«Вот оно! – спина у Валерки вспотела, – они крутят какое-то дело о коррупции с кандидатскими и, найдя этот идиотизм в моей, решили, что я её купил! Вот гад, Серёга!»

Воспоминания начали крутиться у Валерки с необычной для него скоростью.

Он вспомнил картинку:

Серёга сидел у окна, наблюдая за пляжными девочками и периодически отлавливая из пластиковой канны, стоящей перед ним, интересные на его взгляд экземпляры малька золотых карасей-вуалехвостов.

Как Серёга совмещал оба этих занятия, понять никто не мог, но все знали, что для выращивания более скрупулезно, чем Серёга сделать отбор никто не мог. Удивительно, как такая скрупулезность уживалась в нем с явным безразличием к какому-либо порядку.

Рядом с ним лежала его курсовая, которую можно чуть расширив превратить в кандидатскую. Об этом Серёга еще очень долго и цветасто будет мечтать, и только. Ему бы очередной заход на пятый курс, закончить дипломом.

Курсовая называлась: «Эволюция функций движения белковых систем».

В ней Серёга доказывал, что движение всех организмов являлось только функцией динамических и химических свойств экосистемы. Начинал он от глицериновой капли в воде, совершавшей те же движения, что и амеба своими птеригоподиями – ложноножками.

Валерка сидел за эмалированным лабораторным столом и писал свою кандидатскую, с сожалением наблюдая за умиранием тетрадона.

[Тетрадон – рыбка, раздувающаяся при опасности. Частный случай – вытаскивание из воды].

Тетрадон находился в маленьком пятилитровом аквариуме.

– Надо убить животину, чтоб не мучилась. – Сказал Валерка, понимая, что лаборант Серёга и пальцем не шевельнёт, чтобы покончить с мучениями рыбы.

– Валерий Николаевич, – Серёга, когда придумывал какую-то свою новую фантазию, всегда обращался к Валерке якобы официально и, изложив фантазию, ждал возражений. Он не сильно печалился, когда самые простые возражения не оставляли от его фантазии камня на камне. Камни фантазий – они ведь не тяжелые. Можно собирать следующую фантастическую конструкцию.

– Ну? – ответил Валерка в ожидании. Серёгины фантазии иногда были интересны, вот только его многозначительные паузы слегка раздражали. Особенно, когда Валерка был вынужден отвлечься от и без того скучного занятия.

– Валерий Николаевич, а почему коровы не летают?

Валерка хорошо знал Серёгины выверты, работали они вместе уже семь лет, и Валерка понимал, что в таких вопросах Серёга всегда прятал какой-то подвох.

Серёга умел прятать подвохи. Но какой подвох может быть в вопросе из анекдота? «Хорошо. Хорошо. Хорошо, что коровы не летают» – сообщил Алексей Максимович, попав под голубиный «обстрел».

– Высоты боятся.

– Да ну тебя. Ты не выкручивайся. Почему? Серьезно.

– Ну…, потому, что их кости и мясо много тяжелее воздуха.

– А почему они эволюционно не выработали механизм возможности полета? Дало бы это им эволюционное преимущество?

– Так эту экологическую нишу заняли птицы. – Сказал Валерка, ехидно хихикая тому, что уже сумел увернуться от пока еще неизвестной западни, и теперь Серёге придется выкладывать свою фантазию без попытки представить весь мир олухами. – И разговор непрофессиональный.

– Ещё как профессиональный. Ни у птиц, ни у летучих мышей нет никаких возможностей накапливать большие количества метана, а у растительноядных (у коров) есть.

Тут Серёга сделал, злившую Валерку, паузу. Дескать, даю тупым возможность переварить информацию.

Конечно, Серёга так не думал. Это Валерка знал. Но Серёга любил эффекты.

– Вот если бы корова создала у себя на спине карман, куда отправляла бы произведенный в её желудке метан. Она бы облегчила возможности своего передвижения. А она только пукает этим парниковым газом.

– Это уже не ихтиология и гидробиология, и наша кафедра коровами не занимается – хихикнул Валерка, помянув, известную обоим, историю, случившуюся с Серёгой на первом курсе.

На первой же лекции, по физиологии беспозвоночных, замдекана биофака Пилипенко сообщал молодым студентам, что эволюция не имеет обратного хода. И это один из постулатов материализма.

– А неотения? – Неожиданно просто, как в беседе, перебивая лектора, спросил Серёга.

– Что – неотения? – переспросил Пилипенко, не ожидавший ни вопросов, ни каких-то закавык в этом общем месте лекции.

– А что если аксолотль начнет эволюционировать, не переходя в стадию саламандры? Через пару десятков поколений никто и не узнает, что стадия саламандры существовала, а значит эволюция дала задний ход.

Хоть Пилипенко и не ожидал на первом занятии от первокурсника ничего подобного, он был опытным преподавателем. И он обошел эту закавыку так:

– А мы, какой предмет изучаем, товарищ студент? – И сам же ответил – физиологию беспозвоночных. А Ваш аксолотль – позвоночное. Так что не будем отвлекаться.