«Любите, девушки, простых романтиков, отважных летчиков и моряков…» Мама выбрала третий вариант. Он был моряком дальнего плавания. Его присутствие в моей жизни, да и в жизни всей нашей семьи, можно было сравнить с морзянкой – точка, тире, точка, тире. Три месяца он в рейсе, два – дома. Пожалуй, первое осознанное и потому отложившееся в памяти восприятие отца произошло у меня примерно в четыре года. Нередко в семьях роль «плохого копа» достается маме, из-за ее строгости. А роль «хорошего» – папе, который балует детей, причем порой втайне от мамы. Вне всяких сомнений, я была папиной дочкой. Отец был единственным во всей семье, у кого я готова была часами сидеть на коленях. Я всегда смотрела на него с неподдельным обожанием, потому что для меня он был самым настоящим героем. Даже немного сказочным героем. Как Синдбад, он ходил по морям, бывал в самых разных странах (преимущественно азиатских) и конечно же привозил нам с братом подарки. Такие, которых ни у кого во дворе не было. Наверное, я была одной из первых девочек в Благовещенске, у кого появилась Барби. В начале 90-х по телевизору каждое воскресенье показывали диснеевские мультсериалы, которые длились целый час. Между сериями обязательно была детская реклама – кола, вафли, шоколадки, игрушки. Когда другие девочки с восторгом и мечтанием смотрели на экранных кукол Барби, у меня уже был ее дом – еще один роскошный подарок отца. Вот оно, бесхитростное детское богатство. При этом наша семья жила средне.

Время, что отец проводил с нами дома, пролетало быстро, а потом начинались долгие дни в его ожидании. К такому ритму я привыкла и, возможно, поэтому сразу и не поняла, что он ушел от нас. Почему и как – до сих пор не знаю. Не было никаких прощальных разговоров, долгих переездов… Ничего такого. Просто он не вернулся из очередного рейса. То время для меня до сих пор как в тумане. Маленькой девочке сложно понять, почему папа больше не приходит домой и не проводит с ней время. А маме тяжело было объяснить это не только мне, но и самой себе. Я просто знала, что папа есть, что он жив, но больше не хочет нас видеть.

Когда мне было 6 лет, я заболела менингитом. Это было очень серьезно – меня положили в больницу. Как потом рассказывала мама, был большой риск того, что я могу ослепнуть или стать глухонемой. Все то время, что я болела, мама постоянно упрашивала отца прийти и проведать меня. Она думала, что это придаст мне сил, позволит отвлечься. Наконец ей удалось уломать его – он все-таки приехал. Пришел в палату, немного посидел рядом с моей кроватью. Потом повязал мне на голову какую-то черную ленту с благословениями и ушел. В следующий раз я увидела его только в 16 лет.

Уже во взрослом возрасте я очень много прорабатывала тему отца с психологами. Да и до этого сама не один год билась над получением ответов, которые бы могли если не успокоить меня, то прояснить ситуацию с его уходом от нас. Но чем дальше в лес, тем больше дров. И до сих пор вообще ничего не понятно. На какие-то вопросы я смогла найти ответы, но куда больше вопросов так и подвисло в воздухе. В какой-то момент – о нем я расскажу чуть позже – я поняла, что больше не готова терзаться в поисках правды. «Очень трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно, если там ее нет», так что я просто решила снять с себя это бремя и не дописывать ту историю, которая никак не складывалась долгие годы. Нужно было просто перевернуть эту страницу и забыть.

Я понимаю, что мужчины нередко уходят из семей. Так было, так есть и так будет. Сами мужчины списывают это на «природную полигамность». Как по мне – не самое убедительное оправдание своим личностным слабостям и половым прихотям. Конечно, и сама женщина может создать в семье такие условия, что или в петлю, или за порог без оглядки. И я понимаю такой выбор мужчин и поддерживаю его. Особенно если они до последнего бьются за сохранение семьи и детей. Но у нас была иная ситуация. Не хочу заниматься морализаторством, но, глядя на все со своей «колокольни», я все же считаю так: какие бы причины ни были, мужчина не должен бросать своих детей. Отец должен присутствовать в их жизни, пусть уже и не на постоянной основе, но все-таки это его наследие, его плоть и кровь. А значит, своему ребенку нужно помогать расти и понимать жизнь, поддерживать его, общаться, учить и заботиться.

Не удивлюсь, если читатели-мужчины в этом месте немного поморщатся. Но я пишу эти строки с позиции долгожданного ребенка – мой отец, именно мой отец, больше всех ждал моего рождения. Повторюсь, для него я была первым и, как показала дальнейшая жизнь, единственным ребенком. В момент, когда я пишу эту книгу, у меня под сердцем бьется маленькое сердечко моего первого ребенка. И я просто не могу понять, как его жизнь, его существование могут не интересовать меня или Диму.

Это равнодушие со стороны отца было непонятно мне ни в 5 лет, ни в 15, ни сейчас. Именно равнодушие к жизни своего единственного ребенка. Не исключаю, что мама, особенно сразу после его ухода из семьи, могла как-то манипулировать мной из-за сильной обиды на отца. Но никогда не было такого, чтобы она унижала или проклинала при мне его или других мужчин. Она никогда не запрещала мне общаться с ним или видеться. Да и я сама не стала бы слушать ее в этом вопросе. Будь отец рядом, в Благовещенске, я бы тайком старалась встречаться с ним, созваниваться, переписываться. Что угодно, лишь бы поддерживать эту связь. Но почти сразу после разрыва он переехал жить на Сахалин, где обзавелся новой семьей. Все это время я видела, как мама сама нуждается в поддержке. Она осталась одна с двумя детьми. Ей пришлось очень резко поменять свою жизнь и научиться самой содержать нас с братом. Любая помощь от отца в тот момент была бы для нас нелишней.

И вот ведь какая штука. Уже будучи подростком, я простила отца за то, что он мог разлюбить маму и уйти от нее к другой женщине. То, что чувства могут закончиться, я к тому времени уже понимала. Но ведь я-то о нем думала постоянно с самого детства и не понимала, как он мог уйти от меня?! Почему он не видит, как я расту, каким человеком становлюсь, что мне интересно в этой жизни, как я учусь и с кем гуляю за руку?! Пытаясь разобраться в своей проблеме с отцом, я беседовала с разными людьми. И для себя отметила, что те, кого отцы оставляли в раннем, еще неосознанном возрасте, не имеют такой рефлексии по этому поводу. В их жизнях отцы играли лишь биологическую роль. Эти люди выросли без отцов, но при этом и без ощущения травмы. Без какого-то рубца на душе. Они стали хорошими людьми, а мужчины нередко еще и очень любящими и трепетными папами. Но чем старше ты становишься, тем больнее тебе дается развод родителей. И совсем уж не повезет, если тебе где-то 8–10 лет. Мало того, что в этот момент в глубине души ты страдаешь, ты чувствуешь эту несправедливость, так еще и дети в этом возрасте могут быть очень жестоки. У нас во дворе почти у всех были полные семьи. И не раз я чувствовала на себе эти издевки и презрение как к «брошенке». Мол, она какая-то неполноценная.