Это даже представить трудно, да и смешно. Сидит Ленин вместе с Троцким, письмо ему строчит, побежал на почту, письмо отправил, почтальон принесет Троцкому письмо, тот рядом с Лениным в кресле развалится, нога за ногу, читает, переспрашивает, потому как почерк у Ленина неразборчивый, иные слова совсем не понять.

Взял Сталин письмо, прочел, а там про него всякие гадости написаны, мол, когда он еще абреком был, то часть того, что на дорогах награбил, с местным приставом делил. Сталин тут же, не сходя с места, порвал это письмо на мелкие кусочки – надумаешь склеить, не склеишь – бросил на пол и сказал:

– Хочешь остаться жив – собирай свои манатки и езжай отсюда, куда подальше, потому что вижу я, умного слова от тебя не дождешься – ум-то у тебя тараканий. Но разговаривать учтиво я тебя научу – прирежу, как паршивую овцу, и дело с концом. И заметь, сам Ленин сказал, что не я виноват в его смерти, а ты. И Иудою тебя назвал, а не меня.

Тут нужно, справедливости ради, пояснить, что Ленин, называя Троцкого Иудушкой, имел в виду не ласкательное обращение к евангельскому Иуде, продавшему своего учителя Иисуса Христа всего за тридцать серебреников, а Иудушку из романа писателя Салтыкова-Щедрина [43] , вице-губернатора Рязанского, а потом Тверского, дослужившегося до чина статского советника, что по Табели о рангах фактически равнялось генеральскому чину, если бы этот Салтыков-Щедрин не протирал штаны в разных канцеляриях, а как и положено тянул лямку в армии, где в кого пальцем ни ткни – каждый бравый солдат и готов без всяких размышлений голову сложить, ежели получит на то приказ командира, который не только о своих солдатах радеет, но и понимает, что и как доложить начальству.

Салтыков-Щедрин личность примечательная, и у Ленина была причина относиться к нему с должным почтением, при том, что никого кроме себя Ленин обычно и знать не хотел, да и не знал в силу своей ужасающей даже среди простых людей необразованности. Салтыков-Щедрин родился в селе Спас-Угол Калязинского уезда, знаменитого впоследствии на всю Россию уездным своим центром – городом Калязином при впадении в Волгу реки Жабни, в котором издавна торг по четвергам, а калязинские кружева, хотя и невысокого достоинства, зато дешевы, но более всего прославленном частушкой:

Дальний предок Салтыкова-Щедрина некто Сатыков составил подложную грамоту и добавил к своей фамилии букву «л» (вставил ее в середину), чтобы приписаться к боярскому роду Салтыковых, за что его жестоко били батогами, но он перетерпел и букву «л» все же сохранил, а его потомки позже даже вошли в родство с царской семьей. Отец будущего писателя, помещик и «головотяп», известен как ужасный и беззастенчивый масон.

Он тщетно переводил на русский язык «Энциклопедию» Дидро и писал сатирические стихи – тоже без всякого заметного успеха, обеднел и женился на купеческой дочери. Она, строго исполняя супружескую обязанность, родила ему семерых детей, но денег ни мужу, ни детям не давала ни копейки и умерла, оставив огромное состояние, дети хотели прожить-прогулять денежки суровой матушки, но не тут-то было, они перессорились из-за наследства и опомнились только когда сообразили, что молодость и желания веселых удовольствий уже прошли, а на старость средств много не нужно, делили наследство по суду и вели тяжбы они почти полвека.

Сам Салтыков-Щедрин всякое учение метко называл «абракадаброй» и восторгался французской революцией, утопическим писателем Сен-Симоном и особенно писательницей Жорж Санд, потому что в России поговаривали будто она носит мужские штаны и готова без любых экивоков с места в карьер переспать с любым встречным приличным мужчиной сносной внешности. Император Николай I, узнав о таком образе мыслей Салтыкова-Щедрина, немедленно сослал его, но не в Сибирь, а всего лишь в город Вятку.

Конечно, Вятка это не Петроград с его Невской перспективой, где имея часы с «репетицией», изготовления всем известного Абраама Луи Бреге, можно гулять, ничуть не боясь пропустить обед, но и не какой-нибудь Баргузин, окружной городишко Забайкальской области, где кроме местного начальства проживают только бродячие инородцы, по большей части тунгусы – именно здесь испытал горечь судьбы поэтов всех времен, например, Кюхельбекер, мысли в голове у которого путались ничуть не меньше, чем у Салтыкова-Щедрина. Тем не менее по службе Салтыков-Щедрин продвигался практически без промедления и всю жизнь мечтал стать губернатором. Мечта эта не осуществилась, и даже жениться ему пришлось на вице-губернаторской дочери.

Она ездила в Париж за дамскими туалетами и не собиралась ни под каким видом носить штаны. А мужа (Михаила по имени) называла Мишелем, его литературные писания – «мишелевыми глупостями» и тратила без остатка все его немалое жалованье. Царь-император в те времена платил вице-губернаторам довольно большие деньги, на Париж хватало. Салтыков-Щедрин же не мог прожить без супруги и трех дней и плакал, когда она равнодушно проходила мимо его, шурша новомодными платьями по возвращении из Франции, куда «укатывала» в два-три месяца раз, как только случались малейшие изменения фасонов юбок, блузок или мантилий, обычно называемых шпензером – блондовых, тюлевых или буфмуслиновых.