— Мамочка… Только не это. Нет, нет…

Но пёс, тяжело ступая, приближался. Казалось, я даже слышала его дыхание и чувствовала зловонный запах, исходящий из его пасти. И страх, неуправляемый, кошмарный… Он расползался по телу и парализовал каждую клеточку. Как же это ужасно. Неужели вместо освобождения из этого адского логова мне светила смерть от клыков этой зверюги? Такой же жестокой и безжалостной, как его хозяин.

Медленно повернулась к псине, выставив руки вперёд.

— Хорошая, собачка, хороша… — и осеклась, обнаружив, что пёс на поводке, а удерживает его Монгол. — Тыыы… — казалось, даже страх не пересилит моей ненависти к этому ублюдку. — Гад! Тыыы, — перевела взгляд на рычащую псину и оскалилась сама, собака залаяла, а Монгол криво усмехнулся.

И тут я осознала, что либо убегу сейчас, либо уйду на корм волкодаву. Другого выхода нет и быть не может. Я не вернусь добровольно в этот дом. Не лягу больше в его постель. Ни за что.

Хотелось думать, что мне повезет и, когда ворота оказались открытыми, я прибавила скорости, от страха не смея обернуться. Была уверена, что Монгол спустит пса, а тот явно бегает быстрее, чем я. Осталось надеяться лишь на то, что мерзавец даст мне фору.

Дорога почему-то завела меня в лес и куда-то свернула, а я бросилась в кусты. Вот бы ещё болото найти здесь. Чтобы либо избавиться от собаки, как делают беглецы в фильмах, сбивая её с пути, либо утонуть там. Уж точно лучше, чем снова оказаться под Монголом.

Спотыкаясь о толстые коряги и сухие ветки, падала, поднималась и снова бежала. Обдирала кожу колючим кустарником и, выбившись из сил, замирала, обнимая деревья. Отдыхала всего несколько секунд и снова пускалась бежать, улавливая каждый шорох и с ужасом ожидая неизбежного…

Когда силы иссякли полностью, я просто завалилась в пожелтевшую листву и, обняв себя руками, тихо всхлипнула. Он поймает меня в любом случае. От него невозможно убежать. От него никак не избавиться. Он страшный человек. Он — Монгол. И этим всё сказано.

И, судя по его тихим шагам, что послышались недалеко, он знал этот лес лучше меня.

— Я чувствую запах страха, — его вкрадчивый, с хрипловатыми нотками возбуждёния голос зазвучал совсем рядом, и я закрыла глаза от ужаса. — М-м-м… Моя непослушная девочка где-то здесь.

Собрав волю в кулак, выдохнула и, вскочив на ноги, бросилась в чащу леса. Правда, мой побег завершился так же скоро, как и закончился кислород в лёгких. Схватив за шею своей огромной лапищей, Монгол прижал меня к дереву. Пригвоздил, как букашку. Огромный хищник, играющий со своей добычей перед тем, как сожрать её, перемолов своими клыками тоненькие косточки.

— Попалась.

— Не надо… Прошу, не надо, не делай этого! — заскулила, кашляя и отбиваясь ногами, а губы Монгола исказила злая ухмылка.

— Разве не этого ты добивалась, когда ослушалась меня? Я ведь запретил тебе выходить из дома. И я предупреждал, чтобы не смела пытаться сбежать. Так кто виноват? Я или твоя глупость?

— Ненавижу! — выплюнула ему в лицо, трепыхнувшись в последний раз, чтобы в следующий момент безвольно повиснуть на его руке.

— Мне это не помешает, — отлепив меня от дерева, рванул вверх и прежде, чем я успела что-либо осознать, забросил себе на плечо, как мешок.

Похлопал меня по заднице и, сильно ущипнув за ягодицу, потащил в своё логово.

— Ненавижу, — выдохнула обессилено и заплакала от безысходности.

— Повторишь это, когда я буду ебать тебя.

Он не шутил, нет. Я знала, что будет так, как он говорит. Будет больно и страшно до истерики. Опять. Представив, как это чудовище нападает на меня и снова насилует, громко заревела, отчаянно хватаясь за ветки деревьев, словно они могли меня спасти.

— Хватит вопить. Заплачу хорошо. Потом, — он говорил, словно сам с собой, и моё мнение по этому поводу едва ли учитывалось…

Большой, жуткий, ужасный. Чем же я думала, когда спровоцировала его на похищение? И что дальше со мной будет? Если я не могла сбежать, то что мне делать?! Просто смириться и ждать? Чего?! Пока ему надоест играться со мной?

***

Затолкав её в дом, грубо встряхнул за руку и сжал предплечье так сильно, что девчонка заскулила. Стиснув зубы, немного ослабил хватку, опасаясь раздробить дуре кости.