Извините также за то, что я злюсь на Вас, как пастеровский кролик. Вы меня совсем забыли. Вы сердитесь? Вероятно - да, потому что не были у меня уже 19 месяцев, хотя обещали побывать вместе с Натальей Тимофеевной. Каждый вечер я дома. Будьте здоровы и счастливы. Кланяйтесь Дервизу и напомните ему, что я не прочь был бы взять у него взаймы 1/2 миллиона. Очень просто!

Antoine Чехов.

376. Н. А. ХЛОПОВУ

13 февраля 1888 г. Москва.

13 февр.

Уважаемый

Николай Афанасьевич!

Я прочел Ваш рассказ; он хорош и, вероятно, пойдет в дело, а потому считаю нелишним заранее и возможно скорее заявить Вам нижеследующее. Если Вы рассчитываете на него как на серьезный шаг и дебютируете им, то в этом смысле, по моему мнению, он успеха иметь не будет. Причина не в сюжете, не в исполнении, а в поправимых пустяках - в чисто московской небрежности в отделке и в кое-каких деталях, неважных по существу, но режущих глаза.

Начать хоть с того, что то и дело попадаются фразы, тяжелые, как булыжник. Например, на стр. 2 фраза: "он заходил ко мне два раза в продолжение получаса". Или: "На губах Ионы появилась долгая, несколько смущенная улыбка". Нельзя сказать "брызнул продолжительный дождь", так, согласитесь, не годится фраза "появилась долгая улыбка". Впрочем, это пустяки... Но вот что не совсем мелочно: где Вы видели церковного попечителя Сидоркина? Правда, существуют церковные старосты, или ктиторы, но никакие старосты и попечители, будь они хоть разнаивлиятельнейшие купцы, не имеют права и власти переводить дьячка с одного места на другое... Это дело архиерейское... Походило бы более на правду, если бы Ваш Иона попросту был переведен из города в деревню за пьянство.

Место, где Иона возится с двумя десятинами, как паук с мухой, прекрасно, но зачем Вы губите его прелесть описанием невозможной и маловероятной забавы с сохой? Разве это необходимо? Вы знаете, что кто пашет первый раз в жизни, тот не сдвинет плуга с места - это раз; дьячку выгоднее отдать свою землю под скопчину - это два; воробьев никаким калачом не заманишь из деревни в поле это три...

"Сижу я верхом на перекладине, вот что хату с чуланом соединяет" (стр. 16). Какая это перекладина? Фигура писаря в пиджачке и с клочками сена в волосах шаблонна и к тому же сочинена юмористическими журналами. Писаря умнее и несчастнее, чем принято думать о них, и т. д.

В конце рассказа дьячок (это очень мило и кстати) поет: "Благослови, душе моя, господи, и возрадуется..." Такой молитвы нет. Есть же такая: "Благослови, душе моя, господа и вся внутренняя моя имя святое его..."

Последнее сказание: знаки препинания, служащие нотами при чтении, расставлены у Вас, как пуговицы на мундире гоголевского городничего. Изобилие многоточий и отсутствие точек.

Эти пустяки, по моему мнению, испортят Вам музыку. Не будь их, рассказ пошел бы за образцовый. Вы, конечно, не рассердитесь на меня за "мораль" и поймете, что пишу я это, как Ваш поверенный, с целью: не найдете ли Вы нужным ввиду всего вышесказанного сделать в рассказе поправки? На шлифовку и переписку вновь понадобятся 2 часа, не больше, но зато рассказ не проиграет.

Повторяю: и без поправок Иона хорош и пойдет в дело, но если Вы намерены серьезно дебютировать им, то, насколько я знаю петербургских судей, успеха он иметь не будет.

Жду Вашего ответа и прошу прощения за непрошенное вмешательство.

Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

377. А. С. КИСЕЛЕВУ

15 февраля 1888 г. Москва.

15 февраля.

Барин!!

На Ваше милостивое письмо постараюсь ответить дипломатически неопределенно и сухо, ибо точный и категорический ответ на Ваши милостивые запросы считаю преждевременным.

1) Насчет поездки в Бабкино на масленой неделе вся моя шайка разбойников решила так: ехать! Но так как до вожделенного дня осталось еще 2 недели, а за 2 недели может много воды уйти в море, то положительно не ответит Вам даже такой легкомысленный человек, как Финик. Весьма вероятно, что к 1 марта я буду в Питере. Это так возможно, что о блинах я даже и не мечтаю.

2) Насчет дачи. Всё мое семейство просится на юг. Для нас уже в пяти местах ищется дача: в Славянске, в Сумах, на Азовском море и проч. Очень возможно, что наши поиски увенчаются полнейшим неуспехом и срамом и мы останемся на севере, - в этом я почти уверен, - но уж одно сие колебание не дает нам права рассчитывать на Бабкино. Я весною буду путешествовать, и для меня безразлично, где будет жить семья; на юге мила только весна, а лето я охотнее провел бы в Бабкине. Ма-Па и Финик заметно тяготеют к Бабкину. Но мать и батька, как дети, мечтают о своей Хохландии. Отец ударился в лирику и категорически заявляет, что ему ввиду его преклонных лет хотелось бы "проститься" с родными местами...

Стало быть, Вам придется делать публикацию. Но Вы, пожалуйста, не держитесь системы Марии Владимировны: запрашивайте подороже (minimum 250 р.). Дачники найдутся, какова бы ни была цена. Ведь я же платил Вам 500!

Публикацию делайте только в "Русских ведомостях" и на первой странице.

Ваша картина уже готова.

В пятницу идет моя паршивенькая пьеска в одном акте; "Иванов" гуляет по Руси и собирает детишкам на молочишко...

Вчера был у меня Короленко. Слезно просит жить это лето на Волге.

Денег нет. Вся надежда на тираж 1-го марта. Номер серии 9145, номер билета 17. Если выиграю, то могу дать Вам взаймы 100 рублей.

Ах, если б жениться на богатой!! Если я женюсь на богатой купчихе, то, обещаю, мы с Вами обдерем ее, анафему, как липку. Мокрого места не останется.

Моя повесть, посланная для мартовской книжки "Северного вестника", имеет успех. Получаю захлебывающиеся письма.

Не увидимся ли мы с Вами в скором времени? Нужно бы...

Если Берг возьмет повесть Марии Владимировны, то примите к сведению, что в Питере все дамы-беллетристки берут по 125 р. за лист. У Берга теперь есть деньги. Он платит недурно и, приглашая меня, без длинных разговоров согласился платить мне 100 руб. за каждый маленький (хотя бы в 100 строк) рассказ.