Шрифт:
«Все кончится, и я ляжки вымою кипятком, с хозяйственным мылом!» — клялась себе Анька, еле сдерживаясь чтоб не плюнуть в лицо мужчины.
— Так может, нам снова, — вкрадчиво прошептал Акула тоном рокового соблазнителя.
— Снова? — холодно отозвалась Анька. — Но ты меня обидел. Очень сильно. Ты меня бросил; а потом еще и оскорблял… ты был о-о-очень, очень плохим мальчиком…
Она склонилась над Акулой, словно намереваясь его поцеловать; от его губ пахло табаком и шампанским, и Анька почувствовала, как ее мутит от отвращения — так ярко вспыхнули в ее мозгу воспоминания.
— Так накажи меня, плохая девчонка, — в тон ей ответил Акула.
Его руки противно, суетливо обшаривали ее бедра, трепали куртку, стягивая ее с Анькиных плеч, старались стащить колготки, и Анька едва не завывала, обмирая, когда ей казалось, что он уже запустил свои руки ей под одежду и касается голой кожи. Она с остервенением вцепилась в его запястья и с силой отняла его руки от своего тела, подняла их над головой, придавила к мягкой подушке.
«Только б принял за заигрывания, — молилась она, удерживая его руки одной своей и лихорадочно нащупывая в кармане наручники другой рукой. — Господи, только б не соскользнул…»
— Паршивый мальчишка, — сквозь сжатые зубы рыкнула Анька, — я отхлещу тебя плеткой! Где твой ремень? Повернись-ка ко мне задницей, и я тебе устрою…
— О, в какие интересные игры ты научилась играть! — жарко зашептал Акула, изо всех сил стараясь поцеловать Аньку. Его мокрые губы неловко ткнулись в ее, и Анька едва сдержалась, чтобы не вытереться с остервенением. Однако на поцелуй его ответила, старательно имитируя страсть и изо всех сил удерживая себя на месте. Акула должен поверить, что она воспылала к нему страстью. Он должен лежать смирно, чтобы ей удалось его зафиксировать…
А еще она вдруг услышала, как утекает ее время. Ей, возящейся с Акулой, казалось, что за дверью слышатся шаги Лося, и от страха, что он застанет ее в такой двусмысленной ситуации, чуть не напрудила на живот мужчине.
«Лосик, милый, не спеши! — молила она, представляя, как тот стоит в московской пробке, холодными глазами рассматривая поток машин, и лицо у него при этом мертвое и злое. — Всего пятнадцать минут! Мне больше не надо!»
— Негодяй, маленький паршивец! — шипела она, от нервного возбуждения почти не понимая, что несет, отчаянно запуская руку в карман и вытягивая розовые меховые наручники. Одно кольцо удобно защелкнулось на металлическом поручне над головой Акулы, второе мгновенно обняло его запястье.
— Эй, что за шутки?!
На губах его все еще блуждала улыбка, в глазах стояло ничего не понимающее выражение, когда Анька и вторую его руку ловко зафиксировала пушистым гламурненьким розовым наручником.
— Ты что, серьезно играешь в БДСМ? — дрогнувшим голосом спросил Акула, стыдливо стискивая колени, как девственница перед маньяком. Анька, тяжело отпыхиваясь, выпрямилась, свысока глядя на Акулу, убрала с лица волосы, откинулась назад, любуясь делом своих рук, и неспешно сползла с его распростертого тела.
— Я — нет, — холодно и резко ответила она. — А вот ты сейчас сыграешь.
Она неспешно выудила из кармана телефон, хотя руки ее и дрожали от пережитого волнения, набрала номер и негромко бросила: — Он готов, одноклубнички. Пора повеселиться!
— Эй, ты что, с ума сошла?! — взревел Акула, из всех сил дергая прикованными руками и стараясь ногой достать до Аньки. Но та легко отпрыгнула от него, хохоча во всю глотку. — Отпусти меня, сучка! Да я тебя…
— Это я тебя сейчас, — рыкнула Анька, ощущая хищную жажду крови. Акула все еще брыкался ногами, но девушке удалось его обойти, увернуться от его конечностей, и ее острые ноготки впились в его лицо, больно стиснули его щеки, сплющили губы. Ее глаза глянули в его, и Акула на миг затих, испуганный, потому что ему показалось — над ним склоняется разъяренный Миша. — Я сейчас так тебя отделаю, красавец, что ты неделю ровно сидеть не сможешь…
— За что?! — прохрипел он, и Анька брезгливо оттолкнула от себя его лицо, вытерла обслюнявленные пальцы об одежду.
— Зачитать тебе полный список твоих прегрешений? — небрежно ответила она. — Изволь. Регину помнишь? А-а-а, вижу, помнишь. Ее дочка тебя папой называла. Девочек соблазненных помнишь? Не всех, поди, но помнишь же? Я — одна из них. И Лося…
Анька нервно сглотнула, вспомнив Лося, с остервенением отмывающего в парящем кипятке руки.
— Ты, скотина, так больно делаешь, — с отвращением произнесла Анька. — Вот так запросто — так больно! Говоришь, нету у тебя бабы, от которой ты по стенам бегаешь? Сейчас будет! И не одна, а пятеро!
В двери постучали, и целая толпа ввалилась в номер к онемевшему от ужаса Акуле.
— Сладкий мой, ты неважно выглядишь, — пропела Машка обалдевшему Акуле своим божественным голосом, сбрасывая с плеч шубу прямо на пол. — Мальчики, дайте что-нибудь!
Что-нибудь оказалось кляпом в рот, веселеньким розовым шариком, замаскированным под соску младенца. Акула задрыгался, как эпилептик, но Машка, присев на краешек его ложа страдания, навалилась на него грудью, и заворковала, уговаривая: