы нужно вернуть немедленно. Через боль, через муку. Нерш велик и милостив, он опять поможет. Запрокинувшись на спину, Кшан вскинул руки к голове. Онемевшие, плохо гнущиеся пальцы потянули прядку слипшихся волос. Закусив губы, чтобы удержать рвущийся наружу стон, Кшан принялся выплетать Жгут силы. От боли перед глазами заплясали пестрые разноцветные пятна, но чем ближе к концу пряди двигались похолодевшие пальцы Кшана, тем все заметнее ощущался долгожданный прилив сил. Завязав узелочек на конце Жгута, Кшан выхватил ещё одну прядь волос и принялся за второй Жгут… Этого хватит минут на десять, чтобы пройти до спасительного дома и, крепко зажимая в это время рану, не оставлять следов. Руки Кшана двигались к концу второго Жгута все быстрее, несмотря на изнуряющую боль… Да, после такой пытки даже сложная корона не поможет, но главное – выиграть у смерти немного времени именно сейчас. Кшан медленно сел. Неловко сработанные жгуты торчали в разные стороны и напоминали, наверное, первые самостоятельные попытки малышей. Но зато Кшан твёрдо прижал руку к ране и, скрипнув зубами, встал на ноги. С трудом выпутывая босые ноги из высокой и очень густой травы, он нетвердо пошел вдоль тропы. Рану теперь он зажимал сильно, и как ему казалось, весьма надежно. Он уже даже не чувствовал, как время от времени между пальцами его онемевшей от напряжения ладони вытекают и капают на траву темно-красные капельки, едва заметно помечая его путь. Глава 2. Четырнадцатое июня. К полуночи. Лида Автомобиль плавно покачивало. Вжавшись в сидение, Лида всем телом ощущала каждое движение, каждый легкий толчок. Выключив плеер, она закрыла глаза и постепенно слегка задремала. Лида никогда прежде не думала, что можно так устать от езды на автомобиле в качестве пассажира. Но вот подходили к концу долгие часы путешествия, а Лида уже не могла больше бороться с усталостью. Полулежать с закрытыми глазами, откинувшись на сидении, оказалось куда приятнее, чем пялиться на ночное шоссе. Никогда Лида не стремилась иметь автомобиль, и как выяснилось, очень правильно делала. Вот бы поспать под этот ровный гул двигателя… Но непривычная обстановка и слегка затекшие мышцы этому не способствовали. Нормально уснуть Лиде так и не довелось, но в то же время она по-настоящему наслаждалась возможностью немного посидеть в тишине и покое. Очень необычным казалось ей то, что позади не слышно такой привычной и такой невыносимо надоедливой болтовни сына. Он тоже почему-то никогда не спал на ходу, переносил автомобильную качку хорошо, и поэтому, когда его брали с собой, трещал без умолку так, что о радио можно было забыть навсегда… Но сейчас в салоне автомобиля было, действительно, странно и непривычно тихо. Громкий щелчок в наушниках и… – … джи-и-и-и-зу-у-ус ту э ча-а-айлд… – застонал Джордж Майкл на всю катушку прямо Лиде в уши. Она резко выпрямилась, поспешно щёлкнула кнопкой плейера и уставилась в насмешливые и ласковые темные глаза водителя: – Сережка, ты с ума сошел! – гневно возмутилась она. – Заикой сделаешь! Что у тебя за шутки дурацкие?! – Ты уже почти час спишь, как ангел. Я долго смотрел и любовался. Но оказалось, что мне не под силу вести машину под гнетом такого соблазна! – рассмеялся Сергей, отворачиваясь на дорогу. – Да не сплю я, – проворчала Лида и уселась поудобнее. – Не получается. – Устала? – заботливо спросил Сережа. – Тогда извини, что немного пошумел. Замучил я тебя этой дорогой… – Ничего страшного. Это с непривычки, – Лида притворилась вежливой. – Ты вот весь день на шоссе смотришь, а выглядишь весьма бодро… Сергей пошевелился, перемещая по рулю свои большие ладони, на которых от напряжения долгой дороги уже вздулись синие вены, и покачал головой: – Тебе кажется. Я тоже жутко устал. Но осталось совсем немного, километров пять, не больше. Спать ты сегодня будешь, как убитая… И хоть место будет новое, тебе понравится дом, я уверен. Он и раньше был ничего, крепкий, а Валяй за ним следит по-настоящему. Он писал, что прошлым летом ещё раз хорошенько подлатал его… – Ты говорил, – холодно перебила его Лида. – Раза четыре. Сергей был из той породы людей, которые любят несколько раз рассказывать одно и то же. Вряд ли применительно к молодому, бодрому мужчине это свойство характера можно было объяснить склеротическими явлениями. Напротив, Сергей прекрасно помнил, кому, что и сколько раз он рассказывал. Но он, видимо, считал, что предыдущий рассказ собеседником подзабыт, и что напоминание будет обязательно интереснее, содержательнее и ярче. – Я помню, что говорил, – обиженно отозвался Сергей. Он притормозил и резко свернул с шоссе на грунтовую дорогу. – Ну вот, мы на финишной прямой. Правда, скорость придется сбавить, тут всю жизнь такие жуткие колдобины были… Хорошо ещё, что июнь сухой выдался, а то могли бы завязнуть в какой-нибудь самой большой в Европе луже… Жаль, что уже так темно, ты посмотрела бы, как здесь красиво. Сколько раз я приезжаю сюда, не устаю восхищаться… А вид на реку – это что-то неземное. Мне всегда было обидно, что я не пишу стихов, не рисую, и даже не умею фотографировать… Это очень бы пригодилось. Река всегда очень красива. Она видна из окон мансарды… Когда мы приезжали сюда на лето, нас с Валяем всегда поселяли наверху. По утрам мы выпрыгивали из окна вниз на траву и убегали на реку купаться… Валяй всегда легкий был, а во мне уже лет в десять было килограммов сорок. Ну вот так и выпрыгивали из мансарды: впереди Валяй, как мотылек, а за ним я на манер бегемота… Пока я однажды не сломал ногу, неудачно приземлившись… Бабка тогда здорово отодрала меня крапивой… Это беспомощного-то, представляешь?!.. Лежишь на крыльце, нога мокрыми полотенцами обернута, боль страшная, а тебя ещё по голым коленям крапивой. Обидно было… Валяю тоже досталось бы, но он шустрый был, через забор от бабки удрал… – Это ты тоже говорил, – суховато заметила Лида. Сергей замолчал, потом осторожно проговорил: – Я что, очень раздражаю тебя, да? Лида промолчала. – Наверное, ты жалеешь, что поехала со мной, – тоскливо заключил Сергей. Лида снова не ответила. Сергей вздохнул и поерзал на сидении. Было видно, что он ужасно хочет выспросить свою спутницу о том, что она чувствует, но боится совсем все испортить. От этой неизвестности Сергей мрачнел с каждой секундой. – Я не жалею, Сережа. Просто я устала, вот и все, – подала голос Лида, видя, что пора разрядить обстановку. – Не обращай внимания на мое настроение. – Наверное, беспокоишься о Вовке? – подхватил разговор Сергей. – Наверное, – согласилась Лида. Не то, чтобы она беспокоилась, но время от времени она забывала, что сына нет рядом, и затем спохватывалась, цепенея на мгновение: "Где он? Почему не слышно?" – Мне все время кажется, что он должен быть где-то здесь… – Может быть, стоило все-таки взять его с собой? – вздохнул Сережа. – Я ведь нисколько не был против… Тебе надо было его уговорить. У Валяя прошлогодние яблоки в погребе, как новенькие, и клубника скоро пойдет. Городскому ребенку и витамины не помешали бы, и воздух здесь чудный… Нет, зря вы все это затеяли с этим Крымом, нужно было брать Вовку с собой! Лида опять поморщилась. Разговор о Вовке на сегодня был уже тоже не первый. – Я знаю, что ты был бы не против. Но думаю, что побыть со мной вдвоем ты ещё больше не против… – Ещё бы! – Сергей прищелкнул языком и хитренько покосился на подругу. – И я это тебе докажу, как только у меня перед закрытыми глазами перестанет мелькать движущийся асфальт… Но иногда я думаю, что мы поступили не лучшим образом: взяли и спихнули ребенка. – Не спихнули, а вручили его родному отцу, – сдержанно отозвалась Лида. – Вовка ещё год назад прожужжал мне все уши о том, что этим летом папа берет его с собой в Крым. – М-да… – неопределенно крякнул Сергей. – Оно, конечно, так… Только, извини уж, твой бывший не выглядел слишком обрадованным, когда забирал мальчика. Я все ждал, что он вот-вот бросит тебе обвинение в том, что ты вешаешь на него обузу… По крайней мере, лицо у него было недовольное. – Но я не думаю, что он сильно досадует на меня за испорченный отпуск. Четыре недели в санатории со всеми удобствами и с довольно большим мальчиком в компании – не так уж обременительно. В конце концов, я ни на чем не настаивала, Вовка сам вел с отцом переговоры, и от Виктора ни разу не поступало протестов. А что до его лица, то у Панкова-старшего всегда такое лицо, будто бы он съел что-то. Довольным за три года замужества я его не видела ни разу… И это его вполне нормальное состояние… Первое время я плакала от обиды, потом злилась, потом как-то незаметно мне стало все равно. А стоило мне только понять, что мне уже все равно, я просто от него ушла, вот и все. – В таких случаях обычно следует вопрос, который разведенные женщины ненавидят. И все же я спрошу: куда ты смотрела, выходя замуж? – В ранней юности я вбила себе в голову, что мне нравятся невозмутимые мужчины, – усмехнулась Лида. – А на поверку? – А на поверку выяснилось, что жить с неодушевленным предметом очень трудно. И да простит меня Вовка, это оказалось мне не под силу. Сергей неопределенно хмыкнул и замолчал. Лида уже прекрасно знала, что Сергей был полной противоположностью только что раскритикованному в пух и прах Панкову. Темпераментный и неугомонный, живо реагирующий на то, что его касалось, а ещё пуще на то, что его совершенно не касалось, он с трудом сдерживал гнев, когда его что-нибудь злило, но не стеснялся быть сентиментальным и ласковым. Он безоговорочно нравился Лиде. И поэтому он несправедливо счел, что Лида жалела о поездке. Отпуск в деревне, в глуши, где никто не тревожил бы их. О таком она давно мечтала. Почти с самого дня знакомства Сергей начал поговаривать о своем доме в деревне, где постоянно жил его младший брат. Сначала предложения о летнем отпуске казались ей нахальной провокацией опытного донжуана, но по мере того, как Сергей становился Лиде все ближе и ближе, она сама принялась мечтать об этой поездке вдвоем. Да что греха таить, месяц в обществе Сережи обещал быть замечательным. – Скоро приедем, Сережа? – Да. Совсем скоро… Ещё немного, и мы въедем в деревню, – отозвался он. И вдруг резко дал по тормозам и громко вскрикнул: – Зараза! Машина встала. Выпустив из рук руль, Сергей запоздало надавил на клаксон и выругался: – Ведь сбил бы сейчас, мать её за ногу, дуру этакую!.. Мотнувшись вперед-назад, Лида выпрямилась и вгляделась вперед. В свете фар застыла высокая голоногая фигура. Видны были только крепкие мускулистые ноги и светлые прямые пышные волосы, доходящие сзади до самой поясницы. – Что за чёрт?! Она что, слепая и глухая? – рявкнул Сережа, расслабленно откидываясь на спинку. Фигура на дороге медленно и плавно развернулась. И Лида с изумлением увидела, как взлетевшие в развороте волосы открывают широкие мужские плечи и напряженное худощавое лицо парня, стоящего посреди дороги в одних коротких шортах. Через секунду парень отпрыгнул в сторону и исчез. – Что это за явление? – изумился Сергей. – Какой-то местный Тарзан, – облегченно засмеялась Лида. – Похоже на то. Ему вроде бы было все равно, задавят его или нет… – Серёжа потряс головой и усмехнулся. – Я понимаю, перебегать оживленный проспект, но на ночной проселочной дороге не заметить автомобиль и соваться под колёса… Чтоб леший забрал этих чертовых провинциалов! – Ладно, не ругайся, – миролюбиво сказала Лида и мягко погладила плечо Сергея. – Я и не ругаюсь, – буркнул Сергей и завел двигатель. Автомобиль снова потащился вперед. – Просто надеюсь, что пожелание моё дойдёт по адресу. Вот, смотри! Сергей кивнул на придорожный указатель, мимо которого они проследовали, осветив его фарами. На указателе значилось: Лешаницы. – То есть? – уточнила Лида. – Так называется деревня. Разве я тебе не говорил? – удивился Сережа. – Деревня Лешаницы. Правда, забавно? – В самом деле, – Лида передернула плечами. – Поразительно, но об этом-то ты как раз и забыл сказать. Они въехали на деревенскую улицу. Дома, заборы, высокий кустарник… Огоньки в окнах. Лай цепных собак. Темное небо в звездах… Все так, как и должно быть в деревне. Сережа остановил машину перед редким, совершенно прозрачным забором и заглушил двигатель. Лида вылезла, с трудом разгибаясь, оглядела безнадежно замятые слаксы, выпрямилась… и сразу же почувствовала запахи распаренной за день травы и цветов, услышала стрекотание ночных насекомых, надсадный комариный писк… – Здорово, правда? – шепотом спросил Сергей. – К тому же ветер совсем стихает, ночь будет совершенно замечательная. – Правда! – согласилась Лида. Все вокруг было так покойно, что возразить было нечего. Лида с любопытством воззрилась на дом, около которого они остановились. Она ожидала, что увидит потемневшую от времени бревенчатую лачугу, не развалившуюся до сих пор только потому, что когда-то ее сделали из хорошо обработанных бревен. Но ее ждало разочарование, которое можно было отнести к разряду вполне приятных. Забор, показавшийся ей поначалу хлипким, на самом деле был безукоризненно ровным, сколоченным из одинаковых узких дощечек. А прозрачным он был потому, что таким его задумали, словно хозяину дома было нечего скрывать от любопытных глаз. Тем не менее, густой высокий кустарник был куда лучшим заграждением и надежно закрывал весь участок от дороги. Дом, видневшийся за забором в глубине, за высокими кустами то ли сирени, то ли калины, оказался неожиданно большим. Это было крепкое двухэтажное строение с большой застекленной верандой внизу и с широким витражным окном в мансарде. Внизу горел теплый свет. К высокому ступенчатому крыльцу вела дорожка, выложенная крупными плоскими камнями. А по обеим сторонам дорожки была всего лишь трава. – Здесь нет огорода? – удивилась Лида. – Все позади дома, и сад, и грядки, – пояснил Серёжа, вытаскивая из машины большую сумку. – Ладно, пойдем скорее. Пора знакомиться с Валяй-ламой. Я уже чуть не прыгаю от нетерпения… Лида шагнула к калитке, и тут входная дверь открылась, и на крыльцо вышел мужчина, босой, в джинсах и клетчатой рубахе с подвернутыми до локтей рукавами. У него была темная прямая челка, закрывающая брови, и расчесанная по плечам грива, однако он был чисто выбрит. Вглядевшись в приезжих, он сунул ноги в стоящие на крыльце кроссовки и спустился навстречу. – Привет аборигенам! – воскликнул Сергей и, обогнав Лиду, в два прыжка подскочил к мужчине. – Здорово, Валяй! Тот слегка улыбнулся и протянул руку: – Здравствуй, Серега… Сергей официально потряс его руку, потом взвизгнул по-детски и, напрыгнув на брата сверху, ухватился за него руками и ногами. Чуть не упавший Валяй засмеялся и пробормотал: – Ты меня с тяжеловесом не перепутал? Сергей сполз вниз, похлопал Валяя по спине и повернулся к Лиде: – Познакомьтесь! Валяй, это Лидия… Лида, это мой Валяй-лама. Мужчина не протянул ей руки, он только мельком оглядел женщину с головы до ног, сдержанно кивнул и показал на дверь: – Проходите, я загоню машину в сарай. Потом разгрузитесь. Он деловито пошагал к машине. Лиде показалось, что он слегка прихрамывает. Да и его крайне сдержанное поведение немного удивило Лиду. Конечно, ей трудно было рассчитывать на восторженный прием, она для этого мужчины была совершенно нежеланным гостем. Но, по словам Сергея, у него с братом были прекрасные отношения. И теперь Лида отчетливо видела, как Сергей был немного обескуражен холодностью брата. Неизвестно, бросался ли Валяй раньше с ответным визгом в объятия Сергея, но сейчас что-то явно не заладилось. – Что-то Валяй какой-то вареный, – пробормотал Сергей и потащил Лиду прямо в дом. – Ну да ладно, разберемся… Веранда оказалась пустой, только одежда висела на вешалке, и обувь стояла вдоль стены. Зато в первой же комнате, показавшейся Лиде просто огромной, стояла русская печь, а также обнаружился стол и деревянные табуреты. А ещё газовая плита и очень старая, но крепкая деревенская кухонная мебель, маленький допотопный холодильник, умывальник, бак с водой… И все было в идеальном порядке. И если бы Лида не знала от Сережи, что в этом доме давно и в помине нет женских рук, она решила бы, что здесь хозяйничает довольно умелая и опытная женщина. Сергей протащил Лиду сквозь кухню и втолкнул в небольшую комнату. Он включил свет, и она увидела большую высокую кровать со спинкой из металлических прутьев, комод, платяной шкаф и старое-престарое трюмо. – Это для нас, – уверенно сказал Сергей. – Располагайся, я разгружу машину. Надо быстренько перекусить и ложиться спать. Лида, у которой никогда не было деревенских бабушек, давненько не бывала в старых деревянных домах. И такая обстановка показалась ей настоящей экзотикой, слегка пугающей коренную горожанку. Впрочем, все это было очень забавно. Да и кровать, огромная и пухлая, так и тянула ее прилечь. Лида разбежалась и прыгнула, закачавшись на пружинах. Здорово! Нет, в самом деле, отлично, черт возьми! Когда качка успокоилась, Лида с наслаждением закрыла глаза, но громкий и озабоченный голос Сергея не дал ей подремать: – Лида, да где же ты?! Иди скорее сюда! Лида встала, поправила одежду, глянула на себя в зеркало трюмо, уже значительно облупившееся по краям, и вышла на кухню. Сергей доставал из сумок провизию, а невозмутимый Валяй послушно убирал каждый поданный братом сверток в холодильник. – Куда ты курицу завернула? – зашипел Сергей. – Не могу найти! – Ты ее уже нашел, – засмеялась Лида. – Ты ищешь большую, а она уже вся в кусочках. Вот она, ну что ты все перерыл?! Сергей принялся доставать куски, завернутые в фольгу. Валяй снял с плиты кастрюлю и стал сливать воду. В кухне запахло отварной картошкой. Лида сглотнула слюну, а когда Валяй достал миску с солеными огурцами, и поплыл запах специй, она уже была готова проглотить лошадь. Лида присела к столу и стала терпеливо ждать, пока мужчины, явно чувствующие себя здесь хозяевами, соберут все к ужину. Женская рука им не требовалась, особенно странному Валяю. А Лида была совершенно не прочь почувствовать себя в роли госпожи, совершенно свободной от хлопот по дому. В конце концов, может ведь женщина хоть раз в году отдохнуть и побездельничать! Пока Сергей убирал продукты, Валяй вынес из кладовки солидный пучок каких-то трав и принялся крошить их на деревянной дощечке. К прочим запахам прибавился ещё и странный сильно пряный аромат. Вывалив зелень в глубокую тарелку, Валяй поставил ее на стол, при этом все так же не произнося ни слова. Сергей все это время осторожно косился на брата, покусывая губы. – Валяй, слушай, у меня такое впечатление, что ты нас как будто бы вовсе и не ждал… – заявил вдруг Сережа. – Отчего же? Ждал, – ответил тот сдержанно и добавил: – Правда, через неделю. – У Лиды отпуск начался раньше. Мы и так уже проболтались в городе, ну и решили приблизить время отъезда, – словно бы оправдываясь, отозвался Сережа. – Я подумал, что из-за недели не стоит давать телеграмму. – Верно, не стоит, – согласился Валяй, но лицо у него было все равно угрюмое и немного усталое. – И все же, ты нам не рад, – заметил Сергей. Он явно занервничал. – Я рад, Сергей, – ровным голосом возразил Валяй, доставая из шкафчика четыре тарелки. – Что ж ты молчишь, словно обиделся?! – возмутился Сергей. – Неужели из-за того, что я решил сэкономить на телеграмме? – Не мели чепухи, Сережа, – буркнул Валяй. Он отвернулся и стал рыться в шкафчике. Сергей с досадой придвинул к себе табурет и уселся с видом крайне оскорбленным: – Да ну тебя, Валька, в самом деле! Я, понимаешь, два года брата не видел, а ты что мумия! Цедишь сквозь зубы по полслова… Совсем свихнулся, что ли, в своей глуши? Или, может, правда обиделся? – Все в порядке, Серега, – Валяй расставил тарелки и вынул из ящичка стола вилки. – Случилось что-нибудь? – продолжал допытываться Сергей. Лида уже была готова к тому, что Валяй сейчас взорвется от назойливых расспросов. Сама она на месте Валяя именно так бы и сделала. – Все в порядке, Сережа, – усмехнулся Валяй и критически оглядел стол. – Тарелок-то почему четыре? – удивился Сергей. – Нас четверо, – ответил Валяй, вываливая картошку в глубокую миску на столе. – Неужели? Это неожиданность. Тогда… – Сергей с любопытством взглянул на четвертую тарелку, на лестницу, ведущую наверх, и на Валяя. – Тогда я, пожалуй, достану ещё кусок курицы… – Не надо, хватит и трех, – возразил Валяй. – Я не буду. – Да у нас много! – нетерпеливо вскочил Сергей. – Ты что, думаешь, если я денег на телеграмму пожалел, то мне и куска для тебя жаль?! – Мне не надо! – настойчиво повторил Валяй и нахмурился. – Сядь, Сережа, не суетись попусту. Ещё из-за мяса нам не хватает ссориться. Лида отчетливо почувствовала, что между обоими братьями зреет что-то очень нехорошее и злобное. Она кожей ощущала оскорбленную растерянность Сергея и угрюмую напряженность длинноволосого Валяя. – Вегетарианцем стал? – растерянно уточнил Сережа. – Вообще нет, но сейчас да, – снова ровным голосом отозвался Валяй. – Это как же? – с досадой процедил Сергей. – Что ты придуриваешь? – Я… В общем, я лечусь сейчас… От змеиного укуса. И сейчас мне мяса нельзя. Совсем нельзя, – нехотя пояснил Валяй. – Вот и все. – Змея? – испугался Сергей. – И мяса нельзя? Что-то я не слышал о таком методе лечения… Какая змея-то? – Полотнянка. – Ч-что? – опешил Сергей и взглянул на Лиду, словно ища поддержки. – Валяй, ты спятил? Это же смертельно! – Как видишь, не всегда, – буркнул Валяй, отворачиваясь. – Валька, покажи сейчас же! – вскочил Сергей. Валяй недовольно покосился на Лиду, и она поняла, что парень не на шутку смутился. Он вздохнул и скривился: – Ну что, прямо здесь? – Прямо, – процедил Сергей. – И сию же секунду. Валяй отвернулся, поставил босую ногу на перекладину табурета и поддернул вверх штанину. Его правая лодыжка была опухшей, а посередине багрово-сизого пятна заметно выделялось отверстие в коже. Сергей присел на корточки и внимательно осмотрел ногу. – Полотнянка? – недоверчиво повторил он. – Ну это вряд ли, Валяй. Ты бы уже давно коньки отбросил… Полотнянка – это же не пустяк, это же такая тварь токсичная! – После четырех укусов вполне можно отделаться легкой лихорадкой и строгой диетой до тех пор, пока не спадет опухоль, – ответил Валяй. Он нетерпеливо морщился от прикосновений пальцев Сергея. – Кончай свой осмотр, Серега. Все уже почти прошло. – Какие четыре укуса? – переспросил Сережа, вставая. – Ты хочешь сказать, что полотнянка кусает тебя в четвертый раз? – Вот именно. В первый раз я, и правда, чуть коньки не отбросил, но это было десять лет назад… А теперь у меня уже есть иммунитет… – усмехнулся Валяй. – Это нечто вроде прививки. В пятый раз, возможно, даже боли не будет. Сергей пожал плечам: – Черт знает, что такое! – Ты будешь стоять столбом, или все-таки станем ужинать? – перебил его Валяй. – Твоя подруга проголодалась. Подмечено было тонко. Лида была готова схватить соленый огурец и приняться за еду, не дожидаясь остальных. – С твоими змеями я потом разберусь, – пообещал Сергей, садясь к столу. – А сейчас будем ужинать. Зови… свою четвертую… – Это не четвертая, а четвертый, – поправил его Валяй и подошел к лестнице. Задрав голову вверх, он негромко позвал: – Мироша, иди сюда. Тоненько заскрипели ступени, и сверху осторожно спустился мальчик лет восьми-девяти, худенький, темноволосый, большеглазый. Он молча остановился у самой лестницы, глядя на взрослых исподлобья, и спрятал руки за спину. На нем были потрепанные и вытертые добела, но вполне чистые джинсы и полосатая майка, сшитая, видимо из взрослой тельняшки. Подняв на Валяя огромные темные глаза, он вздохнул и снова потупился. Валяй положил руку на плечо мальчика и развернул его лицом к столу: – Успокойся, ничего страшного не произошло. Поздоровайся, Мироша. Это мой брат Сергей и его подруга Лидия. Мальчик покосился на гостей, кивнул, но не издал ни звука. – Садись, будем ужинать, – сказал Валяй и подтолкнул мальчика к столу. Они вдвоем сели напротив гостей. Сергей положил себе и Лиде картошки, огурцов и по куску курицы, и они вдвоем принялись за еду. Валяй медленно положил себе картошку, все время поглядывая на мальчика. Тот сидел, не шелохнувшись и держа руки на коленях. Его склоненная взъерошенная, будто нарочно взлохмаченная голова, наклонялась все ниже и ниже. Плечи несколько раз дрогнули. Валяй посидел молча с минуту, потом тихо спросил мальчика: – Не выходит? Никак? Тот кивнул. – Не мучайся, ничего не бывает сразу, – мягко сказал Валяй. – Успокойся, и все будет в порядке. Мальчик вдруг всхлипнул. – Не расстраивайся, Мироша, – Валяй недобро покосился на своих гостей и наклонился к ребенку. – Можешь подняться наверх. Я все тебе принесу. Мальчик выскользнул из-за стола и бросился к лестнице. На первой же ступеньке он запнулся, ухватился за перила, чтобы удержаться. Его ногти странно громко царапнули деревяшку. Когда он убежал наверх, на свежевыкрашенном дереве перил остались четыре светлых процарапанных дорожки. Не утруждая себя объяснениям, Валяй наполнил тарелку мальчика картошкой и зеленью, положил сверху кусок жареной курицы и понес это все наверх. Когда он скрылся из виду, Сергей пожал плечами: – Странная у Валяя компания. А я-то уж обрадовался, что он подружкой обзавелся… Сколько раз приезжал я к нему за последние десять лет, он вечно один. Мне это всегда не нравилось. Нельзя же взрослому парню так уединяться. Это же и для здоровья вредно… К тому же подозрительно. Но я пробовал говорить с ним об этом, и один раз получил по морде. Одним словом, я махнул на него рукой: хочет быть отшельником, пускай. Хотя этот дом не похож на монашеский скит, но у Валяя все наперекосяк. – Он что, совсем один живет? – Я всегда считал, что один, – буркнул Сергей с набитым ртом. – Впрочем, я уже ни в чем не уверен… Что это ещё за пацаненок у него? Какой-то подозрительный. Знаешь, мне кажется, что я не два года с братом не виделся, а по меньшей мере двадцать… Ты не пугайся. Валяй неплохой парень, только странный очень. Не зря его ещё в университете Валяй-ламой прозвали. Он тогда помешан был на своем дзен-буддизме… – Это которые "Харе, Кришна" поют? – уточнила Лида. – Нет, – Сережа мотнул головой. – Эти, кажется, ничего не поют. Они размышляют и находят удовольствие в своей обыденной повседневности… Впрочем, лучше об этом спросить самого Валяя. – Нет уж, не надо, – решительно сказала Лида. – Ни о чем спрашивать его я не буду. Он на меня волком смотрит. Валяй спустился сверху и сел к столу. – Я забыл предложить вам зелень. Серега, я знаю, траву не уважает. А вы? Может, попробуете? – обратился он к Лиде. – Это очень полезные целебные травы. – Пахнут странно, – ответила она нерешительно, глядя, как Валяй перемешивает в глубокой тарелке влажное зеленое крошево. – Пахнет речной масличный лук. Вообще-то это не совсем лук, луковицы у него нет, но листья полые и растут кустиком, – пояснил Валяй. – Он дает столько маслянистого сока, что никакая заправка не нужна. Попробуйте. Впрочем, вы меня не обидите отказом, поэтому не надо соглашаться из вежливости. Если вы здесь пробудете долго, я успею приучить вас к местной зелени. – А что, есть шанс, что мы не пробудем здесь долго? – удивился Сережа и даже есть перестал. Обиделся. – Не пойму, гонишь ты нас, что ли? Валяй отложил вилку и неожиданно, сбросив с себя напускной этикет, оперся обоими локтями о столешницу. Его темно-карие глаза заблестели, а худое лицо с выпирающими скулами и впалыми щеками вдруг посветлело и разгладилось. Улыбка у Валяй-ламы оказалась очень доброй и мягкой: – Сережка, ты такое же чудо, как и прежде! Лысеешь, но не меняешься… Ну, с чего ты взял, что я вас гоню? Я очень по тебе соскучился. Поэтому удерживать я тебя здесь буду руками и ногами. Но под замок посадить тебя я не смогу, поэтому буду молиться, чтобы вы сами не решили уехать отсюда слишком скоро. – Подожди, подожди, – перебил Сергей. – А что такое может нас заставить уехать отсюда раньше времени? Валяй открыл рот, потом снова закрыл, задумчиво потрогал кончик своего носа и несколько напряженно улыбнулся: – Да ничего такого нет… – Кроме разве твоих вздорных шуточек, – насупился Сергей. – Да Господь с тобой, братишка, – засмеялся Валяй, но тут же стал серьезным. – Я просто боюсь, что тебе или Лиде что-нибудь у меня не понравится, вы сбежите отсюда, и тогда я снова буду годами тебя ждать… – Лидок, ты поняла? – Сергей повернулся к Лиде. – Все зависит от тебя. – Боже мой, Сережа, я не собираюсь уезжать, по крайней мере до завтра. Я так устала, что не сдвинусь с места, и до постели тебе придется меня нести. – Это я всегда пожалуйста… – засмеялся Сережа. Валяй усмехнулся, задержал взгляд на лице Лиды, потом взглянул на брата и спросил: – А почему ты Бучу не привез? Куда ты его дел? Бучей звался огромный сенбернар Сережи. – С мамой оставил. Едва уговорил, – ответил Сергей. – Я и взял бы его, да Лидочка боится больших собак. – Не боюсь, а не люблю. И не только больших, а всяких, – вставила Лида. – Она считает, что не любит, а на самом деле боится, – подмигнул Сережа брату. Валяй пытливо посмотрел на Лиду: – А каких же животных вы любите? – Черепах, – твердо ответила Лида. – Почему? – глаза Валяя широко раскрылись. – Спят по полгода, едят в день по листику, не лают, не кусаются, не дерут обои, их не надо выгуливать, не надо менять наполнитель в корытце. Практично и не хлопотно. – И безрадостно, – добавил Валяй и в его глазах появилось сдержанное осуждение. – Признаться, собак я и сам сторонюсь, но черепахи… – Да шутит она, – вступился за Лиду Сережа. – Дома у нее шикарный кот Филька, и несмотря на то, что он дерет обои и ест, как лошадь, Лидка его обожает. – Вот как? – Валяй снова взглянул на Лиду. – Извините, как давно вы знаете Серёжу? – Полгода, – ответила Лида. – А что? Валяй неопределенно пожал плечами: – Да ничего особенного. Просто подумайте хорошенько, прежде чем окончательно вскружить ему голову. – Кто сказал, что мне вскружили голову? – фыркнул Сергей. – Почему вдруг ты, братишка, ставишь мне такой безвыходный диагноз? Валяй в упор посмотрел на брата: – По прежнему опыту. Ты возишь сюда только тех, кто по-настоящему задел тебя за живое… – Ты что, дурак?! – ахнул Серёжка. За столом воцарилось молчание. Наконец, Сергей швырнул вилку на тарелку и выпрямился, торопливо дожевывая то, что ещё оставалось у него во рту. – Господи, я не подумал! – расстроился Валяй. Его ресницы виновато захлопали. – Не бери в голову, Серёжа. – Кто тебя, придурка, за язык тянул? – яростно крикнул Сергей. – Опять издеваешься?! – Да нет же, Сережа! – Валяй поднес к лицу сжатые вместе ладони и сокрушенно покачал головой: – Лида, простите меня, я не хотел! – Идиот ты, Валяй! – закричал Сережа, вскочил и поспешно ушел в комнату. – Как глупо я вас обидел… – проговорил Валяй. – Я, верно, совсем одичал здесь. Ой, как все скверно вышло… Он развел руками и уставился на Лиду влажными, но словно бы настороженными глазами. – Не переживайте об этом, Валя, меня вы совершенно не шокировали. Я не собираюсь претендовать на то, чтобы быть первой женщиной в жизни тридцатишестилетнего мужчины… – сухо заметила Лида. Она встала, чтобы выйти из кухни вслед за расстроенным другом, но Валяй протянул к ней руку: – Подождите, прошу вас! Я хотел бы объясниться! Поймите, мне далеко не безразлично, что думает обо мне Серега. Я не хочу становиться ему врагом. Но я боюсь, что эту дурацкую выходку он мне не простит, – огорченно сказал он. – Да прямо… – кисло усмехнулась Лида. – Подумаешь, грех какой. Ерунда все это. Я найду способ его успокоить. Только странно, за что вы так на него накинулись. Вы же совсем меня не знаете. – Я знаю Сережкин вкус, – возразил Валяй. – А также то, что он часто бывает слеп. – Не понимаю, за что вы меня невзлюбили, – удивилась Лида. Валяй резко шагнул к столу и вгляделся в ее лицо. Она невольно поежилась. – Вы так это поняли? – Валяй нахмурился. – Поверьте, вы ошиблись. Если честно, вы мне понравились. – Но вы предпочли бы, чтобы вместо меня он привез сенбернара? – Ни в коем случае! – испугался Валяй. – Мой Мироша вовсе не приближается к собакам, и, если честно, я рад, что Сережа оставил Бучу дома. – Мироша – ваш сын? – Да. Хотя ему недавно исполнилось девять, он у меня… нелюдим. Возможно, он показался вам невоспитанным, но я предпочитаю не ломать его психику ради правил вежливости, – произнёс Валяй и в ожидании реакции на свои слова пытливо взглянул на Лиду. – Я не знала о вашем сыне, – отозвалась Лида. – Сережа по сто раз твердит о разной ерунде, но почему-то ни слова не сказал мне о племяннике… – Как вы познакомились с Сережей? Филька захворал? – перебил ее Валяй. Он уже вытер стол тряпкой и сел на табурет. – Тьфу-тьфу… – она постучала по столу. – Дело было в другом. Моя подруга улетела за границу на месяц и оставила на меня своего годовалого французского бульдога Мишеля. Знаете, такие длинноногие и длинноухие зайцы? – Как же, как же… – поддакнул Валяй, с интересом слушая женщину. – Уж я так отказывалась, но ей действительно некуда было его деть… И этот барбос к самому приезду хозяйки заболел. Я перепугалась и позвонила по первому же объявлению ветеринара, которое нашла в газете. Приехал Сережа. Он всю ночь провел с этим Мишелем. По каким-то собачьим справкам, что Елена оставила мне вместе с псом, выяснилось, что он не был привит. Сергей определил чумку. Он так упорно ночь напролет пытался что-либо сделать, но Мишель издох к утру. Я была в таком ужасе, что Сережа любезно согласился присутствовать при том, как я буду давать отчет подруге. Он заступился за меня, сказав, что бросать на посторонних непривитого пса – безответственно и преступно… Елена не вняла его словам. Подругу я потеряла навсегда. Зато нашла Сережу. – Я почему-то не сомневался, что дело было именно в его профессиональной страсти и сострадании. В обычной жизни Серега бывает невыносим, особенно для женщин… – улыбнулся Валяй. – Его въедливость и максимализм способны оттолкнуть даже очень терпеливых, особенно при первой встрече… – Вы не очень добры к Сереже, – нахмурилась Лида. – Чего ради вы начинаете так откровенно критиковать его передо мной? – Быть откровенным – это, несомненно, порок, – проворчал Валяй. – Не принимайте меня всерьез, так будет лучше. Считайте, что у Сережи грубый, бестактный брат, одичавший в глухой провинции. – Да уж. Однако, если вы хотели уязвить меня, то промазали. Страдает теперь Сережа. А вы, хоть и говорите об этом с тревогой, кажется, довольны. Признайтесь, вы же специально ляпнули о его прежних подругах? Стоило ли ждать брата два года, чтобы сразу же испортить ему отпуск? – Простите меня. Вы отчасти правы. Но я очень ждал его. Я хотел, чтобы он приехал. И мне не все равно, кого он с собой привез. Но больше я вам ничего пока объяснить не могу… – Валяй посмотрел Лиде прямо в глаза и сдержанно добавил: – Спокойной ночи. Отвернувшись от женщины, Валяй направился к лестнице, ведущей в мансарду. Сережу Лида нашла стоящим у окна. Он смотрел на темную деревенскую улицу, не шевелясь. Его ссутулившиеся плечи и руки, опущенные глубоко в карманы, говорили о том, что он все ещё переживает почти невинную оговорку Валяя. Лида подошла сзади и обняла его за плечи, прижалась к его широкой спине. – Почему ты так долго? – резко бросил Сергей. – О чем таком ты никак не могла с ним наговориться? – Он просто извинялся… Серёженька, ты устал, давай ложиться. – Этот трепач сбил с меня весь сон, – покачал головой Сергей. – Как он смел делать такие намеки? – Он что, соврал? – уточнила Лида. – Нет. – Что ж ты тогда обижаешься? – удивилась она. – Поверь, Серёженька, мне все равно, кого ты сюда привозил. – Их было две! – отчаянно, будто бросаясь в омут головой, выпалил Сергей. – Пять и три года назад… Валяй принял и ту, и другую в штыки, и они это почувствовали. Та, что была пять лет назад, уехала сразу же, оставив меня здесь… Другая выдержала неделю. Я уж думал, что теперь Валяй оставит свои вечные фокусы. А он снова затеял ту же игру… – начал Сергей, и его голос становился все злее. – Он несомненно хочет, чтобы мы уехали… Зачем тогда звал? Да я ему сейчас морду набью! Лида молча потянулась к нему, чтобы поцелуем оборвать его горькие слова. Вздохнув, Сергей подался навстречу, они поцеловались, и он уже спокойнее прошептал: – Извини, я просто испугался, что могу так нелепо и быстро потерять тебя. – Такого стреляного воробья, как твоя Лидка, не спугнуть подобной мелочью. Прости своего Валяя, он действительно, странный, но он искренне сокрушается… Вдруг мы нарушили какие-то его планы своим преждевременным приездом? – Да что ты говоришь? Какие такие особенные планы могут быть у этого пещёрного отшельника?! – возмутился Сергей. – Да мало ли что? Может быть, он обещал что-нибудь сыну? – Какому сыну? – брови Серёжки поползли вверх. – Как какому? – Лида начала злиться. – Мироше. – Вот как? Сыну? Подумать только, как быстро растут современные дети! У Валяя ещё два года назад не было в помине никакого сына, а сейчас он уже такой большой!.. Такими темпами у Валяя к следующему лету уже внуки будут! – гневно нахмурился Сергей. – Врет он нахально! Валька никогда не был женат! Сегодня я впервые видел этого лохматого мальчишку! Что за бред ты несёшь, Лидушка?! – Он сказал, что Мироша – его сын, – Лида уже ничего не понимала. – Ох! – Сережа опустился на кровать. – Ну и черт с ним! Сын так сын… Когда я в таком состоянии, мне все равно. Утром разберемся. Он закрыл лицо ладонями, крепко потер лоб и тяжело вздохнул: – Ну, Валяй, ну артист… Когда он ещё был взбалмошным мальчонкой, уже тогда было ясно, что из него вырастет… Вот это самое и выросло. Валяй, он и есть Валяй… Ладно, пойдем, умоемся, и спать… Через четверть часа они уже лежали под огромным тонким одеялом. Сережа сразу же уснул, по-детски уткнувшись носом в уголок подушки. Его высокий, со значительными уже залысинами лоб бороздили морщины, ресницы чуть трепетали, и сам он слегка вздрагивал во сне. Сережа видел сны и помнил их, и это делало его похожим на ребенка. Обычно он любил подолгу беседовать с Вовкой, бесконечно обсуждая с ним его и свою "сонную" жизнь, и глядя на них в те минуты, Лида жалела, что не Сережа отец ее мальчика. Она не могла даже представить себе бывшего мужа весело дурачащимся и несущим чепуху. Ветер на улице, действительно, утих, и крупные яркие звезды глядели в небольшое окошко их комнаты. Когда снаружи донеслись громкие звуки, голоса и собачий лай, Лида не придала этому особого значения. Возможно, подгулявшая компания перемещалась по улице, растревоживая притихшую к полуночи деревню… Но вот шум приблизился, и Лида отчетливо услышала обрывки взбудораженных голосов: – Куда он делся?.. Ну, вот скажите, куда он мог деться? – А искать надо было лучше! Наверное, он подох где-нибудь в канаве. – Не мог он уйти далеко… Собак спустить надо было… – Да? Собак? В прошлый раз мы двух лучших псов потеряли… Просто нечего было бегать за тем вторым… Теперь их уже не найдешь! Прямо мимо калитки по улице пробежали люди, обмениваясь отрывистыми репликами и грязными ругательствами. Лиде стало как-то не по себе. И хотя эти мечущиеся по ночной улице люди не имели к ней никакого отношения, она почему-то встревожилась. Когда шум отдалился и стих, ее тревога немножко улеглась. В конце концов, мало ли, по какому поводу шумели здешние жители? Было похоже, что это просто охотники обсуждают недавнюю неудачу. Это Лиду не касалось. Она уже немного задремала, как вдруг ей послышалась какая-то возня уже прямо в доме. За дверью, в кухне, кто-то затопал, приглушенно заговорил и даже пару раз простонал. Несколько раз скрипела лестница под тяжелыми мужскими шагами. Потом кто-то беспокойно заходил по мансарде, и потолок тоже сдержанно поскрипывал и охал. Лида лежала, не шелохнувшись, и ловила странные звуки. Она слышала чей-то тихий, прерывистый голос, вскрики, стоны, временами переходящие в глухой вой, потом послышался горький детский плач. Затем все притихло. Лида села на постели. Сережа крепко спал, и будить его было бы слишком жестоко. После долгой дороги и незаслуженной обиды ему нужно было отдохнуть. Эх, если бы и Лида могла так же спокойно и безмятежно заснуть! Если бы не подозрительные звуки в доме, она так бы и сделала. Но тревога и любопытство взяли свое. Лида встала и, накинув Сережин халат, вышла в кухню. Валяй как раз спускался по лестнице, а следом за ним осторожно сходил по ступенькам мальчик. Мироша был в лёгкой ветровке с капюшоном и в высоких кроссовках. Валяй полушепотом выговаривал ему: – … обязательно найди его. Ты ведь знаешь все его укрытия лучше меня. Обойди их все. – Да, папа, – отозвался мальчик. – И я умоляю тебя, будь осторожен. Если с тобой что-нибудь случится, я сойду с ума… Я бы сам пошёл искать Шепа. Но если я не помогу Кшану сейчас, он не дождётся Шепа. С такой раной ему очень туго пришлось. Его надо немедленно спасать. Я спущусь к реке за лунной травой… – проговорил Валяй, и тут заметил Лиду. Он сразу же замолчал, а Мироша испуганно спрятался за спину отца. – Мы, верно, разбудили вас, Лида? – осторожно сказал Валяй. – Простите, мы больше не потревожим вас. Отдыхайте. – Мне послышалось… – Что? – сурово перебил ее Валяй. – Не знаю… Кто-то плакал… Словом, мне показалось, что у вас что-то случилось, – заметила Лида. – Нужна помощь? – Нет, нет, все нормально. Никаких проблем, – скороговоркой отозвался Валяй и погладил мальчика по голове: – Беги, Мироша. Мальчик пронесся мимо Лиды, выскочил на веранду и почти бесшумно сбежал с крыльца. – Идите спать, – мягко, но достаточно настойчиво произнес Валяй. Он чуть развернулся в сторону, и Лида увидела, что его светлая футболка, надетая под расстегнутую рубашку, вымазана чем-то темным. Заметив направление взгляда Лиды, Валяй запахнул рубашку и мрачно проворчал: – Я в сарае краску разлил… Идите спать, Лида. Он стоял и напряженно смотрел, как Лида возвращается в свою комнату. Глава 3. Пятнадцатое июня. Рассвет. Цьев Цьев подошёл к воде и опустил ступню в воду. Ох, как холодно! Превозмогая желание сразу же вынуть ногу, Цьев постоял, ёжась, и постепенно привык к ледяной воде. Через некоторое время он решил, что вода в самый раз. Если пошустрее работать руками и ногами, то не замёрзнешь… После совершенно безумной гонки по лесу, когда ветер свистел в ушах, освежиться было просто необходимо. Намокшая от пота майка Цьева плотно облепила тело, и ему не терпелось нырнуть. Хотя была уже середина июня, Нерш, истекающий сильными донными родниками, был довольно холодным, особенно здесь, на этой глубокой излучине. Цьев любил плавать. Ещё малышом он приставал к Шепу, вынимая душу из старшего приятеля, пока тот не научил Цьева как следует плавать и нырять. Сам Шеп никогда не совался в Нерш без крайней надобности. Он только пожимал плечами и дивился на самозабвенно плескающегося Цьева, которого было не вытащить из воды при любой погоде. Цьев внимательно огляделся, не идет ли брат. Но Кшана пока нигде не было. Это хорошо, может быть, Цьев успеет выкупаться. Иначе, если Кшан появится на берегу и застанет Цьева в воде, быть ссоре. Младший брат обещал старшему не лезть в реку в одиночку. Кшан, конечно же, подозревал, что Цьев не держит слово, но повода убедиться в этом Кшан пока не имел. Не стоило давать его и нынче. Тем более, что после неудачной вылазки за овраг Кшан наверняка расстроен и взвинчен. Цьев вот только чуть-чуть проплывет туда-сюда и все. И будет спокойно ждать брата. Цьев рассчитывал, что Кшан, побегав по лесу, непременно выйдет к реке и найдет его. А до тех пор Цьев ещё успеет остыть, успокоиться и обсохнуть. Скинув майку и шорты, Цьев помедлил, шагнул на прибрежный камень, пригнулся и стремительным прыжком скользнул в непрозрачную темную воду. Сердце остановилось от нахлынувшего холода, но Цьеву было не впервой. Все-таки, Кшан прав: хочешь купаться – делай это на тёплом спокойном мелководье, где не бьют подземные ключи. А это либо выше по течению, в самом Логове, либо пониже отсюда, почти под окнами деревенских домов. Цьев окунулся ещё разок и быстро поплыл к берегу, держа над водой только голову, и стараясь не взмучивать лишний раз воду. Ему не хотелось тревожить Нерш. Пусть его могущественный дух спокойно спит этим ранним утром. Он был так добр этой ночью, отведя от братьев верную смерть. Выскочив на берег, Цьев присел на корточки у самой воды и, опустив ладони под воду, зашептал реке слова благодарности. Он за многое был благодарен великому Нершу: за то, что он живет, за то, что жив сегодня, за то, что и дальше с ним будет доброта и сила священной реки… Напоследок Цьев зачерпнул воды и брызнул себе в лицо. И сразу же стало легко на душе. Потом Цьев тотчас натянул на себя одежду. Отжав волосы, он потоптался ногами по траве, чтобы обтереть речной ил. Дно Нерша было на редкость илистым. Это был целебный ил. Шеп знал о нем почти все, и Цьев, старавшийся узнать и запомнить хоть небольшую часть того, что знал Хранитель, любил иногда проверять, не забыл ли он чего из объяснений Шепа. Да, про ил Нерша можно было говорить долго… Мало того, что он помогал при ревматизме, но мелкий порошок из высушенного ила ещё снимал и самую жестокую лихорадку… А в смеси с древесными соками был сильным противоядием. За ил стоило особо поблагодарить великого духа реки. Но вот если брат узнает, что Цьев купался в Нерше, и не где-нибудь, а почти рядом с деревней, не миновать зуботычины. Брата что-то долго не было, и Цьев, покосившись на уже поднявшееся над верхушками дальнего леса солнце, прикинул, что пора бы Кшану быть уже здесь. Солнце разогревало берег. Цьев лёг на траву, медленно поворачиваясь с боку на бок. Одежда быстро высохла. Цьев прислушался сам к себе и обнаружил, что в душе уже начинает копошиться настойчивая тревога. Да где же, в конце концов, Кшан?! Не в силах больше просто так сидеть и ждать, Цьев вскочил, огляделся и, бросив в последний раз взгляд на тёмные воды Нерша, повернулся и побежал назад в лес, к оврагу. Он перепрыгивал через кочки и ямки, сбивал ладонью головки ярко-желтых мелких лесных цветов, которые ещё только что начали раскрываться навстречу рассветному солнцу. Если бы кто-нибудь из своих увидел бы его за этим занятием, ох, и досталось бы… Даже эти, никчемные на первый взгляд, желтые цветы, могли пригодиться в очень многих случаях… Цьеву хотелось свободы. Ему хотелось вдоволь гулять не только в близлежащих лесах и лугах, но и купаться в коварном Нерше, и совершать дальние – по его меркам – путешествия в человеческие города, о которых он так много слышал. Он никак не мог взять в толк, почему ему, Цьеву, это запрещёно. Ну насчёт Нерша он ещё мог кое-что понять: река все-таки, один дух Нерша знает, где таятся на его дне омуты, где вдруг взовьются водовороты… Коварство шаловливого духа реки Цьев однажды испытал на себе и не хотел повторять этот опыт. Но вот почему брат никогда не отпускает его от себя и не разрешает ходить одному в деревню? Стоило Цьеву заикнуться о путешествиях, как ощутимая затрещина на некоторое время отбивала у него охоту делать это… Внимательно поглядывая по сторонам, чтобы не упустить из вида Кшана, Цьев вприпрыжку бежал по лесу к оврагу, и вдруг замер, как вкопанный. В ноздри ударил запах крови. Обоняние у Цьева было отличное и никогда ещё не обманывало его. Он огляделся. Трава и кусты черники были примяты и обломаны, словно стадо лосей топталось по небольшому пятачку. И все вокруг побурело от подсохшей совсем недавно крови. И сердце Цьева оборвалось. Цьев представил, что могло произойти здесь, и из его груди вырвался горестный вопль: – Кшан! Ох, Кшан, что с тобой?! Не задумываясь более, он бросился по следу. Найти Кшана, больше ничего не надо… Цьев нёсся по лесу так быстро, как только мог. Но ему казалось, что он едва тащится. Он молился, просил великий Нерш, чтобы брат тотчас же нашелся, пусть раненый, ослабевший, но живой. Но тщетно. Лес уже редел, а кроме кровавого следа, никого и ничего Цьев так и не обнаружил. Цьев любил все вокруг. Он любил эту красивую землю, и надеялся понять, почему они не могут жить спокойно в таких прекрасных, привольных местах. Он любил Нерш с его страшными тайнами, поля, холмы и овраги, где было так спокойно и красиво… Он любил своих соплеменников, сильных, опытных, бесстрашных, знающих так много полезного, о чем люди никогда даже и не догадывались, и одновременно таких мягких и незлобивых. И, наверное, больше всех Цьев любил брата, несмотря на то, что ему частенько доставалось от Кшана за своеволие и излишнее любопытство. Кшан вечно где-то пропадал, но ему всегда было дело до Цьева, и младший чувствовал себя спокойно, когда рядом был Кшан. Поэтому он прощал ему тычки и затрещины, верно рассудив, что брат отвешивает их не по злобе, а лишь учит уму-разуму… Но кое-что, вернее, кое-кого в этой жизни Цьев люто ненавидел. Он ненавидел людей. У него были на то причины. Любопытство и живой интерес к неизвестной красочной жизни и горячая привязанность к любимым друзьям прочно сплелись в его душе с этой съедающей ненавистью. Кшан столько сил угробил на то, чтобы внушить брату где угрозами, где мольбой, что неприязнь и ненависть надо глушить, особенно если хочешь уцелеть среди людей. И Цьев старался быть послушным. Он не забыл и не простил людям ни своего сиротства, ни страшной мученической смерти отца, ни горя сородичей. Но брат и сестра Еса учили Цьева быть разумным и молили быть осторожным. И он старался, ох, как он старался… Ему было уже семнадцать, иногда его так и подмывало отбросить в сторону всякие запреты и забыть устрашающие рассказы. Но Цьев помнил, что он все же не один на этом свете, что многие искренне любят его и заботятся о нем. И он не решался открыто своевольничать. Многолетняя опека сделала свое дело, и подросток считал себя ещё маленьким, и чувствовал себя в достаточной безопасности только рядом с братом или его друзьями. А сейчас, кажется, все готово вот-вот рухнуть, безнадежно и стремительно, плачь не плачь… И Цьев мчался вперёд, совершенно позабыв о собственной безопасности и необходимости быть бдительным. Найти Кшана! Больше ничего не надо, только найти его живым! Размазывая по лицу слезы, он выскочил на пятачок примятой травы на опушке леса. Упав навзничь, Цьев вцепился в травяные стебли, прислушался… И его оглушила боль брата, уже без него живущая на этом клочке земли. Цьев не смог совладать с собой. Не обращая внимания на то, что его рыдания далеко разносятся, он в тоске забился на траве. Только надежда на то, что Кшан знал, что делал, когда пробирался именно сюда, заставила его взять себя в руки. Поднявшись, Цьев снова пустился по следу. Кровавый след стал менее заметным. Он тянулся, то надолго прерываясь, то снова возобновляясь несколькими крошечными капельками, и шел через лесную опушку и поляну, прямо в густой траве вдоль тропы в деревню. Цьев подбежал к толстой березе, что росла на самом краю деревни, и присел в траве рядом с подсохшей бурой лужицей. Слезы комком застряли в горле. Цьев осмотрелся и стал думать. Кровавый след стал таким неявным. Только изредка он обнаруживался на траве заметными каплями. След тянулся в десятке шагов вдоль тропы, значит, Кшан шёл сам. Люди тащили бы его прямо по тропе. Сколько крови там в лесу и на опушке! Разве можно потерять столько крови и остаться в живых? Если только брат погиб, Цьев растерзает всякого, кого встретит в этой деревне, и если кто-то захочет его остановить, пусть сначала убьёт его, Цьева, если сможет. Кшан стремился попасть в деревню, а там было только одно место, куда он мог податься. Если Кшан дошёл, ему окажут помощь, но разве может человек, пусть даже лучший, по-настоящему помочь? Что ж, в деревню, так в деревню. Вбежав на улицу, Цьев замер, оглядываясь. Страх слегка зашевелился внутри. Но о каком страхе может идти речь, когда Кшан в опасности? Промчавшись вдоль заборов на одном дыхании, Цьев вбежал в калитку давно знакомого дома. Глава 4. Пятнадцатое июня. Утро. Лида Разбудили Лиду настойчивые Сережкины руки. Он стянул с нее одеяло, весело хохоча над её сонным возмущением, и почти силой поднял на ноги. – Пора, пора, соня! Уже солнце встало! Поднимайся! Лида рассеянно оделась, привела себя в порядок и позволила, наконец, Сереже вытащить ее из комнаты. В кухне было темно и пусто. На плите стоял холодный чайник, и не было никаких следов того, что кто-то сегодня уже завтракал. Только длинный узкий полосатый половик был сдвинут и испачкан засохшей грязью, в то время как вечером он был безупречно чистым. – Это кто же так наследил? – удивилась Лида. – Действительно, на Валяя это не очень похоже. Он по полу не ходит – летает… – подтвердил Сергей и угрюмо предположил: – Вероятно, это тот нечесаный и неразговорчивый малец напачкал… Ладно, пошли на улицу, все равно грязные половики – это не наша с тобой забота. При ярком солнечном свете дом, сад и лужайка у крыльца показались Лиде совершенно иными, нежели ночью. Все было так нарядно, празднично и светло, что она даже не сразу вспомнила о ночном происшествии. – Сережа, ты ночью ничего не слышал? – осторожно спросила Лида. – Абсолютно ничего, – ответил тот, спустившись с крыльца. – Бывает, что ночами я иногда не сплю, но не в этот раз. А что я должен был слышать? – Шум на улице, возня в доме, какие-то стоны и плач наверху… – перечислила Лида. – Выдумщица! – вздохнул Сергей и сладко зажмурился, подставляя солнцу лицо. – Это тебе приснилось. – Ну да, как же! – фыркнула Лида. – Я не спала, даже из комнаты пришлось выйти, чтобы проверить в чем дело! – Ну тогда… – Сергей пожал плечами. – Тогда это, верно, Валяй хотел тебя напугать. – Думаешь? – Лида вспомнила лицо Валяя, когда он выпроваживал ее спать, и возразила: – Какое там пугать! Он сам, вроде бы, выглядел испуганным. – Ну, не знаю, – отмахнулся Сергей и проворчал. – Все равно, это все фокусы Валяя. Не иначе, чтобы выжить нас отсюда. Вот я все припомню… Где он, кстати? Валяй, с несколькими поленьями в руках, вышел из-за угла дома. Он был в одних узких джинсах и оказался замечательно сложенным и отлично развитым плечистым мужчиной в расцвете лет и пике физической формы. Он куда сильнее, чем вечером, прихрамывал на правую ногу, и заботливый Сергей, совершенно позабыв, что только что не то хотел припомнить брату что-то, не то собирался набить ему морду, не преминул заменить утреннее приветствие вопросом: – Что ты так расхромался, Валяй? – Да змеиный укус побаливает… – нехотя буркнул тот. – Вчера ты говорил, что все почти прошло! – Говорил… Так, перегрузочка вышла… Ничего страшного, не впервой, – сухо отозвался Валяй и скользнул взглядом по стоящей на крыльце женщине. Он остановился рядом с братом, перехватил ответный испытующий взгляд Лиды, и его брови чуть нахмурились. Выглядел он неважно, был усталым и ещё более угрюмым, чем накануне. Но он постарался быть вежливым хозяином, поэтому хоть и через силу, но буркнул: – С добрым утром, Лида. Как спали?… Вам удалось отдохнуть? – Я спал превосходно, – ответил Сергей, – а вот Лиде мешали какие-то странности… – Мне очень жаль. Надеюсь, что впредь этого не повториться… – Валяй с легким поклоном обошел Сергея, прошел мимо Лиды и исчез в доме. – Подумать только, ему жаль, – покачал головой Сергей. – Значит, раз он не отрицает, это действительно его рук дело! Вот паршивец! Пойдем завтракать, а заодно выясним, долго ли он будет над нами издеваться… Сергей решительно пошел в дом. Лида отправилась следом и, войдя в кухню, с удивлением увидела, что Валяй тащит дрова наверх в мансарду. – Валька, зачем тебе там дрова? – изумился и Сережа. – Там у меня есть печурка маленькая, – хмуро пояснил тот. – Но ведь тепло… – А если я замёрз? – с вызовом ответил полуголый Валяй и исчез наверху. В ожидании, когда брат спустится снова, Сережа поставил чайник на плиту и мечтательно сказал: – Если не обращать внимание на Валяя, место здесь все-таки чудесное! Вчера я говорил, что мне кажется, будто я тут двадцать лет не был. А сегодня мне уже кажется, словно я только вчера отсюда уехал. Ну, будто и не было двух лет отсутствия. Как в детство возвращаешься. Мы же здесь каждые каникулы проводили, пока были детьми… – рассказ снова начался от Адама. Лида смотрела в окно, стараясь хотя бы рассеянно, но следить за надоевшим уже повествованием. А то Сергей спохватится и если заметит невнимание, обидится просто смертельно. – … Деревня-то тогда совсем глухая была, несколько жилых дворов и все. Потом сюда хлынули дачники, пустующие дома раскупили, довели до ума, поселили тут разных бабулек, тещ и свекровей на постоянное место жительства… Теперь здесь одновременно и глушь, и народу в деревне около сотни летом живет. Валяя можно считать старожилом. Когда бабка наша умерла десять лет назад, мы с ним приехали сюда на похороны, и оказалось, что дом завещан мне и Валяю. Я оформил документы и вернулся домой, а Валяй остался на все лето, а потом совсем отказался возвращаться. Университет бросил, чудак… Так и живёт тут. Одиноко и довольно замкнуто. Удивительно, что до сих пор на человека похож… Правда, он все время норовит меня разубедить в последнем. – На что же он живет и содержит дом в таком идеальном порядке? – Сам не перестаю удивляться, – отмахнулся Сергей. – Он говорил, что на зиму устраивается на подсобные работы в сельсовете, это здесь, в семи километрах, в Капошицах. Плотничает там, печи топит. А летом тунеядствует. Зимой-то я ни разу здесь не был, да и летом не каждый год. А у Валяя, видно, натура такая: дикая жизнь ему в радость. Не знаю я, почему его это все устраивает, я бы и полугода здесь не протянул на его скудных грошах, с голоду бы помер. Правда, его ещё лес и огород кормит тогда, когда денег не на все хватает. Я пытался посылать ему переводы, а он все мне вернул и оскорбился, чудак… Мне, как человеку, необремененному семейством, не составляло бы труда иногда побаловать единственного братишку. Тем более, что я уверен: Валька не стал бы переводить деньги на выпивку и прочие порочные излишества. Но он не хочет ничего брать. Такой уж мой братец на редкость принципиальный субъект, до противного… – В нашем семействе все качества развиты не слегка, а до противного! Это и к тебе относится, мой прирожденный рассказчик… – раздался сверху голос Валяя. Он сошел с лестницы и заметил: – Я сейчас ещё за дровами в сарай прогуляюсь, а вы тут не скучайте… – Скажи лучше, какого черта ты ночью действовал Лиде на нервы? – огрызнулся Сергей, задетый тем, как поименовал его Валяй. – Это не я… – угрюмо вздохнул Валяй. – Ко мне, видите ли, иногда наведывается полтергейст… Обычное явление в наших краях. Шалит помаленьку, но никого не трогает. – Трепач, – Сергей сплюнул в сердцах. – Ну что ты за человек, в самом деле? Вот зачем ты давеча Лиде наплел про этого парнишку? Какой ещё, к черту, сын? – вспомнил Сергей ночной разговор. – Почему это сразу "наплёл"? – проворчал Валяй, уже подходя к двери. Он уже собирался выйти, но вздохнул, обернулся и спокойно подтвердил: – Я не плёл. Все верно. Мироша – мой сын. – Да? – Сережка явно не собирался верить брату. – Ну да, конечно. А Лидочка – моя незаконнорожденная дочь. – Ты хотел честного ответа – получи и не ёрничай, – Валяй презрительно сжал губы. – Ну, допустим, сын… Интересно, его тебе аист на порог принес, или ты его на капустной грядке нашел? – засмеялся Сергей. Но Валяй в ответ на шутку так помрачнел, что Сергей сменил тон: – Ладно, не дуйся. Ему ведь лет восемь… – Девять, – поправил Валяй. – Но ты же никогда не говорил мне о нем?! Или я прослушал? – Не говорил, – кивнул Валяй. – Но он почти все время живет здесь. – Что? – Сергей развел руками. – Ты хочешь сказать, что он все девять лет жил в этом доме? – Да, – подтвердил Валяй. – Почти всегда он со мной. – Что ж я его не видел ни разу? – язвительно спросил Сергей. – Ты раньше ни разу не приезжал раньше оговоренного времени! – парировал Валяй. – Так было задумано и сейчас. До вашего приезда он должен был перебраться к другим родственникам. – Так во-о-от почему ты чуть не сожрал нас живьем за этот несвоевременный приезд… – протянул Сергей, засмеялся и замотал головой. – Ну, артист… Нагородил такой огород на пустом месте… Чего ты стесняешься? Он что, приемный или… – Это мой родной сын. Сколько можно сомневаться, если я впрямую тебе об этом говорю? – поморщился Валяй. Он стоял, держа больную ногу на весу. Наконец, видимо, боль слишком уж досадила ему, и он, решительно шагнув к столу, присел на табурет. – Ещё вопросы будут? – Да, будут… Ты спятил, что ли, братец? Зачем прятать от меня родного племянника? Я, что ли, нелюдь какой? – растерянно развел руками Сережа. Валяй вздрогнул, по лицу его пробежала тень. А Сергей продолжал: – Ну ладно, отец наш умер. Но мама все в церковь бегает, свечки ставит, молится, чтобы Бог ей внуков послал перед смертью порадоваться… А ты такого уже взрослого ребенка от всех скрываешь!… Не стыдно? Валяй передернулся, но промолчал. Видимо, он ожидал от брата именно такой реакции, поэтому его мрачное лицо не выразило никакого удивления. Сергей надул щеки, шумно выдохнул и уже спокойнее сказал: – Ну ладно, лучше поздно, чем никогда… Мать-то его где? Вы с ней, как я понимаю, не расписаны? – Мать Мироши умерла на третий день после его рождения, – ответил Валяй. – Зимой он живёт у своего дяди, брата матери… А все остальное время со мной, кроме тех дней, когда ты у меня бываешь… – Очень мило! У одного дяди он живет, а другой дядя его до таких лет и в глаза не видел! То-то он у тебя такой смурной да трусливый! – Это не твое дело! – резко вставил Валяй. – С тебя довольно и того, что ты узнал то, что тебе знать не следовало бы. – Ах, мне знать не следовало?! – Сергей нетерпеливо постучал по столешнице: – Что-то тут не чисто! Ты, верно, все же врешь! Никакой он тебе не сын! – Ну вот ещё, дожили… Ты ещё мне разные порочные страсти припиши! С тебя, мил-друг, станется, под горячую-то руку ты меня ещё извращенцем ославишь! – покачал головой Валяй и, встав, подошел к столику в углу. Порывшись в верхнем ящичке, он вынул паспорт с заложенными в него листочками и бросил на обеденный стол. – Проверяй, начальник! Валяй взял паспорт и машинально открыл первую страницу: – Так-так… Варзанов Валентин Михайлович, одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения… Прописан: Тверская область, Молчановский район, деревня Лешаницы… – Сережа открыл заложенную страничку. – Так-так, пока все верно… Детей нет… Как? Есть?! Хм, очень забавно… Дети: Варзанов Мирон Валентинович… Сергей опустил руки и уже серьезно взглянул на спокойного Валяя. То, что было вложено в паспорт, оказалось картонными корочками свидетельства о рождении ребенка. Сережа раскрыл его и бегло, без нарочито-издевательского выражения, с которым он читал паспорт, проговорил: – "Гражданин Варзанов Мирон Валентинович, родился двенадцатого мая одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года в деревне Лешаницы… Так, отец – Варзанов Валентин Михайлович… мать – Миронова Юлия Мироновна… " Валька, ты настоящий свинтус! Такие вещи не скрывают от матери и брата! – гневно сказал Сережа напоследок. – Позволь мне самому принимать такие решения, что и кому говорить, а о чем молчать, – буркнул Валяй и протянул руку за документами. Сергей молча отдал их и страдальчески нахмурился. Валяй убрал паспорт обратно в ящичек и молча вышел из дома. Сергей ни слова не сказал, только тоскливо подпер голову кулаком и вздохнул. – Сережа, брось ты расстраиваться, – попробовала Лида утешить своего друга. – Лидочка, что это, черт возьми?! – вскинулся вдруг Сергей. Он сидел и настороженно прислушивался. И тут Лида тоже ясно услышала протяжный стон, шедший откуда-то сверху. – В мансарде есть лестничная площадка и одна огромная комната… – пробормотал Сергей.– Это точно оттуда… – То же самое было ночью, – подтвердила Лида. – А ты не верил. – Пойдем-ка взглянем, – Сережа встал. – Но ведь там комната твоего брата, нехорошо будет нагрянуть туда без него. Валяй неожиданно вошел в кухню, дров при нем не было. Судя по времени, он вряд ли успел дойти до сарая. Окинув брата и его подругу озабоченным взглядом, он подозрительно уточнил: – Вы куда это собрались? – Валька, у тебя в комнате кто-то стонет! – угрожающе сказал Сергей. – Да что ты говоришь? – натянуто удивился Валяй. – Не иначе опять мой добрый друг полтергейст шалит… Не обращайте внимания. Нет там ничего. И тут стон повторился, мучительный и громкий. Валяй вздрогнул, побледнел и, не обращая больше на гостей внимания, поспешил наверх. Сергей через секунду сорвался следом. Лида пошла за ним, но уже на верхней ступеньке довольно-таки крутой лестницы они наткнулись на грозного Валяя. – Не ходите сюда! Я вам запрещаю подниматься в мансарду! – он перекрывал собой узкую лестницу. – Вам нечего делать в моей комнате! Ясно? Сережа сжал кулаки и твердо сказал: – Мне надоели твои выходки, Валентин. Кто у тебя там? Я же не глухой! Из комнаты в мансарде послышался легкий стук чего-то упавшего, и снова раздался жалобный стон. Валяй, все ещё загораживающий дорогу, напрягся, словно выбирая, продолжать отсекать путь непрошенным гостям или спешить на зов. Наконец, он махнул рукой и бросился в комнату. Лида с Сергеем быстро поднялись следом. Они вошли в большую, но через чур набитую старой мебелью мансарду. Неподалеку от входа, действительно, топилась крошечная буржуйка, и от нее в помещёнии было жарко и очень душно. Валяй стоял на коленях у низкого видавшего виды диванчика и осторожно поглаживал по голове лежащего человека. Диван и вытертый коврик на полу были в свежей, ещё непросохшей и странно пахнущей крови. Лежащий – смуглый, худощавый парень – был еле жив. Он судорожно сжимал в кулаках верх какого-то клетчатого пледа, которым был укрыт, и смотрел перед собой ничего не видящими тусклыми глазами. Сухие губы бедняги были уже бескровны и подрагивали, да и всего парня трясло в лихорадке. Вот ради него-то, судя по всему, и топилась печурка Валяя. Когда Лида с Сережей приблизились, лежащий все-таки заметил их и дернулся. Валяй положил ладонь ему на лоб и сказал ласково: – Успокойся, Кшан, эти люди не причинят тебе вреда… В ответ на легкий стон бедняги Валяй уверенно повторил: – Клянусь тебе, они безопасны. Сергей весь сразу же подобрался и стал хладнокровно-серьезным. Решительно подойдя к дивану, он отвел руки Валяя и выдернул плед из пальцев парня… Лида невольно вскрикнула: на боку парня кровоточила огромная рваная рана, словно развороченная чем-то. В ране торчали какие-то серые лоскутки… Крови было много, хотя она едва сочилась на старый кожаный диванчик. Но сочилась она, видимо, давно и непрерывно, поэтому на пол ее натекло достаточно. Раненый тяжело ловил ртом воздух, наверняка ему было очень плохо. Его довольно длинные перепутанные черные волосы, раскинувшиеся по плоской подушке, были небрежно растрепаны, но на макушке торчали в стороны две неровные, грязные, нелепые косички. Из одежды на парне присутствовали только темные узкие трикотажные брюки, а рядом с диванчиком на полу валялась груда окровавленных тряпок, бывших, видимо, его прочей одеждой. Сергей присел около дивана, вглядываясь в раненого и определяя его состояние, а потом вскочил с возмущенным воплем: – Да это же уму непостижимо!!! Что ж ты делаешь, Валька, он же у тебя умирает! Почему перевязку не сделал?! Парень, считай, уже кровью истек! – Не лезь, Сережа… – попробовал возразить Валяй, но Сергей грозно рявкнул: – Давящую повязку нужно, и немедленно!.. Слышишь, Валяй?! Давай, действуй! А я пока заведу машину. Его надо срочно в больницу, или он умрет в течение ближайшего часа, – заключил Сергей. Он торопливо оглянулся на Лиду. Но никакой паники, тем не менее, в его взгляде она не заметила. Сергей деловито спросил: – Лидок, ты же у меня не боишься крови? Помоги Валяю… Валька! – он пнул все ещё сидящего на корточках брата коленом в плечо. – Не спи, Валька! Что сидишь? Оробел, что ли? Ну иди, возьми ключи от машины и сам выведи ее. А я сделаю перевязку! Лидушка, принеси мой рабочий кейс! Лида послушно шагнула к выходу на лестницу, но тут Валяй пробудился от странного оцепенения. – Никуда ты его не повезешь! – отчеканил он, снова накрывая раненого пледом и поднимаясь на ноги. Сережа даже побелел от необходимости тратить время на бессмысленный спор. – Валя, этот человек серьезно ранен! Там одной штопки на несколько часов работы, не говоря уж о переливании крови! Ты что, хочешь взять его жизнь на свою совесть?! – заорал Сергей. – Его нельзя никуда везти, – бросил Валяй. – Мне наплевать, почему ты его прячешь, и есть ли тут криминал! – прошипел Сергей. – Я хоть и собачий доктор, я вижу, что этот человек умирает! – Сережа, ему не смогут помочь в больнице, я знаю! – почти взмолился Валяй. – И я не позволю тебе трогать его! – Все, Валентин! Больше ты тут не командуешь! Займись машиной, ничего не хочу слышать! – сурово бросил Сергей. Он наклонился к раненому, и тут в комнату ворвалась стремительная невысокая фигура. Какой-то совсем юный парнишка в широких черных шортах по колено и серой трикотажной майке, как вихрь, налетел на Сергея и сильно оттолкнул его в сторону, прямо на стоящую рядом девушку. Лида подхватила Сережу под руку, и он умудрился не упасть. Атаковавший его паренек, не останавливаясь после толчка, подскочил к растерявшимся людям и вскинул руки прямо к глазам Сергея: – Не трожь его, сволочь! Убью!!! Лида оцепенела. Прижавшись к Сереже, она не могла отвести взгляда от темных узких ладоней юного агрессора… Хищно согнув пальцы, паренек направил их прямо в глаза совершенно растерявшегося Сергея. Но не это было столь страшно… Несколько секунд Лида не могла понять, что именно не в порядке с руками паренька. А странная особенность просто не могла не броситься в глаза: ногти на согнутых пальцах были… О, господи! Это были узкие отполированные кинжалы не меньше десяти сантиметров в длину! – Цьев, – пробормотал Валяй, шагнув к пареньку. – Не надо, они безопасны, я ручаюсь за это… – Я убью вас обоих! – прошипел паренек, не убирая рук. Валяя от этих слов передернуло. Он осторожно положил руки на локти паренька и настойчиво повторил: – Цьев, пожалуйста! Они тут ни при чем! Неожиданно паренек отскочил назад, чуть не сбив Валяя, отвернулся и кинулся к лежащему. – Кшан, Кшан… Ох, Кша-а-ан! – забормотал он, отбросив в сторону покрывало и опустившись на колени. – Я убью их, Кшан, родной, я их убью… Он запустил пальцы в рану и вытащил оттуда кроваво-бурый комок каких-то листьев и отбросил их в сторону. – Что же они сделали с тобой?! – горестно пробормотал паренек. – Я найду их и прикончу… Всхлипывая и осторожно прикасаясь к поврежденной кровоточащей плоти, паренек стал ощупывать края раны, беспокойно поглядывая на раненого. Узкое лицо парнишки с мелкими, но четкими чертами, выражало крайнюю тревогу. Но не только это было заметно. В блестящих влажных глазах подростка зрело ещё что-то очень страшное и опасное. Он не только готов был расплакаться, но и, несомненно, готов был к более решительным действиям. Сергей, оправившись не столько, видимо, от испуга, сколько от дерзости и стремительности наскока, мягко отстранил Лиду и шагнул к диванчику. Но Валяй, неожиданно встрепенувшись, преградил ему дорогу и оттолкнул и брата, и Лиду ещё дальше: – Упаси вас Боже мешать ему! – зашипел Валяй. – Ни слова против, иначе вы все испортите! Закончив осмотр, паренек наклонился к самому лицу раненого и взмолился: – Кшан, скажи что-нибудь, ты слышишь меня? Но несчастный не смог ему ответить, только слабо пошевелил губами. И не обращая больше ни на кого внимания, парнишка встряхнул своими недлинными, но густыми тёмными с рыжинкой волосами, тяжело вздохнул, наклонился к раненому и, почти ткнувшись лицом в огромную рану, принялся торопливо лизать развороченный бок. Лида в смятении отвела глаза, стараясь подавить резко подступившую к самому верху горла тошноту. Тут же она услышала приглушенное ругательство, вырвавшееся из уст Сергея. – Какого черта он вытворяет?! – Сергей дернулся, но Валяй, застывший рядом, гневно вскинул руку: – Я что тебе сказал? Не смей вмешиваться!! Сережа опустил руку Лиде на плечи, притянул ее к себе и замер, прошептав только: – Рассказали бы – не поверил бы ни за что. Дай Бог, чтобы это оказалось сном… Лида снова заставила себя смотреть на диванчик. Парнишка продолжал лизать бок раненого. Все лицо его от лба до подбородка было одной кровавой маской. Его влажный розовый язык шустро гулял по разорванным тканям. Вдруг паренек отпрянул, болезненно вскрикнув. Раненый приоткрыл глаза и покосился на перемазанное кровью лицо: – Что, малыш? – Укололся, – виновато ответил парень. – Сейчас посмотрю получше. Он наклонился и дунул на рану. Взлетели в разные стороны разбрызганные капельки крови. Всмотревшись в рану, паренек неуверенно сообщил: – Что-то острое, узкое и длинное… То ли щепка, то ли осколок кости… Чем тебя ранили, Кшан? – Это был кол, Цьев… Свежеструганный кол… – Наверное, это все-таки щепка… Да, Кшан? Я вытаскиваю? Кшан слабо кивнул, и Цьев двумя пальцами вытащил за кончик щепку длиной не менее пяти сантиметров. Бросив окровавленную щепку на пол, Цьев всхлипнул, сглотнул и, переведя дыхание, снова принялся слизывать кровь. Он облизывал края раны, обводя по ее контуру языком, потом, немного отстранив перемазанное лицо, он набрал воздуху и припал к кровоточащему центру раны. Было видно, что он захлебывается кровью и глотает её. Лида снова не смогла не отвести взгляд. Прижавшись лбом к плечу Сергея, она пыталась прогнать тошнотворное зрелище, но оно так и висело перед глазами. Столько крови, этот специфический запах… Лида не боялась крови, сколько бы ее не было, но ни разу она не видела, чтобы кто-нибудь взахлеб глотал свежую, теплую, струящуюся прямо из живого тела кровь… – Лидуша, тебе нехорошо? – прошептал Сергей ей в ухо. – Хочешь, я выведу тебя на воздух? Лида хотела уже кивнуть, но… Любопытство и страх оставить Сережу одного с этим странным вампиром и сумасшедшим братом пересилили. – Ничего, Сережа… Все прошло, – Лида взглянула на лохматого Цьева. Его язык все так же проворно касался оголенных тканей. Крови в ране уже не было. Раненый еле слышно постанывал, но дыхание его выровнялось и стало спокойным. Оторвавшись, наконец, от раны, парнишка взглянул на Валяя: – Валя, трава есть? – Конечно, – Валяй подал ему полиэтиленовый пакет, набитый мелкими продолговатыми листьями. Парнишка вытряхнул листья себе на колени, сгреб их в пригоршню и стал быстро и сильно мять их до тех пор, пока свежие листья не свалялись в темный, пустивший сок ком. Лида смотрела, как он терзает листья руками и с удивлением заметила, что… ногтей на его пальцах не было вовсе, словно они были обкусаны под самое основание! – Сережа! Его ногти! – прошептала Лида. – Они только что были… – Я видел, – коротко шепнул Сергей. Хорошенько размяв ком, паренек ещё несколько раз лизнул переставшую кровоточить рану, осторожно запихал сочный комок листьев в самый центр раны и легонько сдвинул рваные края. Приподнявшись на коленях, паренек вгляделся в лицо раненого. – Кша-ан!.. – тоскливо позвал он. – Как ты? – Спасибо, малыш… – еле слышно произнёс Кшан. – Боль слабеет. – Рано ещё про спасибо, – отозвался парнишка. Он локтем вытер с лица свежую кровь, только размазав ее, шмыгнул носом и, сжав в кулак пальцы левой руки, выставил указательный палец. Что-то белое и блестящее выдвинулось с его кончика, стало расти… Через секунду Цьев одним движением длинного и, судя по всему, острого и жесткого ногтя вспорол себе вену на правом запястье. Хлынула кровь. – Не надо, Цьев, – тихо, но твёрдо сказал Кшан. – Залижи немедленно. Но Цьев покачал головой и протянул Кшану повреждённую руку: – Пей, Кшан. – Не буду! – упрямо отказался Кшан. – Не дури, зализывай! Цьев вздрогнул, глядя, как начинает капать на пол его собственная кровь: – Пей, Кшан, не упрямься! Что и говорить, упрямство раненого было напрасным. Было видно, какими жадными глазами Кшан смотрел на струйки крови, побежавшие по руке паренька, и как ноздри его затрепетали. А когда Цьев, просунув левую руку под плечи Кшана и немного приподняв его, ткнул ему в губы свое кровоточащее запястье, несчастный прямо-таки впился в рану. Он сосал свежую кровь, а агрессивный парнишка неподвижно замер, обнимая Кшана и отвернув от него лицо. По лицу Цьева текли обильные слезы, оставляя за собой дорожки на измазанных кровью щеках. С каждым посасывающим движением губ Кшана, паренёк страдальчески морщился и задерживал дыхание, стараясь не вздрагивать. Слезы все сильнее текли по его лицу, не переставая, но он не отнял руку до тех пор, пока раненый сам не отстранился. Тогда паренёк осторожно опустил Кшана на подушку, поднёс свою руку ко рту и несколькими ленивыми медленными движениями влажного языка остановил кровь. Шатаясь, он сел на измазанный коврик, привалился боком к диванчику. Его голова склонилась на грудь раненого, он прикрыл глаза и тихо заскулил, как собачонка. Кшан нащупал его плечи и слабо сжал их, проговорив: – Цьев, спасибо… Как ты, малыш?.. Парнишка не мог ответить, он сидел совсем без сил, и даже руки, брошенные на колени, не поднимались. Кшан наощупь провёл ладонью по щеке Цьева и прошептал: – Отдохни, Цьев… Валя, ну что же ты? Помоги ему. Валяй подошел и присел над парнишкой. Цьев безропотно позволил поднять себя на ноги, подвести к стулу и усадить. Его глаза оставались безучастными, пока он снова не заметил чужих людей. Вскинувшись, он прошипел: – Если вы ещё раз прикоснётесь к моему Кшана, я вас убью!!! – и жуткой длины ногти снова взметнулись. – Эти люди не причинят вреда ни Кшану, ни тебе, никому из нас! – твердо сказал Валяй. – Сколько же раз можно повторять это? Успокойся! Паренек внимательно посмотрел на Валяя и слабо пожал плечами: – Я доверяю тебе, Валя, но не им. Им я не верю! – Но это же не они ранили Кшана! – возразил Валяй. – Какая разница?! Разве это их заслуга?! – темно-зеленые глаза измерили Лиду, а затем Сережу со звериной ненавистью. Но силы, затраченные странным пареньком на помощь не менее странному мужчине с неопрятными косичками, ещё не вернулись в худенькое, совсем неатлетическое тело подростка. За выразительным взглядом ничего не последовало. – Это мой старший брат, я за него головой ручаюсь, Цьев, – с нотками мольбы в голосе повторил Валяй. – Умерь свой гнев, я очень тебя прошу! Они неопасны. Это… Это друзья. – Люди не могут быть мне друзьями, – упрямо сказал Цьев и устало откинулся на спинку стула. – Пусть так. Но не надо им угрожать. Это мои гости, и они не повредят Кшану, – убеждённо сказал Валяй. – Все равно, нам следует исчезнуть отсюда, – настойчиво повторил парнишка. – Исчезнуть! Понимаешь, Валя? И поскорее. – Тебе надо поесть и поспать, иначе ты ничего не сможешь, – ответил Валяй. – Ты спас Кшана от смерти, но посмотри, что ты сделал с собой! Ты слишком вымотался. Поэтому не надо торопиться… Придёт Шеп, и мы тогда успешно со всем справимся. Кшану все равно ещё пару дней нельзя будет двигаться. – Ты хочешь, чтобы я на пару дней оставил его здесь? – спросил Цьев, и сказано это было таким тоном, будто бы Валяй предложил Цьеву пристрелить Кшана. – Ну хорошо, если тебе настолько не терпится, то к вечеру можно будет проводить Кшана в лес. Но все равно без Шепа я не решусь на это. Надо будет его дождаться… – пожал плечами Валяй, и Цьев неохотно кивнул. Лида вздрогнула от резкого движения, которым Сергей вдруг убрал ее руки со своего локтя и шагнул к Валяю: – Валька, ты думаешь, что ты тут говоришь?! Ты что, хочешь тащить раненого в лес? – Сережа, я в последний раз добром прошу: не вмешивайся! – глухо отозвался Валяй и злобно оглянулся на брата. – Нет уж, извини! Этому человеку надо лежать несколько недель! Причем после операции! Ты что думаешь, его внутренности сами срастутся, как положено? Цьев, одним прыжком взвился в воздух и прыгнул Сергею на плечи. С возмущенным криком Сережа начал отдирать от себя вцепившегося в его рубашку паренька. Валяй тоже бросился на помощь брату. – Цьев!!! Громкий, неожиданно громкий для такого ослабевшего тела, голос раненого мгновенно остановил паренька. Выпустив из пальцев изорванный воротник рубашки Сергея, Цьев метнулся на зов: – Что с тобой, Кшан?! Тебе плохо?! – Да ничего, – слабо улыбнулся раненый. – Ну-ка, держи себя в руках. Этих людей Валя долго ждал, они его гости, и они хотят мне помочь. Уймись, пожалуйста… Цьев оглянулся на сердитого Сергея и буркнул: – Они точно такие же, как и все остальные… Ничуть не лучше! – Как бы то ни было, Цьев, ты успокоишься и будешь с ними вежлив, – твёрдо сказал Кшан, строго глядя на парня. Цьев насупился и отвернулся. – Ты сделаешь это? – не отставал Кшан. Паренек с крайне недовольной миной кивнул и, тяжело вздохнув, вернулся обратно к своему стулу и мрачно уставился на Сергея. Сергей и Цьев долго и внимательно изучали друг друга. Один с негодованием и обидой, другой с едва сдерживаемой ненавистью. В конце концов, Сергею надоела эта безмолвная дуэль, и он резко спросил: – Валентин, ну-ка поясни, этот шибздик долго будет действовать на мои больные нервы? До вечера? Или все-таки пару дней Ты скажи уж сразу, чтобы я подготовился! – Придёт Шеп, и мы решим, когда Кшана можно будет переправить в лес, – буркнул Валяй, виновато глядя на брата. – Прости моих друзей. Видишь ли, дело в том, что… – он запнулся и замолчал. – Словом, есть нюансы… Ты не должен был встречаться с ними… – Значит из-за того, что я поспешил с приездом, я не только узнал страшные семейные тайны, но и ещё рискую перепортить весь свой гардероб? – злобно подытожил Сергей, пытаясь оторвать от воротника лохмотья. – Мне жаль, Сережа… – проговорил Валяй. – А мне нет! – запальчиво возразил Цьев и с вызовом задрал голову. – Тряпки – это, конечно, ерунда… – процедил Сергей. – Меня другое возмущает: я что, не могу ходить в собственном доме, где вздумаю, и говорить, что захочу? – Да, не можешь! – прищурился Цьев. – Цьев, прекрати!.. – Валяй в ужасе схватился за голову. – Сережа, не дави на меня! Дай мне хоть мысли в порядок привести, иначе мы никогда не разберёмся… Придёт Шеп… – "Придёт Шеп… Придёт Шеп…" – буркнул Цьев. – Шеп придёт, конечно, только вот когда? Сколько времени пройдет, пока он случайно наткнётся на след Кшана и поймёт, что ему непременно надо заглянуть сюда?.. До тех пор я могу перепортить не только чей-то там гардероб, – угрожающе заметил он, садясь обратно на стул и поворачиваясь спиной ко всей компании. – Погоди, погоди, Цьев!.. Разве не Шеп прислал тебя?! – Валяй заметно напрягся. В мансарде стало тихо. Лида переводила взгляд с одного напряженного лица на другое. Шеп был упомянут уже не однажды, да так, будто от него одного всё зависело. А Валяй ждал ответа. И наконец, Цьев недоуменно сообщил: – Я три дня не видел Шепа и не знаю, где он… Рыщет в окрестностях, наверное, и кто знает, когда Нерш подскажет ему, как быть… Валяй задумчиво закусил губу, потер лоб, потом махнул рукой: – Ну что ж, в любом случае придется его ждать. Хорошо ещё, что Мироша нашёл хоть тебя, Цьев… Он присел перед печуркой, сгрёб окровавленную одежду Кшана и пихнул её в печку, затолкав вглубь поленом. А потом, что-то вспомнив, шлепнул себя ладонью по лбу: – Совсем из головы вон… Вы же все у меня голодные! Сейчас я что-нибудь соображу… Валяй уже двинулся к лестничной площадке. Цьев испуганно посмотрел ему в спину, закусив губы, но все-таки решился: – Валя! А я ведь Мрона не видел, – сказал он быстро и замолчал на полуслове. Валяй резко развернулся. Взлетели и опали темно-каштановые пряди, оттеняя смертельно побледневшее лицо. – Как не видел?!! – ахнул Валяй. Цьев тихо сказал: – Я ждал Кшана на берегу, а его долго не было. Я пошел искать брата, нашел в лесу кровь и следы борьбы и понял, что стряслась беда. Чтобы найти Кшана, я шёл по его следу… Я подумал, что если Кшана все-таки не поймали, то он может быть только у тебя, Валя, ведь это единственное место, где он мог спастись. Это счастье, что я оказался прав! Но все так получилось само собой. Я шел наугад… А Мрона я не видел… – заключил Цьев. Валяй выпрямился и оглядел всех, беспомощно и жалобно. Сергей, бросив наконец попытки привести в порядок рубашку, подошел к Валяю, пожимая плечами: – Валька, что ты паникуешь? Куда мальчонка мог подеваться в своей родной деревне? Валяй в ответ лишь посмотрел на брата с сожалением. Он оперся спиной о дверной косяк и медленно опустился на корточки, бросив руки на колени. Закрыв глаза, он с трудом сглотнул и едва разлепил губы: – Я отправил Мирошу искать Шепа. Но Шеп не пришёл. Значит они не виделись, иначе бы Шеп давно примчался бы на помощь. И Цьев Мирошу тоже не видел… Если бы Мироша не нашёл Шепа ни в одном убежище, он давно бы уже вернулся. Так я ему велел, и он не ослушался бы. А это значит… Он замолчал. Сергей смотрел на Валяя с искренним изумлением: – Валька, я проблемы-то не вижу… Ну встретил мальчишка приятеля, заболтался… Или на речку купаться подался… А ну вставай, что ты раскис? Впервые вижу, чтобы так переживали из-за того, что девятилетний мальчик где-то задержался… Да мало ли, что пацану взбредет в голову! Ты что, сам ребёнком не был? – Отстань от меня, Сережка, – безучастно сказал Валяй. – Ты ничего не понимаешь, отстань… Надо искать Мирошу! Цьев пожал плечами: – Конечно, Валя. Как только я буду уверен, что Кшан в безопасности, я сразу же пойду с тобой! Валяй поднялся на ноги, пряча от всех взгляд. Сергей, видимо, уже боялся настаивать на чем-либо, он только тихо проговорил: – Да что же такое происходит? Первый раз в жизни вижу тебя таким, Валька. Может быть, ты объяснишь мне, кто эти люди? Почему они скрываются?.. – После, Сережка… – в глазах Валяя стояла мука. – Если мы не найдём Мирошу до вечера, я наверняка потеряю сына. – Да кто может обидеть его здесь?! – возмутился Сережа. Он искренне ничего не мог понять. – Каждый, Сережка. Каждый, кому не лень будет взять в руки охотничье ружье или нож. Ну или, например, поднять кол и проткнуть мальчика так же, как Кшана. Только Кшан выживет, потому что он взрослый, и Цьев успел вовремя. А Мироша… – Валяй тяжело и тоскливо вздохнул. – Это же маленький, слабый и беспомощный ребенок. И никого не волнует, что это милый и ласковый мальчик… Если он попадет в чужие руки, он обречён. – Я что-то никак не разберусь в этих кошмарных предсказаниях. Что, разве в этой деревне принято охотиться на людей? – процедил Сергей. – Не на людей, Серёженька, – еле слышно произнес Валяй. – На леших. – Что ты сказал? – Сергей встряхнул брата. – Валька, ты совсем спятил что ли?! При чем тут лешие?! – При том, Серёжа. Валяй был уже внешне спокоен. Но когда он посмотрел в глаза сначала Сергею, а потом Лиде, его взгляд сочился болью: – Мироша – не человек. Вернее, он только наполовину человек. Он мой родной сын, но… Мироша – лешонок. Полукровка… Глава 5. Пятнадцатое июня. К полудню. Шеп Шеп переждал тёплый ночной дождь под раскидистой прибрежной сосной. Он постоял, прижавшись к стволу и слушая, как шелестят по воде капли. Дождь был недолгим, просто небольшое дождевое облако задело краешком. Через некоторое время на небе снова показались звезды. Шепа просто распирало от немыслимой силы предчувствий. Они стучались в его сердце настойчиво и болезненно. Шеп боялся даже задуматься над ними, он не хотел их осознавать, не хотел, чтобы его смутные ощущения принимали конкретную форму. Он страшился себя, и было отчего. Сколько Шеп себя помнил, он всегда был прав. И это уже давно не было ни удивительно, ни смешно. Не было это и поводом для восхищения собой. Чем уж тут восхищаться? Скорее, следовало себя пожалеть. Не так-то это просто, быть всегда правым. Вечная правота Шепа заключалась в том, что любые его предположения в конце концов находили подтверждение. Стоило Шепу вслух или даже наедине с собой высказаться о том, что события, скорее всего, пойдут так-то и так-то, потом непременно оказывалось, что все случалось именно так, как предполагал Шеп. Шеп не сразу понял, какое умение подарил ему великий Нерш. А когда все-таки это стало очевидным не только для самого Шепа, но и для окружающих, ему стало страшно. И с этим страхом он жил уже многие и многие годы. Он не жаловался и не паниковал, старался быть спокойным и не желал лишний раз привлекать внимание соплеменников к своему дару. Ему вполне хватало тех метаний, в которые его вовлекали размышления наедине с собой. Шеп и так страдал от того, что не похож на всех остальных. Он всегда был не таким, как все, с самого рождения. Прежде всего, он был светловолосым, и это уже само по себе было необычно. Никогда прежде не рождались в племени Нерша светловолосые лешата. И даже самые старые лешие, помнившие все предания рода, не могли припомнить, чтобы среди волос черных, ореховых, рыжеватых, каштановых, темно-темно-русых появлялись такие: светло-золотистые, выгоравшие летом добела. На счастье Шепа, сородичи посчитали появление такого странного лешонка не дурным, а добрым знаком. А когда Шеп обнаружил вдобавок к тому ещё и свой нелёгкий дар предвидения, смышлёный лешонок рано понял: от него всегда будут ждать многого. Так оно и получилось. На долю Шепа выпало стать Хранителем рода. Когда старейшины пришли просить его принять этот сан, удивились все друзья и ровесники Шепа: никогда ещё Хранителем не становился двадцатилетний юноша. Не удивился только сам Шеп. Без всякого тщеславия и спеси он ждал этого, уже давно чувствуя, что именно на него решат взвалить этот груз. И вот уже семь лет он был Хранителем рода леших, детей Нерша. Трудно было придумать более тяжелую долю. Беречь сородичей, их жизни, их будущее, их знания о прошлом – вот чем издавна занимались Хранители. И никогда это не было легким делом. Шеп не собирался роптать, но давно понял, что сейчас задачи Хранителя стали совсем невыполнимыми. Шеп помнил, прекрасно помнил те времена, когда их род насчитывал больше двух сотен леших и был вполне жизнеспособным. Шеп родился в многочисленном племени, которое было полно сил. Менялись осени и весны, рождались лешата, племя оберегало своих женщин и смертность была не такой уж высокой. Так мать Шепа умерла только в третьих родах, оставив на руках своей старшей дочери маленькую Шелу. Лешухи умирали довольно часто, но на десять новорождённых лешат рождалось восемь девочек, поэтому племя жило. Нельзя сказать, чтобы долина Нерша кишмя кишела людьми. Старые предания рассказывали, что было когда-то в округе немало деревень. Сначала их обитатели предпочитали не связываться с племенами лесных жителей, чурались их да сторонились, не доставляя особых неприятностей. Когда, как и почему люди вдруг решили, что существам, живущим в чаще леса по берегам Нерша, не должно быть места на этой земле? Лешие про то не знали, а люди вряд ли вообще задумывались над этим. Не думая над причинами, люди просто убивали… Нелегко пришлось детям Нерша. Но вот люди внезапно устремились в города, а кому-то из них пришла мысль назвать заповедником чудом уцелевший лесной массив. Долго гонимые людьми лешие получили передышку на десятилетия, когда на берегах тихой и красивой реки стали быстро пустеть и вымирать человеческие деревни. У леших появилась надежда, что их наконец-то оставят в покое. Но вот что-то произошло в сумасшедшем человеческом мире, и люди почему-то снова объявились в этих местах с намерением обосноваться здесь навсегда. И Шеп не только видел, но и чувствовал, что его роду приходит конец. Несчастья и трагедии посыпались на племя ещё за несколько лет до того, как Шеп принял сан. И старейшины, видимо, сочли, что молодой лешак в силах как-то изменить положение. Сам Шеп этого не чувствовал. Он добросовестно делал все, что положено было делать Хранителю. Прежде всего – заботился о каждом сородиче, взрослом или маленьком. И кроме этого, ему приходилось постоянно слушать и впитывать в себя все то, что пытался сообщить своим детям великий Нерш, отец племени и всего живого в округе. Нужно было не потерять все те знания и обычаи, которые лешие копили и берегли веками. И Шеп пытался вобрать в себя все то, что ускользало из этой жизни вместе с теми, кто владел знаниями. Но он не всегда успевал вовремя. Все-таки он был обыкновенный лешак, рожденный на этой земле своими отцом и матерью. И кое-какие необычные способности Шепа не могли помочь Хранителю настолько, насколько надеялись старейшины, выбирая его. В одном старейшины не ошиблись: в том, что Шеп не будет щадить и оберегать себя самого. Шеп жил, целиком окунувшись в чужую боль. Ничего другого для себя он уже и представить себе не мог. Он не смог привыкнуть к этому, но смирился сразу же. Так было нужно. Так было принято. Так было естественно для лешего вообще, а особенно для Хранителя. Горе, нависающее над племенем, мешало Шепу спать ночами, мешало сосредотачиваться, не давало подумать о самом себе. Он пытался успеть сделать побольше, предотвратить несчастья, подстерегающие племя, и с ужасом видел, что ничего-то у него не получается. Пока спасал Нерш. Он не только давал жизнь лесу и всему лешачьему племени, он пытался защитить своих детей. Но с некоторых пор Шеп, не переставший любить и почитать священную реку, был уже не уверен в том, что дух Нерша справится с самой страшной напастью – с человеческой силой. Это были страшные и несомненно предосудительные мысли, и Шеп никому о них не говорил, ведь его слово уважали, и выскажи он такие ужасные сомнения, сколько смятения внесли бы они в души сородичей, и без того страдающих без меры. Шеп просил прощения у Нерша за свои сомнения, и ему всегда казалось, что река утешает его и соглашается с тем, что не все подвластно даже великим. Нерш плакал вместе с Шепом над каждой утратой и грустил о своем бессилии. Шеп считал, что в сравнении с другими жизнь до сих пор щадила его, хотя и не была безмятежной. Десять лет назад угодил в яму-ловушку его отец, старый Мрон. Умерла сестра Юша. Потом люди вырезали сразу несколько семей, осмелившихся на лето переселиться поближе к деревне. Каждый год попадали в руки людей до десятка сородичей, и, как правило, их больше уже никогда никто не видел живыми… Но Шеп знал, что у него есть за что благодарить великий Нерш. Несмотря на то, что сердце Шепа сжималось от невольного ожидания беды, самые любимые, самые близкие друзья, с которыми Шеп был неразлучен с детства, были все ещё с ним. Это было неслыханно щедрым подарком Нерша. К тому же Шеп был молод, ему не было оснований жаловаться на слабость или нездоровье. Голова его оказалась способной переварить массу информации, ранее недоступной и враждебной лешим. Наконец, самая красивая девушка племени стала его женой… За все за это Шеп возносил благодарность священной реке. А особо – за то, что Шепу удалось завести себе друга среди людей. Да такого друга, к которому он чувствовал ещё большую привязанность, чем к соплеменникам. Они сдружились ещё до того, как Шеп стал Хранителем. И Шеп сумел отвоевать себе и Валентину право на эту дружбу. Сородичи долго ворчали, не доверяя постоянно попадающемуся на их глаза человеку. Но Шеп сумел убедить старейшин, да и всех в племени, что Валентин не только не опасен, но что он стал одним из них. И племя приняло человека, тем более, что он был отцом бойкого, здорового и необыкновенно способного лешонка, который внешне с каждым годом все больше и больше становился похожим на настоящего лешака. Шеп пытался скрыть от сородичей то главное, о чем никто из леших не подозревал: маленький Мрон все больше и больше напоминал человека своими суждениями и наклонностями. Шеп давно это понял и не видел в этом особой трагедии. На то малыш и был сыном человека, чтобы быть похожим на своего отца. Шеп оберегал своего друга-человека и его сына ничуть не с меньшим рвением, чем заботился о сородичах, и Валентин платил ему тем же. Постоянно нависающая над Валей угроза быть разоблачённым людьми тяготила Шепа гораздо сильнее, чем самого Валентина. Валя был достаточно скрытен, осторожен и замкнут, не то что постороннему человеку разговорить его удавалось редко, но и родне своей Валентин за десять лет не рассказал ни слова ни о леших, ни о сыне. Хранить тайну помогало ещё и то, что деревня Лешаницы была заселена разнообразным пришлым народом. Здесь не осталось уже не одной любопытной бабульки, знающей родословную каждого жителя до седьмого колена. Тех, кто нынче поселился в деревне, не интересовало, что за мальчонка живет с апреля по ноябрь в доме с витражной мансардой. У кого возникли бы сомнения, что даже у такого нелюдима, как Валентин, гостят родственники и оставляют ему на жительство мальчишку? Валентин давно махнул рукой на то, что будут говорить о нем в деревне, на то, каким его сочтут люди. Ему было все равно, что думают о нем прочие жители Лешаниц. Он ни с кем в деревне не сближался. Главным для него было сберечь сына. Особенно тщательно Валентин хранил свою тайну от родственников. Он очень не хотел лишних нервотрепок. А от родни отделаться ему было не так-то просто, и время от времени Вале приходилось принимать гостя. Поэтому у Шепа с Валентином было давно заведено: когда Валя ждал приезжих, Шеп забирал мальчика в лес. Брат к Валентину приезжал часто, но, к счастью, не каждый год. Шеп знал, как горюет маленький Мрон, если из тех шести месяцев, которые отведены ему на жизнь с отцом, целый месяц выпадает. В этом году Мрону не повезло – Валентин ждал в гости брата. Шеп должен был прийти через пару дней и забрать мальчика в лес, чтобы у Валентина осталось время до конца недели укрыть следы пребывания лешонка в доме и подготовиться к приему гостя. Ничего не предвещало неприятных сюрпризов. Но брат Валентина нарушил раз и навсегда заведенный порядок… Поздно ночью Шеп издалека заметил незнакомый автомобиль, свернувший в деревню с грунтовой дороги. Опираясь единственно на свои предчувствия, Шеп понял, что это не просто один из автомобилей, принадлежащих небедным дачникам Лешаниц. И он нарочно сунулся под колеса, чтобы рассмотреть, кто это. За рулём Шеп смог разглядеть грузного молодого мужчину и узнал в нем брата Вали, которого он прежде видел несколько раз издалека. Рядом с родственником Валентина сидела необыкновенно красивая молодая женщина, и это не понравилось Шепу ещё больше. Напугав людей своим внезапным прыжком прямо перед бампером их автомобиля, Шеп ускользнул в темноту, недоумевая, что же теперь ему делать? Осторожно и незаметно нагрянуть в деревню и, пробравшись в дом Валентина, увести малыша в лес? Он не успел бы сделать этого. Люди на своем автомобиле были на месте через пару минут после их встречи на дороге… Тревожась и недоумевая, Шеп в отчаянии устремился в дальние луга. Ночь он провел ужасную. Катаясь по траве на краю луга, он собирал на себя ночную росу, сходя с ума от неизвестности. Конечно, Шеп знал, что Валентин скорее умрет, чем позволит кому-нибудь обидеть сына, но он не мог успокоиться. По словам Вали, его брат был неплохим человеком, хотя и не в меру шебутным. Но он был чужим… Да ещё эта совсем незнакомая женщина… Кто знает, что ей может взбрести в голову? Чтобы сбросить напряжение, Шеп попробовал заплести себе корону, но его тревоги неожиданно вырвались по податливым открытым путям изощренно уложенных прядей, и острый, сильный, порывистый ветер охватил притихшую округу… В испуге Шеп немедленно расплёл и разметал по плечам волосы. Но выпущенные наружу тревожные сомнения лешего ещё долго метались, раскачивали кусты на опушке леса и высокие луговые травы. Остаток ночи Шеп просто неподвижно пролежал в густой траве, терзая руками свежие тугие стебли и глядя в ночное небо. Нет, в таком взвинченном состоянии плести волосы нельзя ни в коем случае, решил Шеп. Можно таких невиданных дел натворить… Положа руку на сердце, Шеп признавал: большинство людей в Лешаницах вполне заслуживали того, чтобы жестокая стихия обрушилась на их жилища и их головы. И светловолосый лешак мог устроить им встряску покруче небесной кары. Но Шеп не считал себя вправе делать это. Он был Хранителем, а не наивным малолетним лешонком, искренне полагающим, что каждый раздавленный враг – это путь к победе… Шепу было одиноко. И если ночь ещё как-то скрадывала это одиночество, то с лучами рассветного солнца от горьких мыслей и тоски заныло сердце. Захотелось немедленно найти кого-нибудь из друзей, и постепенно это желание стало совершенно невыносимым. Подолгу проводя время среди людей, Шеп много раз пытался избавиться от этой зависимости, внушая себе мысли о наивности и нелепости таких желаний. Подумаешь, некоторое время провести в одиночестве… Вот Валентин, например, долгими зимними месяцами живет совершенно один. Конечно, он тоскует по сыну и даже, как он признался, скучает по своему невыносимому старшему брату, и по оставленным дома родителям. Но он ведь не мечется, а наслаждается возможностью привести в неспешный естественный порядок все свои мысли… Впрочем, зачем брать в пример Валентина? Люди устроены иначе. Стоит им начать страдать от одиночества, и они находят пусть не совсем адекватную, но вполне приемлемую замену общению. Их цивилизация позволяет им сделать это. Но Шепа не устраивала человеческая цивилизация, хотя он вполне в ней освоился и смог оценить по достоинству некоторые ее возможности. И все же книги, которые Шеп прочёл за последние годы, гипотезы, которые он в них вычитал, информация, которую он постоянно собирал везде, где мог, даже маленький телевизор, что работал в его землянке от автомобильного аккумулятора, не могли перестроить его натуру, не могли помочь Шепу не обращать внимание на настойчивый зов его естества. Он был лешаком, а не человеком, и ничего не мог с собой поделать. Уже несколько дней его не касались уверенные теплые руки друзей, он не видел их сочных блестящих глаз, не слышал тихих, родных, "вкусных" мелодичных голосов, от которых сладко трепетало сердце. Может быть, поэтому Шепу так тоскливо и тревожно, так давит неизвестность и острое нехорошее предчувствие чего-то дикого? Дождавшись, когда солнце встало и высушило росу, Шеп углубился в подлесок на опушке и побрел в обход деревни. Он медленно и осторожно ступал по лесу, прислушиваясь к деревьям, не расскажут ли чего. С опаской покосился он на усадьбу Пряжкина, проходя мимо. Целая крепость. Смертельно опасное место, поглотившее уже столько лешачьих жизней. Давненько что-то не выходил Пряжкин на охоту, только ямами изрыл весь лес от деревни и до самого оврага… Ну да поймать лешего в яму нынче стало очень даже трудно. Мало кто из сородичей ещё не наловчился по едва заметно изменившемуся запаху определять, что под фальшивым пологом из невесомого укрывного материала – свежевырытая яма с кольями. А обнаружив яму один раз, лешак навсегда отмечает для себя новую опасность. Давно не собирал Пряжкин вокруг себя своих бритоголовых бандитов… Шеп часто наблюдал издалека за сборами юнцов и их походами по лесу. Вид у этих головорезов был грозный, но эти бритые головы особенно возмущали и пугали Шепа. Он никак не мог преодолеть собственное предубеждение: ведь если не случалось чего-нибудь непредвиденного, если леший не собирался покидать лес надолго, его волосы всегда были нестриженными с рождения. Вообще-то человеческие волосы далеко не так сильны, как лешачьи, и плохо приспособлены к тому, чтобы быть путями и проводниками силы. Человек даже с самой изощренной короной в волосах не сможет повлиять на природу вокруг себя. Сколько раз Шеп пытался добиться хоть какого-нибудь эффекта, сооружая на голове Валентина самые редкие, самые действенные и мудрые прически, ни одна веточка не колыхнулась вокруг… Короче говоря, что бритым, что лохматым человек был опасен уже как таковой. Люди даже с обритыми головами прекрасно раскраивают черепа что лешим, что себе подобным, и на это у них хватает сил без проблем… Шеп уже был прямо напротив дома Валентина. Присмотревшись к дому, он заметил, что из тонкой трубы, что выходила из окна мансарды в сторону леса, тянется едва заметный дымок. Такие теплые, даже душные ночи… Зачем топить печь? Безобидный вопрос не на шутку взволновал Шепа. Кому же в мансарде может быть холодно в такое время? Ответ: больному. Кто-то либо в болезненной лихорадке, либо просто почему-то мерзнет. Если бы это был любой другой дом, Шеп склонился бы к первому. Но у Валентина болеть было вроде бы некому. А мерзнуть в это время может только раненый – от потери крови. А раненый… Это мог быть только лешак. Кто-то мог бы сказать, что Шеп торопится с выводами. Но сам Шеп знал, что раз такое предположение у него появилось, значит, так оно и есть на самом деле. И Шеп решительно повернул к дому, уже прекрасно представляя, что он там обнаружит. Глава 6. Пятнадцатое июня. После полудня. Мироша На дне ямы было холодно и мокро, и с наступлением дня теплее не стало. Когда Мирон проваливался, самые края ямы осыпались, подняв тучу сухой пыли, чем ниже, тем почва становилась все влажнее и влажнее, и на самом дне влаги было столько, что подошвы кроссовок Мироши тонули в воде. Сидеть было невозможно, поэтому Мирон уперся ногами в крайний кол, торчащий из земли, а спиной – в отвесную стену ямы и стоял так уже несколько часов, иногда немного меняя позу. Всю ночь он время от времени поднимал голову и вглядывался в чернеющее над лесом небо. Он ждал рассвета, понимая, что только с наступлением утра его по-настоящему хватятся и начнут искать… Было очень страшно, а ещё больше стыдно. Как теперь сообщить Шепу о том, что с Кшаном стряслась такая беда? Кто поможет умирающему лешаку? Мирон любил весёлого, мечтательного Кшана и так хотел поскорее помочь ему! Отец понадеялся на то, что его Мироша уже взрослый и сможет сам найти Хранителя и позвать его на помощь. А вместо этого… Мальчик так неосторожно повел себя, забыл о том, что в этой части леса нужно быть особенно внимательным и хорошенько смотреть себе под ноги, замечая всякую странность и обходя ее за десяток шагов стороной… Ну почему Мирон не обратил внимание на то, что опавшая хвоя в этом месте была чуть влажнее, чем вокруг, и совсем не было прошлогодних осиновых листьев? Мироша в отчаянии пнул ногой кол и всхлипнул. Теперь злись не злись, остается только ждать. Сам во всем виноват. Ох, как стыдно… Как теперь смотреть в глаза Шепу? Он-то был всегда уверен в том, что его маленький Мрон хорошо усваивает уроки Хранителя. Мирон с опаской поглядывал на десяток кольев, торчащих из дна. Хорошо ещё, что ему удалось удачно соскользнуть в яму прямо по стенке и не напороться. А то… Ох, что могло бы произойти! Мирон в ужасе зажмурился, представляя, как острая деревяшка входит в его грудь. А потом словно увидел самого себя, пронзенного насквозь, неподвижно висящего на розовых от крови кольях… Страшно! Ох, как страшно! После таких печальных мыслей Мирон дал волю слезам, но потом снова быстро успокоился. Он ведь действительно очень удачно провалился, и теперь остается только ждать, когда за ним придут отец и Шеп. Ещё ночью он перепробовал все известные ему способы выбираться наружу. Яма была не очень глубока, и если бы в нее попал взрослый, то он, чуть подпрыгнув, мог бы зацепиться за край и подтянуться наверх, при условии, разумеется, что падение было благополучным, и провалившийся остался невредим. Но Мирону, как он ни прыгал, не удалось даже коснуться края. Перепачкавшись с головы до ног и несколько раз больно ударившись спиной о колья, Мирон оставил эти попытки. Ещё он хорошо помнил рассказ Шепа о том, как тот сам вылезал из волчьей ямы, которая была слишком глубока даже для Хранителя. Тогда Шеп, расшатав один из крепких кольев, выдернул его из земли и воткнул в отвесную стену достаточно глубоко, чтобы опереться о него ногой и использовать, как надежную ступеньку… Ещё пару часов перед рассветом Мирон провел в попытках расшатать кол. Но увы… Его детских силенок оказалось совсем мало. Да, кол стал несколько свободнее двигаться туда-сюда, но когда Мирон попробовал вытащить его, ничего не вышло. У мальчика темнело в глазах и слезы текли по щекам, но справиться со своей задачей он не смог. Оставалось ожидание. И он ждал, тоскуя от своей беспомощности и проклиная себя за то, что так подвел взрослых. А что если раньше, чем отец, его отыщет кто-нибудь другой?! Страх шевелился в его душе все сильнее и сильнее, рос, становился непреодолимым. Ведь Мироша прекрасно знал, чего он боится. Он давно перестал быть глупым малышом, и от него уже не скрывали ничего. И Мирон знал, чего лешему надо опасаться прежде всего. Оказаться в руках безжалостных мучителей – это означало конец. Он слышал от старших, что вытворяют с лешими те взрослые страшные люди, которые жили в большущем доме за огромным бетонным забором. Сжавшись на дне ямы в комочек, Мирон тихо, но горячо зашептал свои жаркие просьбы, обращённые к Нершу. Он молил реку спасти его, надоумить Шепа или кого-нибудь из леших поискать его в лесу… Мирон всегда боялся обращаться к Нершу за помощью, хотя никому никогда об этих страхах не рассказывал. Он знал, что не только отец и Шеп любят его, но и все племя считает его своим лешонком. Никогда ни от кого не слышал Мирон упреков или обвинений в том, что он – наполовину человек. Но сородичи – это одно. Они добры и легко прощают чужую вину, они так часто ошибаются. Великий Нерш – это совсем другое. Он добр и милостив, но никогда не прощает ошибок и ужасных проступков. И мальчик совсем не был убежден, что священная река захочет защищать его. Ведь если говорить откровенно, он был ненастоящий, неправильный леший. Было время, когда Мирон не задумывался об этом. Но вот как-то раз он услышал от Цьева о том, что лешонок без амулета – это не настоящий лешак, и Нерш вовсе не обязательно будет покровительствовать такому лешонку. На вопрос Мирона, почему у него нет амулета, Цьев злорадно посоветовал ему расспросить Валентина. Издёвка в голосе Цьева была так обидна и так подозрительна, что Мирон не решился сразу же просить у отца объяснений. Тем более, что этот разговор происходил сразу после того, как горячий и вспыльчивый Цьев жестоко поссорился с отцом Мирона. Уже вечером того же дня, немного поостыв, Цьев сам первый нашёл мальчика и взял с Мирона слово, что тот забудет все, что Цьев сгоряча наговорил и никому никогда не расскажет об их разговоре. Цьев был очень расстроен, он чуть не плакал, и поэтому Мирон сразу же пообещал все позабыть и молчать. Пообещать-то он пообещал. И молчал. Но вот забыть не смог. Прошел уже не один год с того разговора, но Мирон не мог ничего забыть. Он все чаще и чаще с тоской смотрел на чужие амулеты, с ревнивым интересом слушал молитвы Хранителя и боялся присоединяться к ним. Мироша видел, что все лешие хорошо относятся к его отцу, несмотря на то, что он человек. И повода горевать не было бы вовсе, если бы Мирон не знал теперь наверняка, почему у него нет своего амулета. Не было у лешонка Мрона амулета именно потому и только потому, что его отец – из рода ненавистных Нершу врагов. С тех пор Мирон считал себя лишенным милости священной реки. Он был уверен, что Нерш его всего лишь терпит. И мальчик очень боялся, как бы терпимое отношение Нерша к нему и к его отцу вдруг по какой-либо причине не прекратилось. А чтобы этого не случилось, мальчик стремился быть послушным. Он старательно учился у Шепа и никогда не перечил ни взрослым лешим, ни даже Цьеву. А это было так невыносимо трудно! Мироше хотелось подольше жить в доме отца в деревне, ему нравились те редкие, но умопомрачительно интересные и праздничные поездки с отцом в город… Он желал, чтобы его друзья-лешата навещали его в деревне. Он мечтал, чтобы отец как-нибудь тоже перезимовал в Логове, чтобы не разлучаться с ним на много месяцев каждый год. Но Шеп говорил "нет, нельзя", и Мирон молча сглатывал слезы и, спрятав поглубже горькое разочарование и печаль, безропотно прощался с отцом тогда, когда этого требовал Хранитель, послушно изучал те лешачьи премудрости, которые Шеп считал нужным ему преподавать, и не позволял себе показывать взрослым, что он с чем-то не согласен. Наверное, во всем мире, ни среди людей, ни среди леших не было более покладистого и покорного ребенка! Но страх оказаться отвергнутым священной рекой не проходил, а крепчал в душе Мирона. Наверняка беда с Мироном случилась только потому, что кому и попадать в ямы-ловушки, как не лешонку, у которого никогда в жизни не было амулета, и отец которого каждый день бреет усы и бороду… Мирон не очень-то верил, что Нерш услышит его молитвы. Зачем священной реке неправильный лешонок, когда у Нерша столько родных детей, которым все время угрожает опасность? И говорить тут нечего: совершенно неудивительно, что Мирон оказался в этой сырой яме… Мальчик перестал молиться и горько заплакал. И это уже не были пустые слезы от вечного страха перед неизвестностью. Неизвестности больше не было. Он знал, над чем плачет: дурной исход был теперь для него совершенно очевиден. Он не нужен великому Нершу, лешим тоже теперь не до него, им бы Кшана спасти… Вот только отец будет сходить с ума. – Папочка… Папочка, родной, приди за мной, пожалуйста… – прошептал Мироша, закрывая лицо ладонями. Глава 7. Пятнадцатое июня. День. Сергей Цьев стремительно вошёл в мансарду и поставил у диванчика огромный полиэтиленовый пакет со все теми же мясистыми продолговатыми листьями. Сергей встал ему навстречу и вопросительно взглянул на пакет: – И что мне со всем этим делать? – Будешь менять траву в ране каждые два часа, а если Кшан пожалуется на боль, то и чаще, – приказным тоном бросил Цьев. – Ты уяснил? Видел, как я это делал? Справишься? – Я все понял, – кивнул Сережа. – И никаких повязок-перевязок! – грозно добавил лохматый лешонок. – А вот этого не пойму, хоть убей! – проронил Сергей. – Вот именно, – недобро усмехнулся Цьев. – Убью, если не поймешь. Ты ничего не смыслишь в этом, человек, поэтому не задавай вопросов, а делай то, что я тебе говорю! – Ладно, парень, все будет, как ты скажешь, – покорно вздохнул Сергей, глядя на пакет с травой. – Только все равно мне не верится в то, что невесть откуда взявшаяся травка настолько хороша, что можно оставить на теле необработанную рваную рану… – Ну и ну? Да где твои глаза, человек? – поразился Цьев. – Да чтобы я оставил рану необработанной? Я же вылизал ее! – Кхм, – многозначительно кашлянул Сергей и пожал плечами. Цьев мрачно насупился, но потом, видимо, решил не обращать внимания на такого бестолкового человека и его вопросы. Сергей по-прежнему изображал из себя покорно внимающего слушателя, и поэтому Цьев серьёзно продолжил: – От потери крови лешак всегда сильно мерзнет, поэтому нужно будет подтапливать! Смотри мне, ни в коем случае не заморозь Кшана! И все время будь рядом, потому что его придется очень часто поить, но давать всего по несколько небольших глотков. Если все же боли усилятся, нужно будет отжать лунную траву в стакан примерно на треть и дать ему выпить… После ночного дождя листья очень сочные, отжимать будет довольно просто. Все понял? – Понял, все сделаю, как надо, – согласился Сережа. – Смотри мне, не перепутай ничего! – сокрушённо сказал Цьев. – Если бы не беда с маленьким Мроном, ни за что не оставил бы я Кшана на попечении человека! – Я не знаю, рассказал ли тебе Валька обо мне хоть что-нибудь, но надеюсь, что рассказал, – спокойно возразил Сережа, стараясь сделать невозможное: переубедить Цьева и при этом не разозлить его. – Я вообще-то некоторым образом медик! – Собачий ты медик! – запальчиво отозвался Цьев. – А леший – не собака! Лешего нельзя лечить ни как человека, ни как животное! – Я же сказал: я обещаю строго следовать твоим инструкциям и ничего не сделаю тебе поперек, – твердо сказал Сережа. – Только прошу тебя, пойди и помоги Вальке найти мальчишку! Цьев с досадой отмахнулся, поджал губы и взглянул на спящего брата с такой тревогой и нежностью, что Сергею расхотелось язвить. Вместо этого он серьезно и осторожно спросил: – Как считаешь, может быть, Валька зря так бесится, и с мальчиком ничего не могло случиться? – Если честно, Валя совсем не зря волнуется… Но… – Цьев низко наклонил голову и сжал кулаки. – О, великий Нерш!.. Ну почему же все беды одна к одной?! Заскрипела лестница, и в мансарду поднялся Валяй. Его руки тоже были по локоть зеленые. Целый час Валяй и Цьев рвали на реке лекарственную лунную траву, сок которой, как объяснил Сергею сам Кшан перед тем, как уснуть, на некоторое время притупляет боль. – Цьев, ты готов? – спросил Валяй. – Пойдем же. Цьев с тоской оглянулся на спящего лешака. Оставлять Кшана ему явно не хотелось. – Не волнуйся, парень, если с Кшаном случится что-то по моей вине, я приму любое твое наказание, – вставил Сережа. – Наказание тебе будет одно! – рявкнул Цьев и цапнул Сергея за предплечье. Обожгла боль, как резкий хлесткий удар тонкой хворостины. На коже загорелись выступившей кровью три полоски. А Цьев добавил: – Это предупреждение, человек! Само наказание будет куда больнее! Сережа сдержал ругательство и только укоризненно посмотрел на Валяя. – Зачем ты так, Цьев? – Валяй покачал головой. – Сергей ни в чем до сих пор перед тобой не провинился. Цьев вздохнул, шагнул к Сергею, взял его за руку, наклонился и медленно провел языком по царапинам. Сергей ожидал, что от прикосновения раны начнут саднить, но влажный горячий язык лешонка неожиданно погасил болезненное жжение. Потом, не выпуская руку Сергея, Цьев сдержанно сказал: – Ну извини, что поторопился… Валяй уже исчез из мансарды, и снизу раздался его озабоченный голос: – Цьев, ты скоро? Цьев шагнул к двери, но на пороге остановился, взглянул на Сергея и, недобро прищурившись, предупредил: – Помни мои слова! Отвести душу мне сейчас не дадут, но если я вернусь и обнаружу, что Кшану стало хуже, тебя ничто не спасет, человек! Даже Валя меня не остановит. – Я же сказал, что согласен с твоими условиями, – повторил Сережа. Цьев спустился вниз и сразу же хлопнула входная дверь. Сережа молча рассматривал свои царапины, которые уже казались почти зажившими. Лида подошла, взяла его за руку и провела по коже пальцем: – Как странно! – произнесла она. – Тебе не больно? – Нет, – отозвался Сергей и тоже потрогал ранки. Не чувствовалось даже обычной для свежей царапины припухшей бороздки. – И как ты можешь объяснить это с точки зрения опытного ветеринара? – Слюна этих… этих… существ… обладает удивительным заживляющим свойством и действует даже на людей… – неторопливо подбирая слова, высказался Сережа. – Рука совершенно не болит. – Ты веришь, что это действительно лешие? – усомнилась Лида. – Да откуда мне знать, что они такое?! – возмутился Сергей. – Не об этом надо сейчас думать. Вот скоро надо будет менять траву в ране. Ничего тут сложного нет, как я понял. Единственная проблема… – Сергей невольно рассмеялся. – Меня, как ветеринара, привыкшего иметь дело исключительно со стерильными салфетками, коробит от одной мысли, что сорванную на лугу траву без всякой обработки нужно мять грязными руками и пихать в открытую рану… – Тебе придется смириться. Я ничегошеньки не понимаю во всем этом, но скорее всего, эти… лешие… устроены совсем иначе… – вздохнула Лида. – Похоже на то. Похоже, что устроены они совершенно диковинным образом, – подтвердил Сергей. – Давай-ка, попробуем сладить с травой… Возьмем немного и помнем… Сергей подошел к полиэтиленовому пакету и запустил в него руку. Вытащив солидную пригоршню листьев, он стал обминать их другой рукой. Листья вываливались из руки и падали на пол. – Ты же не так делаешь! – воскликнула Лида. – Ты сейчас все рассыплешь! – Думаешь, побывав на полу, листья потеряют стерильность? – нервно усмехнулся Сергей. – Не говори глупостей! И делай все так, как делал этот… леший. – Это как, например? – Высыпи немного куда-нибудь, на стол или на колени и сминай осторожно, – пояснила Лида. – Это же сколько у меня сегодня инструкторов! – проворчал Сергей, но послушался и принялся в точности повторять действия Цьева. Комок травы в его руках стал темным и влажным. Сережа немного брезгливо сморщился и понюхал его. Запах был неожиданно мягким и приятным. – Очень странная травка… Они называли ее лунной… Узнать бы, что это такое на самом деле. Травник-то из меня никакой… – печально заметил Сергей. – Давай, попробуем поменять траву. Помоги мне, Лидуша. Лида откинула одеяло со спящего Кшана. Рана была ужасна. Сергею мало приходилось видеть подобных травм на животных, а на людях и тем более. Беднягу Кшана, действительно, проткнули чем-то острым и узким, очень возможно, что и колом. И не только проткнули, а ещё и поворочали в ране страшное орудие… Сергей, осмотрев рану, расстроенно вздохнул: – Да-а, это очень серьезно… Задета печень, поврежден кишечник и нижняя часть желудка… Если он выживет, станет инвалидом. Сосредоточившись, Сергей осторожно дернул за торчащий наружу листик, и темный комок выпал из раны. Он был странно вялый, словно мятые листья отдали поврежденным тканям весь свой сок. Так же осторожно, почти не дыша, Сергей вложил свежую порцию лекарства в багрово-розовый, но, к счастью, сухой зев раны. – Кем бы ни был этот Кшан, то, что с ним сделали, чудовищно. Таких извергов надо сажать пожизненно! Никогда не думал, что в этой милой деревне живут такие изуверы… – растерялся Сергей и жалобно посмотрел на Лиду. – Слушай, Лидушка, ужас-то какой, если вдуматься! – А то, что здесь, оказывается, живут лешие, это не ужас? – Ну как тебе сказать.... Бабка всегда рассказывала нам с Валяем на ночь страшные сказки о племени лешаков, которые якобы живут в здешнем лесу… – пожал плечами Сергей, присаживаясь на слегка отчищенный Валяем коврик. – Я все это со временем позабыл. Помню только, что из-за этих глупых бабкиных сказок Вальке снились кошмары, и он забирался ночами ко мне в постель, спасался от коварных, жестоких и кровожадных леших… – Кровожадных? – уточнила Лида, с сомнением глядя на бледное лицо Кшана. – Да. Если верить нашей бабке, они заманивали людей и пили их кровь, особенно любили маленьких непослушных мальчиков. А души кидали на погибель, – серьёзно сказал Сергей. – Кажется, прочие предания о леших не упоминают о склонности этих тварей к вампиризму, но здешние лесные обитатели были вроде бы весьма злонамерены и жестоки… Лида осторожно прикрыла Кшана пледом и села рядом с Сергеем на пол. – Вы, верно, досаждали бабке своими шалостями, вот она и выдумывала для острастки, – невольно улыбнулась Лида. – Выдумывала? Да этот… психованный… хлебал кровь Кшана, что томатный сок. А сам Кшан! Ты заметила, как он сосал из ранки? Словно причащался… – Сергей машинально перекрестился. – Прости, Господи… Лида вытаращила глаза. Заметив ее удивленный взгляд, Сергей покачал головой и огрызнулся: – Не гляди на меня так. Насмотревшись такого, как сегодня, начнешь не только креститься… Кажется, ни разу за полгода их связи, да и вообще в обозримом прошлом не было такого, чтобы Сергей крестился. Правда, православный крест не цепочке всегда был на нем, но Сергей сам искренне считал, что это обычная дань моде. Бога он поминал только в минуты крайнего возмущения, то есть, что называется, всуе. Да и посылая доставшего его человека "к черту", "к лешему" или "к Богу в рай", Сергей подразумевал обычно одно и то же нехорошее место. И, как большинство людей конца двадцатого века, никаких угрызений совести по этому поводу не испытывал, да проще говоря, даже и не задумывался о таких невинных мелочах. Ещё раз взглянув на Кшана, Сергей заметил какой-то шнурок на шее лешего. Коснувшись шнурка, Сергей прошелся вдоль него пальцами, и на поверхности дивана нащупал свалившийся вниз причудливый маленький плетеный амулет, чем-то напоминающий непонятный вензель из тонкой кожаной тесьмы. – Вот видишь, Лидуша, у кого что на шее висит… Может быть, эта штука значит для бедняги куда больше, чем для меня этот крестик… – Значит, лешие существуют? И домовые, водяные, упыри и русалки? И они тоже? – засмеялась Лида, хотя по ее виду можно было заключить, что веселиться ей совсем не хотелось. Да и Сережа чувствовал, что ему снова становится не по себе: – Не знаю, как насчет русалок, не видел, да в этих местах и не слышал. Если все это и было, то выходит, что до наших дней здесь дотянули только лешие. Интересно, как это у них получилось?.. – Значит, ты все позабыл, что слышал о них в детстве? – с сожалением вздохнула Лида. – Да, практически позабыл… – кивнул Сергей. – Хотя не только наша бабка рассказывала о леших. И местные мальчишки, с которыми мы играли, и соседи, все знали и были уверены, что лес кишит злобной и коварной нечистью. Это место вокруг деревни и река Нерш до самого своего истока считалась нехорошим, проклятым, нечистым местом. Все, кто тут жил, никогда не переходили большой лесной овраг, зная, что нечисть за оврагом творит свои темные дела совершенно беспрепятственно. И в реке купались только в пределах деревни… Я думал, что новые хозяева и не вспоминают о старых поверьях. А видишь, оказывается, что нечисть уже не очень-то страшит, с нею воюют… – Значит, Кшан – нечисть? – Пусть нечисть, но тому, кто его так искалечил, я бы с удовольствием зубы повыбивал! – нахмурился Сергей. Сережа откинул край пледа и взял Кшана за руку. У Кшана была узкая ладонь с длинными тонкими пальцами. Кожа сухая, смуглая… Ногтей на его руке не было, только на кончиках пальцев видны были щелки, прикрытые чуть огрубевшими кожными складками. Рука обжигала нездоровым теплом. – Да, Цьев был прав, у него очень сильный жар… – пробормотал Сергей, пожимая горячую ладонь. Он продолжал держать безвольную руку Кшана, но раненый вдруг вздрогнул и резко напряг ладонь. Перламутрово-белые ногти стремительно выскочили из самых кончиков пальцев и едва не впились в руку Сережи. Сергей вовремя отпрянул. – Я не хотел вас напугать… – послышался слабый голос Кшана. – Но стало вдруг очень больно, и я не сдержался… Взгляните, по-моему, рана открылась… Сергей снова откинул плед и сокрушенно прищелкнул языком: сочный комок лунной травы был почти полностью покрыт свежей кровью, только макушка комка ещё виднелась. Рана медленно, но верно наполнялась кровью. – Ну все, приятель, твой сумасшедший Цьев перережет мне горло… – озабоченно сказал Сергей. – Мне бы этого не хотелось, – ответил Кшан. – Но скажу вам честно: если ко времени его прихода я буду ещё в сознании, он вас не тронет. А если мне станет совсем плохо, боюсь, братишка попытается убить вас. Он очень горяч и сильно ненавидит людей. – Это я уже понял, – Сергей посмотрел на Лиду. Ему хотелось взглянуть на нее ободряюще, но вдруг он понял, что сам обращается к ней за поддержкой. Лида чуть улыбнулась и вздохнула. И Сергей снова повернулся к раненому: – Давай-ка, парень, подскажи, как мне тебе помочь. – Вылечить лешего может только леший, – уверенно и обречённо сказал Кшан. – И в этом нет твоей вины, Сергей. – Отжать тебе сока в стакан, как велел Цьев? – Это снимет боль, но не остановит кровь… Как жаль, что я сам не могу себя вылизать… Надо же было заработать дырку в таком недоступном для собственного языка месте! Впрочем, Сергей, дай хоть сока, все это уже совсем нестерпимо… – Кшан прикрыл глаза и замолчал. Этот лохматый смуглолицый парень, кто бы он ни был на самом деле, умирал, и умирал мучительно, и Сергей не смог больше скрывать то, как он растерян и расстроен. И вовсе не потому, что боялся мести неумолимого Цьева. Конечно, быть порезанным ногтями Цьева, пусть даже и не насмерть, Сергею совсем не улыбалось. Но горькая досада терзала его совсем по другой причине: он просто по натуре своей не мог выносить спокойно мучения любого живого существа. Сергею стыдно было признаться даже перед Лидой, что у него дрожат и потеют руки, и почему-то все время пересыхает в горле. Возможно, его подруге больше не нравятся невозмутимые мужчины, но ей также вряд ли понравится слюнтяй, растерявший уверенность в себе. Лида искоса взглянула на Сергея и решительно потянулась к пакету с травой. Вдвоем они вывалили все его содержимое на столик и принялись мять и комкать сочные листья. Комки в их руках росли и темнели от выступающего сока. – Серёжа, он сможет продержаться до возвращения Цьева? – тревожно спросила Лида. – Лидуша, откуда же я знаю?!… – взмолился Сергей. – Если бы я принимал решения сам, я ещё поутру немедленно отвез бы его в больницу… Правда, после всего увиденного я теперь сомневаюсь, что это было бы хорошей идеей: похоже, что местная больница не пойдет на пользу парню с такими интересными руками… Ну а ещё я мог бы попробовать воспользоваться своим кейсом с медикаментами. Я никогда не езжу без полного боекомплекта. У меня есть и антисептик, и анальгетики, и сшивной материал… Но этот чёртов леший Цьев сказал, что вот эта странная трава – это все, что есть в моем распоряжении. – Ты думаешь, что так оно и есть? – Я уже не знаю, что я думаю. Коль скоро они не люди, то скорее всего, Цьев прав. Может быть, введёшь Кшану обычный баралгин, а он копыта откинет… – угрюмо ответил Сережа, высыпая на столик у витражного окна ещё одну горку листьев. – Давай, я продолжу, а ты поищи что-нибудь, куда можно было бы выжимать сок. Стакан-то здесь хотя бы найдется, или надо спуститься? Лида кивнула и пошла к лестнице. Сергей принялся за траву с удвоенной энергией, но позади вдруг раздался короткий негромкий вскрик Лиды. Она стояла у дверного косяка, а дорогу ей преграждала высокая фигура, почти бесшумно поднявшаяся по скрипучим ступеням. Не успел Сергей ни разглядеть пришедшего, ни даже развернуться, как высокий человек схватил Лиду за плечи обеими руками, с силой сжал, развернул спиной к себе и обвил рукой ее шею так, что его намерения не оставили никаких сомнений. Глаза Лиды стали остекленевшими от страха, да Сергей и сам перепугался до смерти. Он бросился вперед, но хрипловатый вкрадчивый мужской голос негромко и очень спокойно сказал: – Ещё один шаг, и я перережу ей горло. Сережа замер на месте, стараясь придать своему лицу выражение полной покорности. Он даже поднял в успокаивающем жесте обе ладони: – Я стою, стою… Не трогай женщину! Сергей заметил в руке мужчины что-то узкое и острое, впившееся Лиде под нижнюю челюсть. Заставив себя вглядеться повнимательнее, Сергей понял, что это не лезвие ножа, а белый блестящий ноготь. – Отпусти ее, мы тебе не враги, – спокойно сказал Сережа. – Твой приятель жив, можешь убедиться. – Что вы тут делаете? – спросил напавший. – Я брат Валентина… – Это я знаю. Тут, на чердаке, вы что делаете? – За раненым приглядываем, – ответил Сергей как можно спокойнее. – А ты кто? – Я Шеп, – ответил держащий Лиду мужчина и вдруг отпустил ее. – Я слышал от Вали, что вы приедете, и я видел ночью вашу машину. Лида подошла к Сергею и, тяжело дыша, оперлась на его плечо. – Испугалась? – прошептал Сергей, обнимая ее. Ему казалось, что Лида должна непременно разрыдаться от перенесенного шока. Тем более, что он слышал, как гулко и удивительно громко колотится ее сердце. Но Лида отвернулась к стене и молчала, словно не замечая, как Сергей уверенно и нежно треплет ее по волосам. Высокий лешак сделал шаг в их сторону и тихо сказал, чуть поклонившись: – Извините, я должен был принять определенные меры предосторожности. Он тут же отвернулся к диванчику, оставив только слабое дуновение странного запаха, чуть горьковатого и мягкого. Когда Сергей убедился, что с Лидой все в порядке, и оглянулся на незнакомца, тот уже сидел около Кшана и исследовал кровоточащую рану. Взглянув повнимательнее на очередного непрошенного гостя, Сергей сразу же узнал ворвавшегося к ним мужчину. Это он был тем Тарзаном, что едва не попал им под колёса ночью. Он был все в тех же шортах, сделанных из обычных джинсов. И он тоже был оливково-смуглый, как и Кшан. На похожем шнурке, что висел у него на шее, покачивался такой же небольшой странный амулет – что-то вроде кулона или броши, сплетенной из кожаной тесьмы. Он был светловолосым. Удивительно пушистые и блестящие густые распущенные волосы его источали тот самый едва уловимый горьковатый аромат. Суховатой мускулистой фигуре Шепа, на плечах, бёдрах и груди которого не было ни грамма лишнего жира, могло бы позавидовать большинство мужчин. Сосредоточенное лицо Шепа было потрясённым, когда он посмотрел на людей. Деловитым и мрачным тоном он уточнил: – Я вижу, здесь уже был кто-то из леших. Давно? Хотя возмущение и гнев Сергея ещё не испарились, вставать в позу было бессмысленно, и поэтому он сразу же ответил: – Да побывал тут один шустрый малыш по имени Цьев. А давно ли? – Сергей прикинул. – Уже полчаса, как он ушел… – Я спрашиваю, когда он лизал рану! – повысил голос Шеп, с досадой косясь на Лиду. – Ну что, я засекал, что ли? Часа полтора тому назад, – раздражённо пожал плечами Сергей. – Я так и думал… Ладно, человек, не трясись. От гневной мести нашего маленького Цьева ты, можно считать, избавлен, – произнёс Шеп, сверкнув светло-зелёными глазами. – Да плевал я на его месть, – нервно фыркнул Сережа. – Лучше скажи, ты можешь помочь своему приятелю? – Непременно. Я для этого и пришел, и к тому же вовремя. Теперь Кшан будет жить. Сейчас не мешайте мне и подготовьте полстакана сока. И все повторилось, только Шеп теперь куда дольше вылизывал рану Кшана, не спеша, не суетясь, несколько раз прерываясь для того, чтобы перевести дыхание и отдохнуть. Он подолгу задерживал язык не рваных краях, и только когда Кшан заверил его, что боль утихла настолько, что на нее можно уже не обращать внимание, Шеп снова вложил в рану свежую траву. Потом Шеп опять напоил беднягу своей кровью, и Кшан даже не попытался протестовать. Взгляд Кшана стал осоловевшим и рассеянным, а когда Шеп напоследок влил Кшану в рот сок лунной травы, который приготовили люди, Кшан немедленно провалился в тяжелый беспробудный сон. Шеп укрыл его, встал и присел у печурки подбросить поленьев. – Все нормально? – уточнил Сергей. Шеп покосился на человека и пробормотал: – Великий Нерш не допустил его смерти, пусть же он поможет ему справиться с этим увечьем… – Боюсь, что парень не выздоровеет до конца, – осторожно заметил Сережа. – Конечно, какое уж тут здоровье… Он никогда теперь не сможет по-настоящему владеть своим телом. Тело будет диктовать ему свои условия, – бросил Шеп и возмущённо тряхнул своей светлой гривой. – Но я должен сделать так, чтобы это ранение не помешало ему жить. – Ты врач? – уточнил Сергей. – Мы все немного врачи друг для друга, – сдержанно ответил Шеп. – А если бы я сейчас повстречал Цьева, не сносить бы ему головы! Разве можно было так небрежно сделать свое дело?! – Небрежно?! – удивился Сережа. – Да парнишка чуть наизнанку не вывернулся ради Кшана! Мы тут все у Цьева по струнке ходили, пока он распоряжался. – Да, я представляю! – кисло усмехнулся Шеп. – Видите ли, Цьев сделал все почти правильно, но не доделал до конца. Он любит Кшана, но он ещё молод и неопытен. Ему прежде всего не следовало оставлять брата в таком состоянии. Кшан едва не погиб. Цьев отыгрался бы за его смерть на вас двоих, а винить-то ему следовало бы себя. Как он мог уйти, не понимаю… – Валентин упросил его пойти с ним на поиски Мироши. – Мироши? – Шеп вздрогнул. Бросив взгляд на спокойно спящего Кшана, Шеп вскочил на ноги. Его высокая стройная фигура оказалась очень подвижной. Нервно заметавшись по комнате, он, казалось, что-то напряженно просчитывал. Его ноздри побелели, из растопыренных пальцев выскочили на всю длину грозные ногти. Не убирая их, Шеп потёр свои плечи, прикрыл глаза и сурово произнес: – Что ж, мне все ясно… Бедный Валя, он, должно быть, сходит с ума! Пристально взглянув на людей, Шеп с упрёком процедил: – И какая нелегкая принесла сюда вас обоих?! – А в чем дело? – сдержанно, но с досадой проговорил Сергей. – Это что, из-за нашего приезда Кшан попал под кол? И Мироша пропал тоже из-за нас? – О, великий Нерш! Конечно, нет! – буркнул Шеп. – Но я представляю, каково было Валентину открывать вам то, что он так тщательно скрывал… Ну да ладно, ваше присутствие неприятно, но не смертельно. Кшан теперь спокойно дождётся Цьева, а я побегу искать ребёнка… Лешак рванулся к лестнице, но вдруг остановился и обернулся к людям. – Послушайте… – спросил он Сергея. – Ваша спутница сможет пойти со мной? – Это ещё зачем? – подозрительно спросил Сережа и решительно загородил Лиду плечом. То, как Шеп разговаривал с людьми, немного сгладило впечатление от того, как он только что вламывался в мансарду, и Сергей уже не чувствовал страха перед таинственным блондином. Однако, мало ли чего может потребовать Шеп. – Поясните, в чем дело, – потребовал Сергей. – Вы очень меня обяжете, – сказал Шеп и повернулся к Сергею. – Я несколько жёстко обошёлся с вами, придя сюда, но это только потому, что хотел прежде убедиться, что моему другу не угрожают люди… А вообще я отношусь к людям куда терпимее, чем Цьев. Поэтому продолжайте ухаживать за Кшаном так, как вам велено… А вас я прошу, – он протянул к Лиде руку, ногти на которой были убраны совершенно. – Прошу вас, пойдемте со мной. Я догадываюсь, где может оказаться мальчик, и мне нужна будет помощь человека. Мрона нужно будет проводить домой, и лучше, если это сделает человек… Конечно, я могу отвести его сразу в Логово, но я не уверен, что после того, как тайна открылась, это имеет смысл, да и Валя был бы против разлуки… Но вести его сюда сам я не решусь, вдвоем с ним на деревенской улице мы здорово рискуем. – Хорошо, Шеп. Давайте, я пойду с вами, – шагнул вперёд Серёжа. – Только оставьте Лиду в покое. – Спасибо, но вы, насколько я помню, врач. А врач должен быть с больным. Я же в отличие от Кшана пока здоров. Вы нужны раненому… А я хочу, чтобы Лида пошла со мной. Она не вызовет никаких подозрений у здешней банды и может во многом помочь. Что скажете? Сергей промолчал. Шеп мотнул головой и немного раздраженно поторопил: – Ну же?! Решите же что-нибудь в конце концов! Он повернулся и спустился вниз. Послышалось звяканье умывальника – Шеп смывал с лица и рук кровь Кшана. Глава 8. Пятнадцатое июня. День. Лида Когда Сергей повернулся к Лиде, у нее не было ни малейшего сомнения в том, что он сейчас скажет.

Конец ознакомительного фрагмента.