Появляется папа.

Он знаком с нашей игрой. Мы приглашаем его в путешествие. Он колеблется, так как некоторое время назад упал с лошади и еще не совсем хорошо передвигается, ходит с палкой. Несмотря на это, мы ласково и сердечно упрашиваем его принять участие в игре, обещая "везти" с особой осторожностью.

Папа дает себя уговорить. Мы радуемся и одновременно вздыхаем с облегчением: пока папа "путешествует", он точно не поднимет одну беспокоящую нас тему, а может быть, и забудет об этом вовсе. Мы говорим наперебой без передыху и пауз; даже если бы он хотел, то не смог бы вставить ни слова.

Мы с ним уже дважды побывали "на Востоке", и щекотливая тема пока что счастливо "объехана".

Но тут наше путешествие внезапно прерывается: гувернантка приглашает к столу. При этом делает такое выражение лица, будто с превеликим трудом сдерживает себя, чтобы не сообщить о чем-то еще, весьма важном...

Мы с угрозой смотрим на нее. Она с негодованием проглатывает это и молчит. Пока.

За столом папа и мама болтают о том о сем. Мы украдкой переглядываемся. Папа, похоже, действительно забыл "тему". Лев, которого это касается больше, нежели меня, уже счастливо улыбается...

В этот момент - между супом и главным блюдом - вновь появляется гувернантка; она размахивает тремя большущими листками - нашими оценками, той самой "щекотливой темой".

Мы вздрагиваем.

Гувернантка протягивает "документы" папе, приторно улыбаясь. Папа благодарит ее и начинает читать. Он сияет.

Мы с Левой переглядываемся: раз он улыбается, значит, речь идет об оценках моей старшей сестры. Так оно и есть. Папа хвалит нашу примерную ученицу и тут же обещает ей золотые часики. Потом читает дальше.

Лицо его хмурится, но не сильно. Значит, это мой табель, предполагаем мы. Потому что по правописанию и биологии у меня все-таки довольно сносные оценки...

А дальше должна разразиться гроза. И она разражается: папа изучает табель Левы. Лева, наш младшенький, единственный мальчик в семье, папина гордость, и он тайно надеется, что сын продолжит его дело - будет инженером. Лев уже теперь музыкально феноменально одарен, а вот математиком, инженером не станет никогда. Его оценки доказывают это - и сегодняшние в особенности.

Папино разочарование находит выход во взрыве гнева, в одной из редких вспышек бешенства, направленных на нас, детей. Действие и последствия ужасны: папа в ярости поднимается во весь рост и берется за палку.

Маленький Лева озирается в поисках защиты, встает с испуганно раскрытыми глазами и шаг за шагом начинает отступать. Он в ожидании останавливается подле мамы и умоляюще смотрит на папу. Но отец в этот раз не принимает извинений. Первый и единственный раз, сколько я себя помню, ему изменяет выдержка. Палка свистит в воздухе и - ударяет маму по плечу, потому что маленький Лева проворно скрывается под столом. От силы удара мама с коротким вскриком падает без сознания.

Tableau!* Такого у нас еще никогда не было!

Папа стоит, оцепенев. Бабушка подставляет к маминому носу флакон с ароматической солью. Сестра безудержно рыдает. А я - я подбегаю к папе и набрасываюсь на него:

– Ты должен извиниться перед мамой! Сейчас же! И перед всеми нами!

То, что моя мама до сих пор без сознания и не может принять извинений, я упускаю из виду. Я кажусь себе смелой и очень справедливой.

Не долго.

Папа замахивается, и я чувствую на лице удар. Собственно говоря, удар не настоящий, скорее намек на пощечину, но и этого довольно, чтобы вывести меня из равновесия - мир, прекрасный цельный мир, рассыпается на кусочки.

– Я выпрыгну из окна!
– вскрикиваю я в отчаянии.

Папа качает головой, не воспринимая мои слова всерьез.

– Вот увидишь!
– кричу я, выскакиваю из столовой, бегу по лестнице на второй этаж, распахиваю дверь в детскую, карабкаюсь на окно и - прыгаю... Две-три секунды я как оглушенная. Потом отмечаю, что удивительно мягко приземлилась. Затем теряю сознание.

Отец находит меня в куче сена, которая спасла от худшего: неопасный ушиб почек, легкое сотрясение мозга, две недели постельного режима - вот и вся история, не считая "отступного" - золотых часов, полученных моей сестрой.

Папа запоздало приносит маме извинения. Немного позднее снова наступает гармония: папа и мама в четыре руки играют на рояле. Мы с братом с сестрой благоговейно слушаем. Наш мир снова целен и прекрасен. Пока...

Папа и мама любят играть Бетховена и Чайковского. Чайковского чаще всего. Мама знакома с ним.

Петр Ильич Чайковский был первой маминой девической любовью. И он любил ее. Письма курсировали взад-вперед и позволяли предполагать это. Но он любил ее несколько иначе, нежели мама вначале надеялась, скорее духовно, как одинаково чувствующую собеседницу.