– Знаю. – В ее зеленых глазах было восхищение. – Берти говорил, ты шел первым.

– Да, я не только красивый малый, – усмехнулся Дориан. – У меня к тому же есть… был… ум. Я тоже строил планы на будущее. Которые оказались… не слишком продуманными, и все закончилось… довольно плачевно.

Глупо чувствовать неловкость, ведь он собрался рассказать жене о себе. Она должна знать факты, все факты, чтобы принять обоснованное решение о своем будущем. Ее привязанность к нему – лишь слепое увлечение новобрачной, ответ на телесную страсть, которая влечет их друг к другу. Если, узнав обо всем, она захочет уйти, то сможет быстро успокоиться. Если же предпочтет остаться, то по крайней мере осознанно. Из уважения к ее характеру и уму он даст ей возможность сделать выбор, а потом, согласно ее решению, будет жить… и умирать.

– Дориан?

Как нежно Гвендолин произносит его имя. Он навсегда запомнит это… во всяком случае, пока работает его мозг.

Дориан с улыбкой повернулся к жене.

– Тебе хочется узнать подробности моей болезни, – сказал он. – Я пытался сообразить, с чего начать.

Восхищение в ее зеленых глазах тут же исчезло, они мгновенно стали изучающе-внимательными, что так заинтриговало Дориана при первой встрече с Гвендолин.

– Спасибо, дорогой. – Голос тоже звучал по-деловому спокойно. – Если не возражаешь, мне бы хотелось, чтобы ты начал со своей матери.

После ужина Гвендолин составляла в библиотеке список книг по медицине, которые надо привезти из дома.

Дориан устроился у камина с томиком стихов.

Она знала, как ему было трудно говорить о прошлом, но он слишком долго все держал в себе. В таких случаях люди, как правило, склонны преувеличивать масштабы своих проблем, а медицинское невежество Дориана лишь усугубило положение.

Например, описанные им зрительные химеры являлись обычным симптомом при ряде невралгических заболеваний, а вовсе не психическим отклонением, как думал он. Более того, Дориан не понимал состояния матери и не знал, как трудно общаться с психически больными людьми. Не понимал он и того, что зачастую врачи только после смерти пациента узнают о физическом поражении мозга. К тому же мистер Борсон вряд ли показал себя достаточно компетентным в случае миссис Камойз.

Почувствовав взгляд жены, Дориан поднял голову.

– Сейчас у тебя вид озабоченного доктора, – сказал он. – Может, я бессознательно пускаю изо рта пузыри?

– Я думала о твоей матери, – призналась Гвендолин. – О ее волосах. Мне кажется, стрижка была не единственным выходом из положения.

– Видимо, ничего другого не оставалось, – медленно произнес Дориан. – По словам отца и дяди, она вырывала их с корнем, даже не понимая, что это ее собственные волосы, и принимала их за когти, воображаемых демонов. – Гвендолин подошла к мужу и погладила его по голове. Тот улыбнулся. – Разрешаю тебе остричь мои космы, Гвен. Мне надо было сделать это месяц назад… или к свадьбе.

– Но я не хочу обрезать твои волосы.

– Я их отрастил не из-за глупой прихоти. У меня были на то причины, хотя сейчас они кажутся пустяковыми.

– Наверное, ты сделал это назло деду. Будь он моим родственником, я бы непременно сотворила что-то ему назло. – Гвендолин подумала минуту. – Я бы надела брюки.

– О нет, – засмеялся Дориан, – до подобной наглости я не доходил. Уехав в Лондон, я боялся, что меня там кто-нибудь узнает и сообщит деду, а он накажет мою квартирную хозяйку и работодателей за их помощь… врагу.

Он рассказал жене, как работал с утра до вечера в доках. Так вот откуда его мускулы, которые очень удивляли Гвендолин. Атлетическое сложение редко встречалось у аристократов, хотя было обычным у рабочих.

– Эксцентричная, возможно, опасная внешность отпугивала любопытных, – продолжал Дориан, – и мешала им совать нос в мои дела. А развлечения подобного рода были весьма популярны в Дартмуре, по всяком случае, до последнего времени.

– Я рада, что ты остался непрактичным и не подстригся к свадьбе, – призналась Гвендолин. – Черная грива очень подходит к твоей экзотичной внешности. Ты не похож на англичанина, по крайней мере на типичного англичанина.

Она замолчала и, лукаво поглядывая на мужа, усмехнулась. Тот схватил ее за руку, притянул к себе и усадил на колени.

– Лучше не смейтесь надо мной, доктор Гвендолин, – сурово заметил он. – Мы, сумасшедшие, этого не любим.

– Я подумала о Джессике и ее муже, – сказала Гвендолин. – Дейн ведь тоже выглядит необычно. У нас с кузиной, очевидно, сходные вкусы.

– Безусловно. Ей нравятся великаны, а тебе – сумасшедшие.

– Я люблю тебя, – ответила Гвендолин, прижимаясь к мужу.

– Интересно, как ты ухитряешься меня любить? – рассуждал Дориан. – Прошлым вечером я разглагольствовал только о болезни и сумасшедших домах, а ты слушала это как стихи и чуть ли не умирала от восторга.

Жаль, что в моей библиотеке нет медицинских трактатов.

Если бы я прочел оттуда пару абзацев, ты, без сомнения, тут же воспылала бы страстью и начала срывать с меня одежду.

«Тебе достаточно для этого просто сидеть здесь», – подумала Гвендолин.

– Тебе это понравилось бы?