Аннотация
«Твой пепел – ох, нелегкая поклажа,
Да и тропа моя могла быть глаже,
Скользит стопа и мо?чи нет в ногах…»
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
1
Tapparella – сворачивающиеся жалюзи (ит.).
15
16
в официальном магазине Литрес
Твой пепел – ох, нелегкая поклажа,Да и тропа моя могла быть глаже,Скользит стопа и мочи нет в ногах,Но должен я – хоть рухнет мирозданье! —Исполнить сердцем данное заданье —В Элизиум доставить милый прах.
Самозабвенны были, словно дети,В любви: я так хотел тебя спасти;Спешила ты, щадя меня, уйти —И на день меньше прожила на свете.Теперь, как сирота, роняю слезы,Сижу часами тупо на лугу —И вынести разлуки не могу…Твой лик мелькнул в ручье?.. Всего лишь грезы.
Бальзамировщик стер твои черты…Я прочь пошел – к пещере, где стенаюИ на скале осколком высекаю:«Я умер в тот же самый час, что ты».Могу существовать – сидеть, ходить,но мыслить – нет, – поскольку лишь с тобоюСпособен жить и чувствовать живое…Греби, Харон! Мне Стикс бы переплыть!
Кто б знал, что счастье тоже убивает!Но убивает, порождая боль.Воспоминаний горькая юдольОсталась мне. Кто б знал, что так бывает!На каждом снимке – ты: мила, нежна;Сама любовь, и женственность, и верность,И чистота… Кто скажет «эфемерность»? —Пускай меж нами пропасть и стена.
Хотела ты быть вечно молодой,И эта страсть тобой руководила,Ты листопад и иней победила,Весну, но лето кончилось бедой.Я думаю, тебя за красоту,Ревнива – а поэтому сердита,Тщеславная сгубила Афродита,Поправ о справедливости мечту.
Теперь мы станем мучиться всегда.Вся плоть моя как бы огнем палима,И эта боль сильна и нестерпима.Скажи, и ты несчастна так же, да?Изнемогаешь тоже от разлуки,Страдаешь, как и я, утратив плоть,Но памяти не в силах побороть?Не тела, а души ужасны муки.
Как вышло, что ужалила змея?Сошла с тропинки верной, необута?Мгновенье боли, страшная минута…Не уберег тебя – вина моя.Мне бы с прутом ходить перед тобоюИ шевелить опасную траву!..Ужалена змеей… А я живу,Как – не пойму, с чудовищной бедою.
Срослись, как жила с костью, мышца с жилой,И мысли друг от дружки не тая, —Жена и муж; но как тогда твоя(Своя?) плоть вожделенна с прежней силой?Нож мясника сверкнул – и разрубилиНас пополам, – я думаю, затем,Чтоб в чуде не уверились совсем,Чтоб муки разделенья нас убили.
«Люблю, люблю!» – кому теперь сказать?Бывало, повторял на дню раз двести:Тебя такие радовали вести,А я был рад такую радость дать.Теперь могу лишь кликать в пустоту,Не ведая, дойдут ли эти клики…Нет, не смирюсь с утратой, Стикс безликий!Верни мне свет мой, счастье и мечту!
Верните плоть и душу Эвридики!Не вещь, но всё же собственность моя:Ее слепил я из небытия, —Не думайте, что это просто бзики.Но пусть безумец я – да не подлец! —Вам, боги, оставляю эту нишу.Вы не любимы смертными, как слышу, —Вы нечестны и лживы, наконец.
Прошу тебя, родная, дай им весть,Всем этим тварям, о моем раскладе:Пусть налетят менады, Зевса ради,И довершат намеченную месть.Пусть поплывет по водам голова —Мое, уже не нужное мне бремя, —Туда, где ты, где прекратилось время,Но где душа твоя еще жива.
В тот день и небо разразилось плачем —И не вмещало, серое, оно,Что час прощанья вечного назначен.Я возопил (в Эребе ей темно!) —Но отвечало эхо мне одно.
Все сны мои тебе открыты мной —Стучаться в эту дверь тебе не надо.Не ведаю, обрушится ль преграда —И под луной окажемся одной?По Корсо прогуляться б еще раз,Когда сворачивают tapparell’и [1] Под вечер (мы однажды подсмотрели)…Да и не раз, а сотню (всё для нас)!
Нашел кровавый след на простыне —И всё хочу его расцеловать я, —Сплю, заключая простыню в объятья…Где одеяло, непонятно мне…Да и куда упряталась змея?Ну ничего, сыщу я плеть похлеще!..Я убежден в наиважнейшей вещи:Ничтожна смерть, сильней любовь моя.
Приди хотя бы призраком в ночи;Готов отдать всё злато без изъятья,Чтоб ощущать холодные объятья,Покуда утра не блеснут лучи.Или вампиром явишься? О, нет,Характер твой не мягок, не из воска,Но и мерзавца не убьешь, как Тоска.Ты – солнечный прекрасный, чистый свет!
Твой нежный меццо, сладок и прекрасен,Песнь утешенья пел мне что ни день.Он и тогда, когда разлада теньКасалась нас, был столь же чист и ясен.Он наполняет слух мой и сейчас.И кажется, ты просто спишь – и нетуНа свете смерти вовсе, – верь поэту:Настанет вскоре пробужденья час.