— Да я и не думал…

— Вот и хорошо, что не думал… — холодно усмехнулся Эж. — А сейчас мы тебя проводим до Храма Величия, и надеюсь, что как только ты отдашь деньги и получишь назад свою лошадь, так сразу же уедешь из Тарсуна.

— А чего мне тут делать?.. — только что не огрызнулся крестьянин. — Одного хочу — убраться бы отсюда поскорей!

— Вот мы за этим и проследим…

Дорога до Храма Величия заняла совсем немного времени, и весь путь прошел в полном молчании: крестьянину хотелось как можно быстрей избавиться от нашего присутствия, да и у нас не было особого желания вступать с ним в долгие разговоры. Когда же вдали показались храмовые ворота, то наш спутник едва ли не бегом кинулся к ним, а мы остались стоять на месте, глядя как на немногочисленных прохожих, так и на то, как крестьянин старается как можно скорей уйти с наших глаз.

— Кажется, ты его здорово припугнул… — заметила я, когда парень скрылся за воротами.

— Иначе никак… — отозвался Эж. — Я таких людей знаю: у них, как только немного от задницы отлегает, так сразу же все забывается, и эти шустрики враз стараются получить свою выгоду везде, где только можно.

— Не проболтается?

— Не должен, а иначе ему же хуже будет, и он это прекрасно понимает.

Долго ждать нам не пришлось: уже через четверть часа крестьянин показался из ворот, причем он сидел в телеге и понукал лошадь, чтоб та быстрей шла. Нам стоит порадоваться: судя по времени, этот человек как раз успел отдать деньги и забрать свою лошадь, а если б он решил рассказать о нас храмовникам, то времени на это у него ушло бы куда больше.

— Ну, а теперь мы с тобой давай-то еще разок пройдем по улицам — надо хорошенько запомнить, куда они ведут, чтоб в темноте не заблудиться, и выйти к дорогам, ведущим из Тарсуна… — Эж огляделся вокруг. — Надеюсь, нам удастся еще день проходить неузнанными. Заодно скажу, что будем делать дальше…

Вновь к Храму Величия мы подошли во второй половине дня, ближе к вечеру. Какое-то время мы стояли в отдалении, усиленно изображая, что молимся среди группы паломников, а сами тем временем осматривались кругом, выбирая человека, наиболее подходящего для исполнения нашего плана. Дело это непростое, и прошло, наверное, не менее получаса, пока Эж не ткнул меня в бок.

— Вон, та женщина… — он чуть заметно кивнул в сторону немолодой женщины с совершенно седыми волосами и недовольным лицом. Видимо, она направлялась в Храм Величия в надежде провести там ночь, но сил, чтоб преодолеть небольшой остаток пути, у нее не хватило. Судя по костылям, стоящим подле нее, женщина передвигалась с великим трудом, да и одета весьма небогато. К тому же она одна, идти ей никто не помогает, и рядом с ней никого нет. Сейчас женщина сидит на земле, и понятно, что подняться самостоятельно ей будет непросто. Так, пожалуй, Эж прав — это именно то, что нам требуется…

Подошла к сидящей женщине, помогла ей подняться, а заодно подняла с земли костыли. Паломницу, казалось, подобное ничуть не удивило, она лишь произнесла:

— Спасибо Богам, они мне помогают, тебя послали… Я иду в Храм Величия…

— И я туда же, так что пошли вместе…

Немногим позже стало понятно, что эта дама относится к числу тех скандальных особ, от которых едва ли не каждый человек старается держаться подальше. Уже находясь в храме, женщина долго жаловалась мне на неудавшуюся жизнь и свалившиеся на нее болезни, которых становится все больше, на неблагодарных детей и негодяев — родственников, которые не пожелали отправиться в Тарсун вместе с ней, и дали слишком мало денег на лечение от хворей в этом святом месте. Она бы рада заплатить храмовникам за свое излечение, только они за это дело такие деньги дерут, что простому человеку взять неоткуда! Церковники совсем гнева Небес не боятся, а еще слуги божьи!..

За все то время, что мы находились рядом, женщина не сказала ни одного доброго слова о родных и знакомых. Более того, она стала выказывать недовольство мне — невнимательно слушаешь, глазеешь по сторонам, отвечаешь невпопад, а ведь с тобой старый человек говорит, а почтения от тебя я не вижу!.. Невольно подумалось о том, что эта женщина очень напоминает мне тех пациенток в больнице, которые были вечно чем-то недовольны, писали жалобы на обслуживающий персонал, а сами выводили из себя окружающих брюзжаньем, ворчаньем и постоянным раздражением. Да уж, теперь мне понятно, отчего с этой особой не поехал никто из родных — она, скажем так, вынесет мозг любому, причем за короткое время.

Меж тем приближался вечер, в храме становилось все темнее, и я поняла, что мне пора действовать, а судя по настроению моей собеседницы, она поверит всему, что я ей скажу.

— Да, не повезло тебе в жизни… — вздохнула я. — Раз так, то сделаю доброе дело — может, Боги оценят это, и пошлют мне счастье. Я вот что решила — заплачу храмовникам за твое лечение. Если хочешь, можно сделать это прямо сейчас.

— Верно заплатишь? Не врешь?.. — повернулась ко мне собеседница.

— Как можно!

— Тогда пошли!.. — заторопилась женщина, даже не подумав сказать мне “спасибо”. Ну, то, что она торопится — это понятно, боится, как бы я не передумала проявлять столь немыслимую щедрость, а слово “спасибо” в ее лексиконе, как я успела заметить, появляется достаточно редко. — Только вот ноги у меня плохо передвигаются…

— Ничего, я помогу… — а про себя подумала — это именно то, что мне и нужно. С трудом приподняла женщину, перекинула ее руку через свою шею, и просто-таки потащила на себе эту особу к дверям, возле которых стоял крепкий храмовник. Надо сказать, что дама весила немало, и дотащить ее до дверей мне стоило немалых трудов, да к тому же эта особа кряхтела и шипела мне на ухо, что я слишком груба и тащу ее без всякой жалости. Однако прежде чем я успела сказать хоть что-то храмовнику у дверей, он сам поднял руку, останавливая нас.