1) Название рассказа "Против убеждения..." - неудачно. В нем нет простоты. В этих кавычках и трех точках в конце чувствуется изысканная претенциозность, и я подозреваю, что это заглавие дал сам г. Стасюлевич. Я бы назвал рассказ каким-нибудь одним словом: "Розги", "Поручик".

2) Рутинны приемы в описаниях природы. Рассказ должен начинаться с фразы: "Сомов, видимо, волновался", всё же, что раньше говорится о туче, которая улеглась, и о воробьях, о поле, которое тянулось, - всё это дань рутине. Вы природу чувствуете, но изображаете ее не так, как чувствуете. Описание природы должно быть прежде всего картинно, чтобы читатель, прочитав и закрыв глаза, сразу мог бы вообразить себе изображаемый пейзаж, набор же таких моментов, как сумерки, цвет свинца, лужа, сырость, серебристость тополей, горизонт с тучей, воробьи, далекие луга, - это не картина, ибо при всем моем желании я никак не могу вообразить в стройном целом всего этого. В таких рассказах, как Ваш, по-моему, описания природы тогда лишь уместны и не портят дела, когда они кстати, когда они помогают Вам сообщить читателю то или другое настроение, как музыка в мелодекламации. Вот когда бьют зорю и солдаты поют "Отче наш", когда возвращается ночью командир полка и затем утром ведут солдата наказывать, пейзаж вполне кстати, и тут Вы мастер. Вспыхивающие зарницы - эффект сильный; о них достаточно было бы упомянуть только один раз, как бы случайно, не подчеркивая, иначе ослабляется впечатление и настроение у читателя расплывается.

3) Рутинность приемов вообще в описаниях: "Этажерка у стены пестрела книгами". Почему не сказать просто: "этажерка с книгами"? Томы Пушкина у Вас "разъединяются", издание "Дешевой библиотеки" "прижато"... И чего ради всё это? Вы задерживаете внимание читателя и утомляете его, так как заставляете его остановиться, чтобы вообразить пеструю этажерку или прижатого "Гамлета", это раз; во-вторых, всё это не просто, манерно и как приём старовата. Теперь уж только

одни дамы пишут "афиша гласила", "лицо, обрамленное волосами"...

4) Провинциализмы, как "подборы", "хата"; в небольшом рассказе кажутся шероховатыми не только провинциализмы, но даже редко употребляемые слова, вроде "разнокалиберный".

5) Детство и страсти господни изображены мило, но в том самом тоне, в каком они изображались уже очень много раз.

Вот и всё. Но это всё такая мелочь! По поводу каждого пункта в отдельности Вы можете сказать: "Это дело вкуса" - и будете правы.

Ваш Сомов, несмотря на воспоминание о страстях господних, несмотря на борьбу, все-таки наказывает солдата. Это художественная правда. В общем рассказ производит то впечатление, какое нужно. "И талантливо, и умно, и благородно"*.

За фотографию и за лестную надпись приношу Вам мою сердечную благодарность. Свой портрет вышлю Вам, когда сам получу.

Погода отвратительная.

Желаю Вам всего хорошего, поздравляю с праздником.

Ваш А. Чехов.

* Это из одной моей повести. Когда меня ругают, то обыкновенно цитируют эту фразу с "но".

1553. А. С. ЛАЗАРЕВУ (ГРУЗИНСКОМУ)

3 апреля 1895 г. Мелихово.

3 апр.

Христос воскрес, милый Александр Семенович! Поздравляю Вас и Вашу семью с праздником и желаю всего хорошего.

С оным журналом я уже не имею никаких сношений. В Петербурге мне сказали, что я должен не г-же Ремезовой, а бывшему издателю, который мой аванс взял на себя.

Снегу еще на аршин. По-видимому, нескоро еще вы оседлаете свой велосипед.

Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

На обороте:

Москва.

Грузины, Б. Тишинский пер., д. Пашкова, Его высокородию Александру Семеновичу Лазареву.

1554. Г. М. ЧЕХОВУ

Около 5 апреля 1895 г. Мелихово.

Христос воскрес, милый Жоржик! Всю твою семью поздравляю и низко кланяюсь.

Ждем девочек. О дне их приезда извести письмом дня за 3-4; мы вышлем лошадей.

Самое лучшее время для приезда - конец мая, когда у нас всё цветет. Теперь же еще снег и езда на санях. Распутица лютая. Приезжай и ты, будем очень очень рады.

Наши кланяются. Крепко жму руку и обнимаю. Твой А. Чехов.

На обороте:

Таганрог.

Георгию Митрофановичу Чехову.

1555. Н. А. ЛЕЙКИНУ

7 апреля 1895 г. Мелихово.

7 апр.

Дорогой Николай Александрович, и Вас также поздравляю с праздником и желаю дождаться многих предбудущих в добром здоровье и благополучии. Комплект "Осколков" я получил еще задолго до Пасхи и тогда же уразумел, что путешествие Вам не удалось и зима прогнала Вас к пенатам. У нас продолжает быть зима. В поле снегу на аршин, а в лесу на два. По утрам морозы в 8°. Езда на санях. Пасху встретили по-крещенски. Около полудня бывает тепло, но всё же это не весна, а в сущности чёрт знает что такое. Скворцы прилетели и опять улетели. Тяга и тетеревиный ток еще не начинались и нескоро еще начнутся, хотя я давно уже приготовил два ружья.

Конюшня, которую Вы видели в зародыше, уже покрыта железом и внушает некоторый страх, ибо такого большого здания до сих пор в нашей волости еще не было. В бане уже парились.

Фотографию Вашего пса передал его детям. Долго оба нюхали и, ничего не почувствовав, отошли прочь. За сахалинскую гречу большое спасибо. У нас для нее есть подходящие места и в саду, и в поле. Но мы, конечно, сначала попробуем в саду. У себя на родине она растет во влажных местах, на долинах рек, стало быть, почва заливных лугов для нее наиболее подходящая.

Вы обещали переснять фотографию с фотографии Пальмина и прислать мне. Кстати замечу, что Н. П. Аксаков, москвич, живущий ныне в Петербурге и служащий в министерстве путей сообщения, кажется, в железнодорожном департаменте, собирает материал, чтобы издать книжечку о своем друге Пальмине. Книжечка предназначается главным образом не для продажи, а, кажется, только pour les amis*. Если встретитесь с ним, то поговорите. Быть может, у него и выйдет что-нибудь в самом деле интересное.

Книги, высланные Вами в "Русскую мысль", получу в пятницу на Фоминой. Сердечно благодарю. Мои старики и сестра благодарят Вас за память и кланяются Вам. Просят, чтобы Вы опять приехали. У нас самое нескучное время - это начало июня и сентябрь. Вот приезжайте-ка в июне! Вчера видел журавлей. Бедняги летят, несмотря на холод.