– Мы и собирались здесь благодарить бога, – пробурчал жрец уже как-то неуверенно, – но благодарить при всех, чтобы все слышали и видели.

– Но ведь вы же сами и скушаете этого бычка, которого вам послал тот же Единый Бог, ведь нет другого. Ну и скушайте бычка с благодарностью и с целомудрием, без всяких плясок в честь богов не существующих. Если нас и посетил Бог сегодня, то это Бог не сего жертвенника. Бога этого жертвенника мы не призывали.

Последние слова проповедника прозвучали отчетливо в наступившей тишине, и, похоже, дошли до разумения слушателей. Тишину нарушил вопль исцеленного юноши, который оказался в толпе поближе к проповедникам:

– Слава и величие Богу, сотворившему небо и землю! Он дарует нам урожай, а мне подарил сегодня ноги ходячие!

– Аллилуйя, – воскликнули Евника и Тимофей.

Радости и энтузиазма в толпе сильно поубавилось. По сути, получалось так, что у людей отобрали намечавшийся шумный и веселый праздник, который обещал быть чем-то более значимым, нежели даже исцеление хромого юноши. Тут слово вставил высокий пришелец, который, похоже, догадался о причинах общего разочарования людей:

– Мужи и жены! Все равно у вас сегодня праздник. Бог посетил ваш город, Он явил свою благость вашему соседу и всем вам. Благодарите его, поздравляйте друг друга. И пищу кушайте с благодарением. Если желаете, то и бычка этого приготовьте и скушайте, благодаряще Бога. Только не здесь, ладно? Богу, Который помог вам, не понравится, если вы чтите здесь другого бога. Давайте с миром разойдемся пока по домам. Обдумайте, что вы здесь видели и слышали. На сегодня с вас хватит, а нам тоже надо пока отдохнуть.

Праздник был испорчен, но делать было нечего. Люди стали расходиться. Спорить с пришельцами, обладающими таинственной духовной силой, местным жителям, включая жрецов, не хотелось. Мало ли что может им не понравиться? Одного хромого сделали ходячим, – разве не смогут они десяток ходячих сделать хромыми? Той же самой силой. Ведь испортить здоровье наверняка проще, чем его поправить. Логика этих рассуждений, должно быть, была примитивной, но в этом примитиве заключалась та спасительная разумность, тот элемент здравого смысла, без которого никогда не добраться до чего-то более высокого.

Тут только Евника, схватив сына за руку, представилась пришельцам:

– Меня зовут Евника, а это мой сын Тимофей. Я иудейка, чту Бога отцов наших. Хотя и давно уже живу здесь. Войдите в мой дом, будьте гостями.

– Меня зовут Шауль, а по-римски, Павел, – отозвался тот из пришельцев, что был пониже ростом, – а это – Иосиф. В Иерусалиме благочестивые мужи дали ему прозвище Варнава, сын утешения.

Высокий поклонился, а Евника улыбнулась ему:

– Ну вот, и принесете утешение нашему дому.

С ними же двинулся к дому Евники и исцеленный юноша. Его звали Гермас. По дороге он пояснил некоторые подробности происшествия.

– Видите ли, гости-иудеи, здесь получилась такая история. Вот Иосиф, своей внешностью и осанкой напомнил здешним жителям известную статую Зевса, работы Фидия. А меня назвали в честь греческого бога Гермеса. Вот и решили местные, что один из вас – Зевс, а другой – Гермес, раз помог названному в его честь.

– Видишь, Шауль, мы с тобою теперь ожившие статуи, – засмеялся Варнава. – Кажется, в такой роли нам бывать еще не приходилось.

Шауль, улыбнувшись, отозвался более серьезным тоном:

– Главное, чтобы из этих камней, – он обвел рукой расходящихся людей, – созидались дети Аврааму. Нам это было обещано, не помнишь?

В дом Евники собралось несколько человек. Соседки успели сбегать домой и принести кое-какие угощения для гостей. Павел и Варнава непрестанно рассказывали им об Иисусе и его новой вере, которая была исполнением старых пророчеств. Собравшиеся внимательно слушали. Разошлись только под вечер. Увели и Гермаса, поддерживая его еще пока под руки. Ноги его не болели, но он еще только учился ходить.

Наутро Павел взялся помочь Тимофею месить его глину. Дело это долгое и требует терпения. Глина в земле всегда лежит полусухая, смачивается она медленно. Две-три недели в одном и том же корыте нужно мешать ее каждый день. Только после этого можно будет из нее что-то лепить. При этом нужно удалить прочь все мельчайшие камешки и все комочки извести. Малое вкрапление извести при обжиге – и весь глиняный сосуд непременно разорвется прямо в печи.

– Вот видишь, – говорил Павел, терпеливо перебирая и растирая комочки руками, – и мы с тобой такая же глина в руках Творца. Он может из нее делать разные сосуды, какие захочет сам. Наше дело – выдержать жар печи и не взорваться при обжиге.

– Мы все разные, потому что Он нас делает такими разными? – спросил Тимофей, отжимая из глины лишнюю воду.

– Конечно. Но мы – сосуды живые. Выдержим и круг гончарный, и обжиг – будем полезными для Него сосудами. Для почетного употребления. А кто-то и для низкого. Все в Его воле.

– А ты говорил, что Бог примет нас своими сынами?

– Да. Но это будет только с теми, кто сможет прежде осознать себя глиной в руках Всемогущего Гончара. Вот видел, как мы вчера говорили им, что Бог послал своего сына, что Он любит их, как детей. Нас самих произвели в ложные боги. Потому что они Божьей глиной себя никогда не чувствовали. Ходили в похотях сердец своих, не замечая, как от Творца зависят и путая Творца с Его творениями.