– Подавлена. Плачет без умолку.

Майкл нервно сглотнул. Как же жаль, что нельзя чуть-чуть распустить галстук.

– Что ж, это неудивительно, – проговорил он. – Я… я…

– Она никак не успокаивается, – перебила его Хелен.

– Все плачет?

Хелен кивнула:

– Я не представляю, что делать.

Майкл заставил себя выровнять дыхание. Взять себя в руки. Успокоиться. Вдох-выдох.

– Майкл? – Мать смотрела на него в ожидании ответа. Или каких-то указаний.

Как будто он знал, что делать в подобных ситуациях.

– Ее мать приехала, – сказала Хелен, не дождавшись ответа от сына. – Она хочет, чтобы Франческа переехала назад в Бриджертон-Хаус.

– А сама Франческа этого хочет?

Хелен пожала плечами.

– Думаю, она не знает сейчас, чего хочет. У нее такой шок.

– Да. – Майкл снова сглотнул. Он очень не хотел оставаться здесь. Лишь бы поскорее убраться отсюда.

– Врач говорит, что в течение нескольких дней ее не стоит трогать, – говорила Хелен. Майкл кивнул. – Вот мы и послали за тобой, естественно.

Естественно? Майкл никогда раньше не чувствовал себя так неестественно. Он совершенно растерялся и не знал, что сделать или сказать.

– Теперь ты граф Килмартин, – продолжала Хелен.

Майкл опять кивнул. На то, чтобы ответить словами, у него не было сил.

– Вынуждена сказать, я… – Хелен замолчала, нервно поджав губы. – Каждая мать желает своему чаду самого лучшего, однако я и подумать не могла…

– Не стоит об этом, – прохрипел Майкл. Он не хотел слышать от кого бы то ни было, что для него все сложилось наилучшим образом. А уж если кому-нибудь, боже упаси, придет в голову его еще и поздравить…

Он точно утратит самоконтроль.

– Она спрашивала о тебе, – сказала Хелен.

– Франческа? – Майкл округлил глаза от удивления.

– Да, – кивнула мать, – она хотела тебя увидеть.

– Не могу, – только и сказал он.

– Ты должен.

– Я не могу. – Нарастала паника, и Майкл лихорадочно покачал головой. – Я не в состоянии войти в ее покои.

– Ты не можешь бросить ее, – настаивала мать.

– Моей она никогда не была – и не мне ее бросать.

– Майкл! – воскликнула Хелен. – Как ты смеешь так говорить?!

– Мама, – Майкл пытался как-то объяснить свою позицию, – только женщины ей могут помочь. Что там делать мне?

– Поддержать ее по-дружески, – сказала Хелен, и Майкл почувствовал себя ребенком, которого бранят за проступок.

– Нет. – Ответ прозвучал так, что Майкл сам испугался своего голоса. Это был голос раненого животного, в котором смешались боль и смятение. Но Майкл наверняка знал, что не может видеться с ней сейчас. Только не сейчас.

– Майкл, – сказала мать.

– Нет, – повторил он. – Я увижусь с ней… завтра. Я… – Уже по пути к двери он бросил через плечо: – Передай ей мои наилучшие пожелания.

Майкл сбежал.

Следующий месяц стал для Майкла сущим адом. С каждой очередной церемонией, с каждым очередным документом, который он подписывал как граф Килмартин, с каждым обращением «милорд» дух Джона как будто бы улетучивался.

Майкл порой бесстрастно думал, что скоро ему будет казаться, словно Джона никогда и не было на свете. Даже ребенок, который должен был стать частичкой его в этом мире, умер еще в утробе матери.

А все, что когда-то принадлежало Джону, теперь получил в свое распоряжение Майкл.

За исключением Франчески.

И Майкл твердо намеревался ничего не менять в данном отношении. Он ни за что не позволит себе предать покойного брата таким образом.

Конечно, ему пришлось все-таки навестить Франческу, чтобы высказать подобающие случаю соболезнования. Однако те слова, что он мог ей сказать, были ей не нужны, и она слушала его, отвернувшись к стене.

Что еще сказать, Майкл не знал. Если быть с собой честным, он чувствовал такое облегчение, что сама она выжила, что не особенно огорчался из-за потери ребенка. Трое матерей – Хелен, Джанет и мать Франчески – сочли необходимым в деталях передать ему кошмар произошедшего, а какая-то горничная даже продемонстрировала окровавленную простыню, сохраненную как доказательство выкидыша.