Шрифт:
– Ты разве не встречал там бабу Тоню?
– Эту вредную старушку, каждый день гуляющую с собачкой? Ее же не любил никто! И дочка от нее сбежала. Не давала мама ей свободы. Гулять не пускала, называла разными словами. Уж никак не думал, что такая ведьма в рай попадет.
–Да какая она ведьма? – вплеснула руками бабушка. – Что это за сплетни в раю? Старушка пыталась, как умела, вразумить тебя, когда ты в юности бар на скамейке устраивал. Пил пиво и курил. Она думала, что ты плохой пример подаешь детям. С дочкой ей тяжко пришлось, непутевая была.
– А ты разве не помнишь, как баба Тоня в прощеное воскресенье прощения у тебя просила?
– Помню! Как раз через месяц после того и умерла. Так ведь она у всех просила. Традиция у них, богомолок, такая.
– Вовсе не по традиции она просила, Бог знает, что раскаялась в раздражении своем. Жизнь трудную Антонина прожила, никто особенно и не уважал ее. Простая была женщина. И за простоту эту, хоть, возможно, и не нарочно она себе ее избрала, Господь даровал ей дополнительные венцы.
– За какие это подвиги, интересно, венцы? – заупрямился Виталий.
– Подвиги не подвиги, но не роптала Антонина на свою жизнь, воле Божией покорялась. И этого довольно для нее.
– Надо же! – расстроился Виталий. – Не думал я, что так легко в рай попасть. Думал, что так много запретов и предписаний, заповеди такие трудные, что нечего и начинать. Все равно не справлюсь.
– Помню, помню! – вмешался в разговор Ангел Хранитель, не отходивший от Виталия ни на минуту. – Помню ту нашу беседу.
– Нашу беседу? – удивился Виталий.
– Это ты думал, что говоришь сам с собой, размышляешь. На самом деле беседа происходила между мной, тобой и бесом. Это случилось после того, как режим безбожный рухнул, и многие к церкви потянулись. Позволь тебе напомнить, как все было.
Ангел Хранитель глянул Виталию в глаза, и перед умершим развернулась сцена, будто в театре. Он увидел себя, еще молодого человека, сидящим за рабочим столом. Вокруг суетились сотрудники, а рядом с ним справа и слева стояли неземные жители. Вид одного был прекрасен, другого мерзок.
Ангел: Если есть рай и ад, то нужно попробовать не попасть в ад после смерти! Сходи в церковь!
Виталий: Ну, схожу в церковь, и что? Чтобы попасть в рай, нужно соблюдать все заповеди, а я не смогу.
Бес: Да и кто сможет? Чтобы все соблюсти, надо продать все, отдать бедным, одеться в рубище или черные одежды и питаться сухарями с водой.
Ангел: Не думай о сухарях! Просто сходи в церковь, покайся, чтобы Господь простил тебе то, что ты уже наделал.
Виталий: Пожалуй, это не трудно. Здорово, если Бог простит мне грехи так просто и безболезненно.
Бес: Совсем не безболезненно! У тебя такие постыдные грехи, как можно рассказывать такое чужому человеку? Он, конечно, осудит тебя и обругает. Это же надо пойти, унизиться. И перед кем? Перед попом! Все говорят, что попы больше всего и грешат!
Ангел: Иди, расскажи грехи на земле, и Бог их простит на небе!
Бес: Не простит, они слишком отвратительны!
Ангел: Твои грехи не более чем человеческие! У многих такие же грехи, и Бог прощает. Он и убийц прощает, только бы покаялся! Господь любит всех людей, и очень хочет всех спасти!
Бес: Правильно! Если твои грехи не такие ужасные, а Бог столь милосерден, то он и так простит.
Виталий: Логично!
Ангел: Разве в таком деле можно полагаться на авось? А если погибнешь? Просто пойди и расскажи священнику грехи! Это не сложно!
Виталий: Как-нибудь схожу.
– Вспомнил, – грустно потупился Виталий.
– Ну что, сходил как-нибудь? – поинтересовался Ангел.
– Я думал сходить в старости, после того, как погрешу еще.
– Значит, ты не был таким атеистом, каким выставлял себя перед другими? – спросил Ангел.
– Нет. Я не был атеистом. Просто понимал, что слишком привязан ко греху, это сильнее меня. Заявить, что я верующий, и продолжать ту жизнь, которую я вел, было равносильно признанию своей слабости и зависимости.
– Поэтому с этого признания и начинается покаяние! – вмешалась бабушка. – И поэтому покаяться трудно. Хоть атеисты любят говорить, что легко, что верующие лицемеры. Согрешил, исповедался и опять грешишь. Но самим-то насмешникам, когда до дела доходит, исповедать грехи свои почти невозможно. Ибо вершится это таинство только через смирение. Смирение для богохульников – вещь невозможная. Вот ты бы пожалел о своих грехах, рассказал бы на духу, даже если думаешь, что не можешь от них избавиться. Обратился бы к Богу, он бы помог исцелиться от зависимости. Но помешала гордость. Обычное дело!