Шрифт:
– Угрюмый? – старшина кивнул в сторону штаба.
– Он самый, – согласился водитель, – командир разведроты, лихой мужик. Сколько мы с ним пережили, одному Богу известно.
– За что прозвали так?
– Не улыбается никогда, – сержант вздохнул, – было дело. В сорок третьем. Чтобы переправу обеспечить, нам приказали немцев почистить на другом берегу. Там с командиром неладное случилось. Что и как, никто не знает. Мужики говорили, после боя он долго на берегу сидел и звал кого-то. С тех пор не улыбается.
– Война не одну душу покалечила, – согласился старшина, – даст Бог, ещё будет весельчаком. Спасибо за курево, земляк, удачи.
– И тебе, – сержант крепко пожал протянутую руку, – скоро дома дымить будем.
Из штаба выбежал капитан:
– Поехали.
***
– Куда прёшь, пехота, – водитель беззлобно переругивался с бойцами, – жить надоело?
– Глаза разуй, не танк, свернёшь, – под хохот ответил кто-то из красноармейцев.
– Ишь, разухарились, – сержант улыбнулся, – нам куда?
– За перекрёстком направо, – думая о чём-то своём, ответил Николай.
– Товарищ капитан, а вы как, скоро домой? – повернув, водитель просигналил проезжавшей мимо полуторке с солдатами.
– Вот сдам все дела и… Стой!
Сержант не успел нажать на тормоз, а Николай уже бежал назад.
– Василиса!
Молоденькая ефрейтор-регулировщик с золотистыми волосами, выбивавшимися из-под берета, удивлённо смотрела на запыхавшегося офицера.
Огромными зелёными глазами.
– Здравия желаю…
– Василиса?
– Откуда… – девушка хотела что-то добавить, но капитан перебил:
– Это тебе, я сохранил.
В холодную ладошку легла слегка вытянутая речная жемчужина.
– Товарищ капитан…
– Меня Николай зовут.
***
– Уснул? – водитель полуторки нетерпеливо сигналил.
– Да погоди ты, – отмахнулся сержант, глядя на перекрёсток.
Где командир, держа за руки смущённую девушку, что-то рассказывал и… улыбался.
Мама
Лето 43 года. Август. Вдалеке громыхал гром, прогоняя за лес серую пелену дождя. А здесь только изредка запоздалые капли срывались на мокрую землю. Воздух был чист и свеж.
– Мама?
Из-за поваленного дерева высунулась измазанная землёй детская голова. Ребёнок осторожно посмотрел по сторонам. Тишина нарушалась лишь далёкими раскатами и шёпотом запоздавших капель. Набравшись смелости, он вылез из своего укрытия и вновь осмотрелся. Никого.
Ему было очень стыдно. За то, что убежал из дома и заставил маму волноваться. Она, наверное, сейчас бегает по деревне, ищет его. А может, уже и сосед, дед Василий, кряхтя, припустил по соседским хатам, разыскивая непоседливого мальчугана.
– Мама?
В ушах звенело, а грязные волосы слиплись от крови. Ребёнок потрогал голову: очень больно, наверное, когда бежал, споткнулся и упал прямо под корягу. Ещё и штаны порвал. Мама будет сильно ругаться, зашивая дыры на коленках. Ему казалось, он что-то забыл, что-то очень важное. Это нельзя было забывать, но он забыл. В ушах шумело, может, из-за шума он и не может вспомнить?
– Мама?
Слегка покачнувшись, мальчик неуверенно зашагал через поле в сторону дома. Очень хотелось поскорее оказаться на печи, послушать урчанье Мурзика, который тут же завалится под бок и будет меланхолично вылизываться.
– Мама?
Скорее бы положить голову на колени мамы и почувствовать её руки на своей голове. Когда она рядом, ничего не страшно. Нет, он не трусишка, он будет большим и сильным, когда вырастет, таким же сильным, как папа. Но сейчас он боится, потому что маленький и потому что один.
– Мама?
Вот и показалась верхушка яблони. Она видна отовсюду, большая, старая, рядом с ней хата деда Василия, а следующая – их. Скорее бы домой, не важно, что мама отругает, а может, ещё и отшлёпает. Главное, что потом он почувствует теплые руки на своей голове, услышит её ласковый успокаивающий шёпот. Главное, что потом ему не будет страшно, больно и холодно.
– Мама?
Не глядя под ноги, ребёнок побежал к дереву, казалось, и оно радушно распахнуло свои голые ветви, встречая маленького непоседу. Голые? Малыш остановился и с недоумением посмотрел на яблоню. Листьев не было. Но ведь утром…
– Мама?
Он вспомнил. Крики, плач. И мама, крепко прижавшая его к себе. Она что-то шептала ему на ухо, а злые чужие дяди в форме толкали её в спину. Огонь, дым. Мурзик выскочил из-за дерева… Выстрел и смех. И хоть мама закрыла ему глаза рукой, он понял…