Шрифт:
<…> Каждый шаг вперед оказывается действительным только в том случае, если в нем есть момент остановки и возвращения к тому, от чего он уводит. То, что вся история духовной жизни Европы есть история возвращений, – иногда к тому, чего не было [въ исторіи; но что могло и можетъ существовать какъ идея – М.Р.], – но что – именно в обращении к нему – обретает жизнь, – заставляет нас сегодня – для утверждения в собственном бытии и ради сохранения жизни – еще раз вернуться к самим себе и вновь пройти нехожеными путями нашей собственной мысли» [3] .
3
Шичалин Ю.А. «Античность – Европа – История». М. 1999.
Отмтимъ, что выработанная европейскою мыслью мысль объ этапахъ эволюціи того или иного вида, типа сущаго, хотя словно и иметъ въ себ нчто не могущее быть въ полной мр корректно использованнымъ во временныхъ историческихъ условіяхъ (поскольку носитъ чисто метафизическій характеръ), вполн примнима къ нашему случаю, который всецло – въ ея лон.
Мы – авторы – люди, не имющіе то или иное ученіе какъ свою границу: мы устремлены быть шире и глубже.
Мы – противъ мертвящихъ вяній какъ матеріализма всхъ сортовъ, такъ и идеализма для массъ.
Мы не «православные», не «католики», не «протестанты», полоненные слпотой духовной и мракобснымъ фанатизмомъ: для насъ не вра (и не догма), но символъ есть вещей невидимыхъ обличеніе. Но мы религіозны – и много боле глубоко, нежели христіане историческіе: вспомнимъ Бердяева: «Леонардо да Винчи, Гете или Ницше боле излюбленныя дти Божьи, чмъ множество служителей историческаго христіанства», ибо «мука всякаго подлиннаго творчества есть мука религіозная».
Мы не масса: мы не немотствуемъ о главномъ: мы имемъ главное въ сердцахъ нашихъ.
Мы – не одно: я за то, чтобы не было одного направленья, но былъ діалогъ; чтобы не было "заказывающаго музыку" – одну, – но было нсколько мелодій, въ полифоніи и контрапункт сливающихся въ симфонію. Наши авторы разныхъ міровоззрній и печатаются въ той орографіи, въ какой считаютъ нужнымъ.
Однако есть и общее для насъ направленіе въ культур – символизмъ. Символизмъ – то что объединяетъ авторовъ; се путеводная наша звзда. Символъ – везд и нигд, внутри насъ и вн насъ. Символомъ пропитана насквозь вся культура съ самого ея начала: вс пророки мудрствовали, облекая мудрость свою въ символъ; вс люди науки используютъ символъ; даже лепетанье юнца – и то исполнено символизма. Символъ – и только символъ – зачинаетъ Личность въ человк. Символъ – то, что возводитъ насъ къ Единому, это искры Отчаго, изображенія тамошняго въ здшнемъ, Единое-внутри-насъ [4] .
4
Евангеліе отъ Филиппа: «Истина не пришла въ міръ обнаженной, но она пришла въ символахъ и образахъ. Онъ не получитъ её по-другому». – Ср. съ: «Символъ – окно въ вчность» (Андрей Блый), а также съ: «Символъ – окно въ безконечность» (Ф.Сологубъ). Сюда же: Блый вполн осознавалъ: «Символизмъ – это методъ выраженія переживаній въ образахъ. Въ этомъ смысл всякое искусство явно или скрыто символично». «Символъ есть предлъ всмъ познавательнымъ, творческимъ и этическимъ нормамъ: Символъ есть въ этомъ смысл предлъ предловъ». «Всякое искусство символично – настоящее, прошлое, будущее». «Символизмъ подводитъ искусство къ той роковой черт, за которой оно перестаетъ быть искусствомъ; оно становится новой жизнью и религіей свободнаго человчества» (Андрей Блый). «Это новотворимое энергіей символизма – религія, не имющая ничего общаго съ міромъ традиціонныхъ религій». И: «смыслъ искусства (явно или скрыто) религіозенъ» («Смыслъ искусства», 1907). «Мы должны… преодолть вс формы религіознаго, – прямо говоритъ онъ въ «Эмблематик смысла», – характеръ преодолнія формъ религіозной культуры есть религія sui generis; образное выраженіе этой религіи въ эсхатологіи; религія Символа въ этомъ смысл есть религія конца міра, конца земли, конца исторіи…». «Символизмъ, стоявшій передо мною какъ стройная теорія знанія и творчества, былъ символомъ вры и знанія новой эпохи, обнимающей, можетъ быть, столтія будущаго». Въ стать «Проблема культуры» (1909) онъ напишетъ: «Вдохновители литературной школы символизма… провозглашали цлью искусства пересозданіе личности… творчество боле совершенныхъ формъ жизни». И тамъ же: «Послдняя цль культуры – пересозданіе человчества».
Иное общее для насъ: врность Духу и врность Истин, свои стези, взбираніе по лствиц Духа на свой манеръ и вн византійства сознанія, вн нмецко-протестантской буржуазности, вн галло-римской либеральности.
Мы не т, кто длитъ, длитъ, длитъ, и въ семъ дленіи видитъ нкій "прогрессъ": такова наука. – Мы объединяемъ: философію, словесность, мистику, религію. И въ этомъ смысл продолжаемъ т традиціи русской словесности, кои отмтилъ въ свое время Штейнеръ [5] . – Рчь идетъ объ образцахъ высокаго слова, ничего общаго не имющихъ съ беллетристикой и фельетономъ, этими порожденіями мастеровъ общедоступнаго, но родственныхъ всему высокому – отъ миическаго Орфея до послднихъ, единичныхъ образцовъ высокаго въ XX–XXI вв., остальное – для бдныхъ (любого рода). Сказанное означаетъ: не философія (нын лишенная эстетическаго измренія), не наука (не вдающая истоковъ собственныхъ), не искусство и не поэзія (лишенныя философскихъ глубинъ, слишкомъ мелкія и неглубокія часто, слишкомъ часто), не мистика (забывшая о трезвой осмотрительности), – но синтезъ: философіи, науки, поэзіи, искусства, мистики.
5
Штейнеръ въ своей берлинской лекціи отъ 19 іюня 1917 г., говоря о книг А.Благо, отмчаетъ слдующее: «Один из наших друзей попытался соединить написанное мною в моих книгах о Гёте с тем, о чем я однажды говорил здесь в лекциях о человеческом и космическом мышлении. Он написал об этом книгу по-русски, очень необычную русскую книгу. […] Я убежден в том, что среди определенного круга людей книга эта будет чрезвычайно много читаться. Но если бы ее перевели на немецкий или другие европейские языки, то люди нашли бы ее смертельно скучной, так как у них нет никакого органа для ювелирно выгравированных понятий, для чудесной филигранной отделки понятий, которая в этой книге бросается в глаза. Вот это-то и совершенно необычно, что в развивающемся русском характере выступит нечто совсем иное, чем в прочей Европе, что мистика и интеллектуальность будут жить в нем не раздельно, как в прочей Европе, а […] появится нечто абсолютно новое: интеллектуальность, которая в то же время есть мистика, и мистика, которая одновременно есть интеллектуальность». (Steiner R. Menschliche und menschheitliche Entwicklungswahrheiten. Dornach, 1982, S. 59f. Переводъ К.Свасьяна).
Инымъ общимъ для насъ является непріятіе пластмассоваго и бескрылаго нашего времени, непріятіе духа эпохи, непріятіе хаоса, непріятіе нечестія и безсмыслицы постмодерна, его абсолютной непріемлемости во всхъ отношеніяхъ. Потому на нашемъ стяг написано: прочь отъ постмодерна – къ модерну и до-модерну.
Мы не пасынки постмодерна, онъ пошлъ для насъ. Мы беремъ отъ модерна и до-модерна ту не могущую быть растраченной энергію символа, которая не можетъ быть отмнена, или осмяна, или пародирована тмъ или инымъ видомъ постмодерна и должна быть проявлена – нами. И Вчность для насъ – нчто вожделенное, а современность (для многихъ изъ насъ) – лишь саркома на тл исторіи. Иными словами: мы бунтуемъ противъ временнаго во имя Вчности и ради Нея лишь и созидаемъ нами творимое [6] …
6
"Вся творческая активность, творящая новое, должна быть направлена не на будущее, которое предполагаетъ заботу и страхъ и не преодолваетъ окончательно детерминизмъ, а къ вчности. Это есть движеніе, обратное ускоренію времени. Оно отличается и отъ ускоренія времени, связаннаго съ техникой, и отъ печали и меланхоліи, связанной съ пассивно-эмоціональнымъ переживаніемъ смертоноснаго времени" (Н. Бердяевъ).
Многое (но, конечно, далеко не всё) публикуемое въ нашемъ альманах роднитъ съ Серебрянымъ вкомъ не только вышеперечисленное, но и тщанія иныхъ авторовъ возогнать эстетику до уровня мняющей дйствительность мистеріи, возогнать Слово до уровня теургіи, тщанія въ Слов явить синтетическое искусство…Мы чаемъ, что не всё потеряно, что многое еще возможно…но выздоровленіе духовное должно быть зачинаемо немногими, чтобы не сказать однимъ [7] . – Не бороться съ упадкомъ культуры (то есть не творить) означаетъ способствовать дальнйшему «ариманическому грхопаденію»; и не бороться съ Ариманомъ – хотя бы и только въ себ самомъ – означаетъ быть союзникомъ онаго.
7
Анучинъ Евг. Изъ частныхъ бесдъ: «Эпистрофические тенденции – альтернативный путь развития не через гегелевское отрицание отрицания, а через содержательный взаимообогащающий диалог культур, через сохранение той целостности мифа, который для этого самого самосохранения должен иметь постоянную подпитку – эстафету от потомков к предкам. Жар мифа, переходя из прошлого ради настоящего, греет души живущих вне линейного потока времени. Прошлое становится реликтом тогда лишь, когда вместо диалога культур в диахронистическом плане возникает пошлое туристическое культпотребительство.
Пребывание в фазе proodos можно, конечно, продлить на пару столетий пока есть кому любоваться реликтами уходящей высокой культуры, запечатленной в её вершинных образцах за минувшие века. Но это вызывает жалость, а не воспарение духа, как старческое бодрячество в попытке затянуть процесс агонии увядания. Мне мнилось, что трагизм и победоносность человеческого существования дополняют друг друга. Однако, это не соответствует взглядам неоплатоников, провидящих глубже. Ряды пневматиков редеют и мы видим, что почти некому встать рядом с М.Раузером, дабы подхватить пламень его мыслей. Кто сегодня способен следовать за Прометеем?». – Героическая – въ своей невозможности – задача: сперва вступить въ діалогъ съ безсмертными, но не какъ комментаторъ, историкъ и біографъ, не какъ примагничивающіеся ко всему авторитетному современные почитывающіе и даже читающіе, но какъ равный (а прежде – ставъ равнымъ), а посл объяснить, чмъ отличается недопроявленность минувшихъ эпохъ отъ пресловутой ретроспективы; но вступить въ діалогъ съ современными какъ терпливый учитель – здсь недостаточно. Исторія покрывается блыми пятнами, когда она неправильно проявлена или вообще въ главномъ недопроявлена. Именно такъ обстоитъ дло съ Серебрянымъ вкомъ.