Этот городок, лежащий у подножия горного хребта, и теперь, спустя много лет, у меня перед глазами. Как и лицо этой женщины, – не могу его забыть! Тогда в тот день я не нашел в ней ничего особенного. Сотни таких же лиц каждый день мелькали передо мной. С кем-то из тех людей мне время от времени приходилось обмениваться какими-то фразами, – причем делал я это без всякого удовольствия, – другие были те, кто слушал мои лекции, – и всегда с неизменным скучающим видом, который сам за себя говорил о том, что на самом деле у них на уме. Живя в человеческом обществе, приходится мириться с тем, что видишь, – с равнодушием и серостью окружающих, с тем спектаклем, в котором и сам поневоле участвуешь. В спектакле этом есть актеры, есть роли, которые они играют с переменным успехом, есть декорации и обстановка, где разворачивается действие этого спектакля. Каждый из актеров играет свою роль по правилам, – так, как ждут от него другие, и редко, очень редко можно встретить того, кто бы осмелился нарушить эти правила…

Российское образование того времени – тоже спектакль, когда одни делают вид, что учатся, а другие – что учат чему-то. И когда я только пришел в высшую школу (точнее, в филиал федерального университета), студенты, кажется, были шокированы моим подходом, думая, что я требую от них слишком многого, – они ведь не привыкли к тому, что надо погружаться в учебу и размышлять над теми проблемами, которые я перед ними ставлю. Наталкиваясь на непонимание, я должен был идти на уступки и смягчать свои требования, – ничего другого не оставалось мне. Наверное, по этой причине я запомнил совсем немного тех, кого учил в те годы, – в память врезалось только одно лицо, – той, что не была моей студенткой, и у которой я сам многому научился.

Впрочем, вернемся к тому дню, с которого начинается это повествование. Я шел обратно, и взглянул на часы: до начала следующей пары оставалось еще сорок минут. Я в уме прикидывал, чем бы себя занять в оставшееся время, когда поравнялся с тем местом, где все еще находилась моя нечаянная знакомая. Завидев меня, она тотчас осведомилась:

– Как, насчет портрета? Вы не передумали?

Я покосился на нее и хотел сказать «нет», но что-то в ее глазах было такое, что я постеснялся вторично ответить отказом. Потом еще раз взглянул на часы и нехотя проговорил:

– Если только недолго. За полчаса управитесь?

– И за четверть часа сделаю набросок, – с готовностью отозвалась художница. – Прошу садитесь.

Я сел на указанный табурет и поздно спохватился, подумав про себя: «На кой мне вообще это надо?» Но уже было поздно. Художница некоторое время разглядывала мое лицо, а потом, прильнув к своему мольберту, быстро принялась работать карандашом. Я жмурился от солнца и с трудом боролся с подступающей зевотой. Клонило ко сну. И мне почему-то представился кот, который в летний день сидит на окне и купается в солнечных лучах. Так я позировал перед этой художницей, сам себе напоминая того кота, беззаботно сидящего на окне. Но вот, наконец, она остановилась, переводя взгляд с меня на свой шедевр. Еще несколько штрихов, и все было готово. Тогда она обратилась ко мне:

– Теперь можно посмотреть.

Я подошел и заглянул в ее мольберт. У этой женщины явно был талант. В портрете, который я увидел, она сумела передать все мельчайшие особенности моего лица. Но это я понял лишь потом, а тогда мне, честно говоря, просто хотелось поскорее от нее отделаться, а потому я, почти не глядя, быстро проговорил:

– Мне нравится, – и тотчас задал вопрос о цене. – Сколько я вам должен?

– А, сколько не жалко, – она махнула рукой, слабо улыбнувшись. Тогда я заглянул в свой кошелек и достал оттуда купюру достоинством в 500 руб. (это все, что было при мне). Отдав деньги, я подождал еще немного, пока она скрутит в рулон свое полотно, и, прихватив его, продолжил путь по направлению к университету. Отойдя на некоторое расстояние от сквера, где позировал перед художницей, я приметил урну для мусора и, недолго думая, подошел и бросил туда ее рисунок, который мне был решительно не нужен. Но потом, едва отойдя в сторону, я вдруг услышал шум приближающихся шагов и обернулся в изумлении. Эта женщина, как видно, еще некоторое время смотрела на меня издали, и от ее необычайно пытливого взора не ускользнуло мое движение по направлению к урне. Тогда, забыв про свой мольберт, она подбежала и достала из урны то, что я в нее кинул, а потом набросилась на меня с упреками:

– Но зачем же так? Неужели вам совсем не понравился мой рисунок?

Я в смущении пытался оправдаться:

– Вы мастерски изобразили мою физиономию. Портретное сходство налицо! Но я как-то не привык любоваться своим изображением. Если хотите, оставьте его себе…

– Тогда я верну деньги, – заикнулась она. Но я остановил ее:

– Да, ладно. Всякая работа должна быть оплачиваемой. Вы заслужили! Всего доброго, – закончил я привычной фразой и поспешил в университет, где провел два занятия, а потом пошел домой.

Об этом случае на бульваре и об этой женщине я, конечно, вскоре позабыл и не вспомнил бы, если б не встретил ее снова, – и в том месте, где совсем не ожидал. Примерно через месяц (это была уже середина осени, – время, когда пришлось надеть теплое пальто), мне понадобилось остричь волосы, а в том квартале, где я жил, была, кажется, всего одна парикмахерская. Туда-то я и направился, – тем осенним воскресным днем, но, когда вошел в салон, увидел ее – ту художницу с бульвара. Правда, теперь в переднике парикмахера, – но да, без всякого сомнения, это была она.

– Фигаро тут, Фигаро там, – засмеялся я. – Это уже третье место, где я вас вижу!

Она улыбнулась мне в ответ и, пригласив в свободное кресло, сказала:

– Если б вы зашли в наш музей, то могли бы увидеть меня и там.

– А вы и в музее работаете? – опять удивился я. – Как вы все успеваете, а?

– Три дня там, три дня здесь, – сухо сказала она и, повязав мне фартук, осведомилась насчет прически.

– Модельная стрижка, покороче, пожалуйста, – проговорил я скороговоркой и умолк, задумавшись о чем-то. Она побрызгала из пульверизатора мне голову и приступила к своей работе. Я не привык говорить, когда «колдуют» над моими волосами, потому хранил молчание, пока парикмахерша сама не нарушила его.