Я не помнила как, но откуда-то во мне нашлись силы, чтобы подойти к ним. Отец положил мать на диван, после чего подошел ко мне. Кажется, он хотел спросить как я и прикосновение его руки вывело меня из оцепенения. Будто бы со рта сняли повязку и дали возможность говорить. Точнее кричать.

— Какого черта ты не защитил ее!? — накинулась я на Михаила со слезами на глазах. Для меня самой это было неожиданно, но гнев и печаль захлестнули меня с головой, абсолютно не давая подумать.

— Какого черта ты вообще отправил ее на эту проклятую войну!? — я буквально задыхалась от горя и слёз.

— Нет! Мамочка! Нет! — я и забыла, что рыжик побежала следом за мной. Забыла, что она тут.

Эмс подбежала к дивану и принялась плакать, как никогда в жизни. Она брала маму за руку и только и делала, что кричала:

— Мамочка, прошу! Проснись! Не спи, открой глаза, я по тебе скучала! Пож-жалуйста… П-проснись… Мамочка… — с каждым словом ее голос становился все тише и глуше от слез, что душили ее и не давали сказать и маленького слова. Кажется, я уже никогда не забуду этот крик и всхдипы. Я должна была ее успокоить, но вместо этого кинулась в гневе к отцу. Будто хотела защитить маму от него, но было поздно.

Непроизвольно, в каком-то состоянии аффекта, словно так и должно было быть, я со всей силы, наотмашь ударила его по щеке.

Пожалуй, это единственный поступок, за которое мне невероятно стыдно перед отцом. Почему-то мой разум не принимал в расчет то, что он ее любил. Тогда мною двигал один гнев. Змеем искусителем он шептал мне, что именно отец тогда пришел домой, отправляя мать на битву, он ей говорил, что пасть в битве за Рай — честь для настоящего ангела. А мама любила и потому верила.

Кажется, я хотела вновь ударить отца, но и замахнуться не успела, ибо почувствовала, как невидимая сила откидывает меня к стене и впечатывает так, что, будь я простым смертным, то тут же переломала бы все ребра. Моя сестра… Точно, она же шла рядом, так же печально смотрела на труп матери, но будто бы полностью поддерживала мысль, что она погибла не зря.

Катрин решила встать на защиту отца, показывая всю свою правильность. Её безумная любовь иногда переходила все границы, как, например, сейчас. Тогда она впервые так сильно ударила меня и назвала демоном. Называла тварью и шипела подобно змее. Это шипение порой переходило на крик, что заставлял чувствовать себя еще хуже. Более того, с каждым ее словом я чувствовала свою вину. Она кричала о том, как отец ее любил и всеми силами пытался защитить.

Я же эгоистично думала только о том, что больше нет моей поддержки, забывшись, что какой бы тварью моя близняшка не была, она не меньше любила мать. Я уже была готова признать свою ошибку и извиниться перед отцом, как решающие слова из длинной тирады Катрин меня вывели из себя

— Это был ее долг — защищать Рай. И погибла мать с честью, — прошипела Катрин, наклоняясь ко мне.

Она пыталась быть гордой, пыталась показать, что смерть матери — та самая потеря, которая «должна делать нас сильнее», именно так нам говорили в школе о павших солдатах, но я то видела. Я видела, как у нее по щекам катятся слезы. Они выдавали ее с потрохами и, если бы не все эти крики, не культ погибшего героя, быть может, я бы даже попыталась ее обнять. Это выглядело крайне странно — гордость на лице, а в слезах столько боли и отчаяния, сколько я ни разу не видела.

В горле стоял ком. Из-за злобы мои глаза изменили свой цвет на черный, скрывая под собой белок и радужку. Презрительно фыркнув, Катрин встала и отошла к отцу, обнимая его руку и кладя голову на плечо. А я так и лежала у стены — вся сжавшись и желая, чтобы это поскорее закончилось. Выбора не оставалось, кроме как ждать, пока они не отведут Эмми в свою комнату, а сами свалят подальше, дабы я спокойно смогла попрощаться с матерью. Наедине.

Прежде, чем попрощаться с мамой, я тихо зашла в комнату Эмми. Похоже, отец с Катрин наложили на нее заклятие, чтобы малышка уснула. На щеках еще блестели слезы, подушка рядом была мокрая, а я хотела прижать ее к себе, поближе к сердцу и пообещать, что никогда не дам ее в обиду. Что она не пойдет воевать, в случае атаки. Нет, не будет этого, только не с моим рыжиком. Осторожно коснувшись губами ее лба, я покинула комнату.

Отца с Катрин не было в поместье. Похоже, ушли к своим, наверное, оно и к лучшему.

На диване в главной зале по-прежнему лежала мать. Будто бы уснула, только протяни руку и она улыбнется, ведь ее разбудил лучик солнышка. Так она называла каждую из нас. Мы были большими, а Эмми — маленький, рассветный лучик, который совсем скоро станет таким же, как и остальные.

Осторожно я подошла поближе.

— Мама… — прошептала я, падая на колени и беря ее за руку, — мама… Это… несправедливо. Ему нельзя было отправлять тебя туда. Как же… как же я буду без тебя то теперь? Ты ведь… ты ведь единственная, кто меня поддерживал. Кто выслушивал меня. Прекращала наши глупые ссоры и перепалки. Ты ведь… Ты ведь была той, кто создавала такой уют… в нашем… доме, — говорить становилось все труднее. — А теперь? Теперь… мы остались одни? Без тебя? Как же… как же так? — к горлу вновь подступили слезы и я заплакала. Приложив лоб к тыльной стороне материнской ладони, я без устали рыдала и обещала отомстить. Отомстить тем, кто посылает на войну. Клялась, что однажды осмелюсь свергнуть самого Бога с его поста, дабы прекратить все это.

Мы находимся в Раю, так почему тут должны происходить хоть какие-то войны!? Почему мы должны оплакивать наших погибших? Чем мы тогда лучше тех же самых людей? Да ничем. Именно этот ответ тогда и пришел мне в голову. Мы такие же, как и люди. Просто отличаемся от них по своей силе.

Это было всего лишь начало. Поверь, дорогой путник, впереди тебя ждет много всего, ведь у меня накопилось огромное количество историй за полторы тысячи лет. Я тебя познакомлю со своими друзьями, ты увидишь и Рай, и Ад, и Землю тех времен. Просто закрой глаза и слушай истории, окутанные загадками, семейными тайнами, о добре и зле, о вражде и дружбе, о том… а в прочем, ты и сам все услышишь. Пожалуй, время рассказать все по порядку.