– Не волнуйся, Машуля, я уйду через часик. Просто очень захотел увидеть тебя, – помогая мне снять пальто, он прижался губами к моей шее, открытой короткой стрижкой. – Машка…я соскучился по тебе.

– Не надо, Даня, – попыталась я освободиться от его объятий, но он не дал:

– Прекрати, я ничего не собираюсь… Просто поцелую тебя…

Идиллию прервал резкий звон телефона, я дернулась на звук, поскользнувшись на ламинате и едва не упав. Схватив трубку, я услышала голос мужа:

– Привет. Поздновато гуляешь.

– Привет… – мое сердце заколотилось – вдруг что-то с Юлькой?

– Как ты? – продолжал Артем абсолютно будничным тоном, словно не находился сейчас за тридевять земель.

– Нормально. Как у вас дела?

– Не увиливай, Марья – как здоровье? – и это было странно и непонятно, не вязалось с нашим расставанием. – Ты лечишься еще?

– Завтра последняя капельница.

– А потом?

– Потом нужно сделать перерыв и через полгода повторить анализы. Но для этого придется лечь в стационар.

– Значит, нужно будет лечь, – решительно заявил Артем, удивив меня. – Это ведь серьезное дело, да?

Я не понимала вообще ничего – с мужем происходило что-то необъяснимое, он вдруг стал интересоваться моим здоровьем, даже в голосе какие-то странные нотки звучат.

– Мне бы надо поговорить с тобой, но по телефону не хочу, – продолжал удивлять меня муж. – Нам многое нужно обсудить.

Да-а… «все страньше и страньше», как говорит любимая Юлькина книжная героиня Алиса. Что-то не то с моим Артемом, уж не перегрелся ли?

Он, кажется, и сам удивился своим словам, смутился как-то и стал прощаться, пообещав, что Юлька позвонит мне завтра утром. Положив трубку, я расплакалась. Данька молча обнял меня за плечи, прижал к себе. Я старалась успокоиться, но не удавалось, слезы текли сами. Данька заглянул мне в глаза, подняв голову:

– Ну, что ты? Расстроилась?

– Нет…

– Ну, хочешь, я сейчас уйду?

– Нет… Я боюсь одна оставаться, – я вцепилась в рукав его свитера, и Данька успокаивающе погладил меня по голове:

– Все-все, я не ухожу, пойдем…

Он увел меня в ванную, заставил умыться, потом утащил в зал, усадил в кресло и укутал лежавшим там покрывалом. Сам же отправился в кухню, поставил чайник.

– Машка, а я ведь совсем не помню, как ваша квартира выглядела до ремонта. Помнишь, как я к тебе приезжал, когда в институте учились?

Я кивнула, чего, естественно, Даниил видеть не мог, наливая чай. Мы не очень часто встречались в пору учебы, предпочитали не афишировать отношения, причем именно я настаивала на этом, не знаю, почему.

Данька вернулся с чашкой в руке, протянул мне и сел в кресло напротив.

– Что муж сказал?

– Тебе зачем? – вдруг с какой-то неприязнью спросила я, и Даниил удивленно вздернул брови:

– Спросить нельзя?

– Нельзя.

Повисло молчание, долгое и напряженное, в воздухе просто физически ощущалось отчуждение, возникшее вдруг между нами. Мне захотелось, чтобы он встал и ушел, оставил меня одну, дал возможность подумать и разобраться. Подняв глаза, я посмотрела на Даниила, и он встал, не оборачиваясь, вышел в коридор, накинул куртку. Входная дверь хлопнула, послышался звук вызванного лифта, но потом и это стихло. Я осталась одна в полутемной квартире, держа в руке чашку с чаем, который так и не смогла выпить.

Даниил.

Черт бы побрал всех этих баб! Это же надо – за две недели вторая меня выставила! Стареешь, Даниил Владимирович, форму теряешь. Ну, я еще понимаю – Оксанка, неспроста она взъелась, видимо, услышала что-то. Или увидела. Но Машка-то! Господи, ни одну из всех своих женщин я не любил так, как эту, никогда у меня не было такой длительной связи. Три года – это ж целая жизнь. Я не могу представить себе, что ее не будет рядом, что я не услышу ее голос в телефонной трубке, не увижу ее худенькую фигурку в дверях моего кабинета. Машка-Машка, что ж мы натворили с тобой, идиоты? Ты натворила, если уж откровенно говорить. За каким чертом тебя понесло замуж за этого Артема, я до сих пор не могу понять. Любовь? Ага! А я тогда кто? Деньги? Я тебя хорошо знаю, ты не это в людях ценишь, никогда не была меркантильной и расчетливой. Да я и сам хорош, если честно… Слабое место – бабы, это у нас семейное, и папа такой, и дядьки, и даже дед. Тот вообще в семьдесят женился на двадцативосьмилетней молодке, отец мой чуть с инфарктом не свалился, когда узнал. И ведь живут до сих пор! Так что есть мне, на кого кивать.

Понятное дело, не каждая женщина согласится терпеть это так, как Оксанка. Но ей просто смысла нет рыпаться – куда она пойдет? Где были мои глаза, когда я на ней женился? Совсем другие мне нравились, абсолютно не такие. А тут – как затмение нашло, увидел на улице рослую, крупную деваху с косой ниже пояса и запал. Первое время все вроде бы шло нормально, но потом… Потом она стала раздражать меня своим нытьем, постоянным недовольством, своим избыточным весом. Наверное, кому-то Оксанка моя и нравилась, а что – видная баба, мечта Кустодиева, таких на картинах обычно в бане рисуют, чтоб с веником березовым, распаренная, розовая. Но я-то сам других люблю, таких, как Машка моя, чтобы хотелось защитить, обнять, закрыть собой от неприятностей. А Оксанка сама кого хочешь закроет. И характер…