– Ребята со мной, – сказал он и помахал студентам. – Заходите, молодежь.

В ресторане было подозрительно пусто. За столом мужики быстро нашли общий язык.

– Смотри, тот который высокий, – Саша, а который низкий – Паша.

– А меня Лешей зовут, – представился не по-военному лейтенант. – Давайте, хлопцы, за знакомство водочки выпьем.

На стол тем временем поступили соленья, буженина и графин со "Столичной". Студенты рассказывали про учебу и свои похождения по девочкам. Лейтенант негромко посмеивался в кулак и периодически глядел на официантов, которые стояли кучкой у входа на кухню и перешептывались. Наконец захмелевший Паша торжественно произнес:

– Мужики, а мне вчера новый анекдот про Брежнева рассказали.

Одна из официанток ойкнула и прикрыла рот рукой, как будто это она собиралась сыпать политическими шутейками где-то на партсобрании.

– Отставить, Паша, – одними губами произнес старлей. – Вы что же, студенты, не знаете ничего? Брежнев умер. Завтра траур объявят, но сегодня уже многие слышали, вот и рестораны закрывать начали, театры и кино.

Друзья переглянулись. Саша замотал головой:

– Информация точная?

– Точнее не бывает. Такими вещами не шутят, – ответил старлей. – Так что всё, мужики. Постарайтесь пока без анекдотов.

– Что с нами теперь будет? – Пробормотал Паша.

– С нами? Как-то выживем. А что со страной будет – вот главный вопрос.

На следующий день 11 ноября 1982 года в десять утра о смерти Леонида Брежнева на всю страну сообщил телеведущий Игорь Кириллов. Все понимали, что это закат эпохи. Кто-то ждал перемен, кто-то – продолжения застоя. В стране объявили трехдневный траур. В день похорон отменили занятия в школе. Обстановка была гнетущая. Из телевизоров раздавалась траурная музыка. Все новости сводились к прощанию с телом. Казалось, что ничего светлого советский народ уже не увидит.

Я болела, поэтому и так сидела дома. С удивлением и страхом я смотрела телевизор. Мама умелась со Славочкой в поликлинику. Со мной тогда оставили дедушку, который тоже скорбил, как мог. На журнальном столике стояла бутылка водки, тарелка с квашеной капустой, четверть украинского хлеба и банка с тушенкой. Из бара он достал стопочку тонкого стекла с надписью на польском языке "вудкавыборова". Сначала мы поговорили об утрате всего советского народа. Но стоило мне начать задавать неудобные вопросы о том, кто будет вместо Брежнева, дедушка сказал:

– Ната-батонэ (он так называл меня по-грузински), дай посмотреть телевизор. Не видишь что ли, страна в трауре?

Я посидела с дедушкой еще чуть-чуть. По телику ничего не показывали, кроме бесконечного прощания с советским вождем. И тут мой взгляд скользнул на балкон. Сквозь заиндевевшее стекло я увидела странный узкий и длинный ящик.

– Деда, деда, а что это? – Спросила я, показывая на балкон.

Дедуля подбирался к той волшебной стадии опьянения, когда он начинал балагурить.

– А это, Ната-батонэ, гробик для меня, – сказал он и хлопнул еще стопку.

Я с ужасом посмотрела на деда. К горлу подкатил комок.

– Как "гробик"? – Я подошла поближе к балкону и посмотрела на ящик повнимательнее. – Не, деда, ты толстый, туда не поместишься.

Дедушка поддел вилкой еще мяса из банки и отправил его себе в рот.

– Нет, помещусь, – ответил он. – Вот тут кусочек отрежут и тут.

После этого разговора я не спала несколько дней. Мне было безумно жаль дедушку.

Как выяснилось позже, на балконе стоял новый цветочный ящик и ждал весны. Кстати, старый ящик пал жертвой манипуляций моего нетрезвого деда. Это произошло давно, еще до моего рождения. И начинать эту историю тогда надо не с ящика, а с рояля.

Когда-то посреди нашей гостиной стоял немецкий расстроенный рояль редкого перламутрового цвета. Он достался бабушке в подарок от соседки по коммуналке на Владимирской. Одна из его ножек была аккуратно, со всех сторон, обгрызена собакой. Рояль благополучно переехал на Гарматную, чтобы украсить гостиную элементом роскоши, однако на нем никто не музицировал. Когда дедушка очередной раз ночью об него споткнулся по дороге в туалет, его терпению подошел край. В субботу летнего утра он купил ящик "Жигулевского" пива и пригласил в гости Жорика. Бабушка, ничего не подозревая, ушла в парикмахерскую. Мужики сначала посидели на балконе с пивом и воблой. Потом дедуля хлопнул в ладоши и сказал:

– Ну что, Жорик, сейчас начнется комедия. Лидусик будет иметь ихес за нас, полную гордость, я бы сказал.

Потом дед широким жестом сбросил с рояля вязанную салфетку, нажал пару раз на клавиши и позвал товарища в комнату.

– Бери, Жора, инструмент спереди, а я тебя сзади подстрахую.

Работяга и имбецилл, Жорик даже не вогнал, что будет происходить дальше. Товарищи втащили рояль на балкон, ободрав дверной проем.

– Вира давай! – Необдуманно крикнул дедушка.

Жорик, на котором пахать можно было, поднял рояль вверх, зацепив при этом крепеж цветочного горшка, в котором Лидусик выращивала анютины глазки, чернобрывцы и помидоры. Ящик затрещал и рухнул вниз. Доски, земля и цветы с корнями отскочили от асфальта в разные стороны.