Застывшие Навеки

Аннотация

Майлз

Если я чему и научился за пятьсот с лишним лет жизни — история всегда повторяется, и обычно самым худшим образом.

Далила регистрируется в моём отеле, и появляются все признаки — она потрясающе красива, до боли неотразима и, как учила меня история, на сто процентов опасна. В последний раз, когда я так рисковал, оказался с разбитым сердцем и едва не лишился бессмертной жизни. Последующие годы мне удавалось выживать, прислушиваясь к предостережениям инстинктов. Игнорировать их теперь кажется глупым и недальновидным, но я не могу отстраниться. Далила — всё, чего хочет моя душа.

Будь проклята история.

Далила

Захватив прах матери и вырубив парня в нашем трейлере, я, наконец, свободна. Довольно, что мне диктуют действия и как жить. Пора взять судьбу в свои руки и посмотреть, куда эта судьба меня заведёт.

Когда я останавливаюсь у озера Тахо и встречаю Майлза, кажется, судьба испытывает на прочность, чтобы посмотреть брошусь ли я в объятия первого встречного парня… ведь я всегда так делаю. Он красив, добр и обаятелен… Такого я прежде не встречала у мужчин. И как могу построить новое будущее, если продолжаю переживать прошлое?

Любовь не умирает, но может быть чертовски кровавой…

Коринн О'Флинн Застывшие Навеки (Невесты Вампиров — 5) ПОЛНОЕ ИЛИ ЧАСТИЧНОЕ КОПИРОВАНИЕ БЕЗ УКАЗАНИЯ ГРУППЫ И ПЕРЕВОДЧИКОВ — ЗАПРЕЩЕНЫ! Книга не несёт в себе никакой материальной выгоды и предоставлена исключительно в ознакомительных целях. Просьба удалить после прочтения. Спасибо! Переведено для группы WonderlandBooK Переводчик, редактор и оформление: inventia Глава 1 Майлз Нет ничего хуже, чем убить человека на полный желудок. Этой ночью я бродил по городу и питался, делая глотки то здесь, то там от ничего не подозревающих людей и зачаровывая их воспоминания, а в итоге оказался с человеком в моём распоряжении. Выглядит, как расточительство, но всё ничего не поделаешь; приложение на телефоне предупредило о том, что кто-то приближается к моей территории через лес. Расточительство или нет, но охотник решил прийти именно сегодня. Я примостился в тени крыши позади навеса отеля, наблюдая, как мужчина идёт сквозь деревья. Его одежда цвета лесного камуфляжа, а длинные волосы убраны под шерстяную шапочку. Я же одет во всё чёрное и сижу в тени, надеясь, что из-за неподвижности стану частью пейзажа. Он даже не подозревает, что я наблюдаю за ним, хотя именно он охотится на меня. Никто не подозревает. Сменившийся ветер приносит знакомый аромат, который покалыванием проносится по коже — чистое серебро. Охотник пришёл меня убить. Я улыбаюсь, хотя хотел не шевелиться. Просто не могу сдержаться. Аромат прелестный, и если быть честным, я заскучал. Я прыгаю с крыши, как пловец, переворачиваюсь в воздухе и опускаюсь на землю всего в нескольких футах от охотника. Я остался стоять, где приземлился, но парень слишком шокирован, чтобы впечатляться. Печально. Я так трудился над этим трюком. — Добрый вечер, дружище! Заблудился? — я говорю расслабленно. Охотник напрягается и округляет глаза. Очевидно, он не ожидал, что кто-то спрыгнет с неба и появится перед ним буквально из воздуха. Когда он понимает, что именно за мной охотится, на лице отражается смесь удивления, паники и занятной долей гнева. Как любопытно. Я протягиваю руку, пытаясь казаться спокойным. — Расслабься. Я не… ладно, кусаюсь, но давай поговорим. Я видел это тысячи раз прежде, но всё так же волнующе то, как человеческое тело… активизируется перед лицом страха. Человек открывает рот, не моргает, дыхание становится неглубоким и быстрым, сердце колотится в груди. Из-за звука крови, бегущей по венам, у меня опускаются клыки. — Т… Ты… Ты… — Мужчина шарит рукой по поясу и тянется за деревянным колом, похожим на кинжал, но его так трясёт, что рука проскальзывает мимо. Когда он поворачивается, лунный свет отражается в наконечники оружия. — Всё в порядке. Давай поговорим. Ты в этом деле новичок? Я твоё первое задание? Парень, выдохни. Я понял, что больше и больше нуждаюсь в общении. Двести лет жизни без клана сказывается на мне. Но я разговариваю с людьми. Джастина управляет отелем днём, а её младший сын, Малькольм — ночью. Иногда я встречаю людей, когда брожу по городу после заката, но, кроме Джастины, никто не знает, кто я, и поэтому любые разговоры кажутся мимолётными и лишёнными смысла. Охотник кривит рот. — Ты и есть… он! — Ага. Что-то меняется. И через мгновение я понимаю что именно. Сердцебиение человека замедляется, но внешняя паника никуда не делась. Я опускаю взгляд на его руки, которыми он больше не шарит по поясу. Первый порыв удивления был искренним, но человек не боится. Он просто хороший актёр. Чёрт, он на мгновение одурачил меня. Я поворачиваюсь так, чтобы лунный свет падал на лицо, открываю рот и широко улыбаюсь, чтобы продемонстрировать клыки. Пульс охотника снова участился, но лишь немного. Я разочаровываюсь, но понимаю, что он точно осведомлён, что я. Он вытаскивает кол из петли на поясе и заносит для удара. Двигаясь быстрее, чем он может уследить, я проскакиваю мимо, забирая кол и заменяя его маленькой палочкой. Затем возвращаюсь на прежнее место. Кол большой и отлично сбалансированный. Я машу им, стараясь не касаться серебра. — Знаешь, если я убью тебя, это будет самозащита. Он смотрит на свою руку, в которой зажата зелёная веточка, и моргает, пока разум обрабатывает то, что видел. Хотя он явно неплохой охотник, очевидно, не часто сталкивался лицом к лицу со своей добычей в дикой природе. Большинство охотников ищут нас там, где мы спим, и убивают, пока уязвимы. С приближением рассвета, я полагаю, он этого же ждал. Людям неприятно видеть, как я двигаюсь на полной скорости, и мозгу требуется мгновение, чтобы примирить диссонанс между тем, что считает возможным, и тем, что действительно видел. А ещё охотникам сложно, потому что именно в этот момент понимают, что не ровня мне. Я глубоко вдыхаю аромат сосны, мха и гниющего дерева, смешанного с медным запахом крови и кислоты человеческого пота. Я принимаю это всё и улыбаюсь ещё шире, демонстрируя клыки. — Ты божественно пахнешь. Теперь его пульс сильно участился. Хорошо. Это уже больше похоже на правду. Охотник бросает сумку и бежит через лес, туда, откуда пришёл. Я даю ему немного времени, ведь так забавно за ними гоняться, и чем большее расстояние, тем лучше. Лес на этой стороне участка густой, а склон крутой. Дорога с живописным видом, где он, вероятно, оставил свою машину, судя по направлению, в котором бежит, стоит примерно в полумиле к югу. Я накрываю кол и его мешок листьями и ветками. Маловероятно, что кто-нибудь наткнётся на вещи в этот час, но я научился никогда не полагаться на вероятность. Теперь пришло время покончить с этим. Ему удалось пробежать меньше пятисот ярдов, с грохотом и падением пробираясь через лес. Я хватаю его сзади за горло и отрываю от земли. Сегодня мне не нужно кормиться, но зову крови так трудно сопротивляться. — Не надо, пожалуйста. Лучше… Лучше обрати меня. Сделай таким же, как ты. Не хочу умирать. — От паники его голос становится писком, а слова кажутся на удивление правдивыми. Дыхание становится рваным, когда он борется с неизбежным. Никто никогда не думает, что умрёт. — Ты знаешь, что не хочешь этого. — Я не могу скрыть жалости в голосе. — Кроме того, запрещено приводить врага в логово. Ты уничтожишь нас всех. — Не уничтожу. Клянусь, я… — Побереги воздух. — Я несу его к деревьям, стоящим вдоль небольшой парковки на обочине дороги, где припаркован его джип. Оказавшись там, подхожу к краю обрыва и протыкаю ему шею. Когда я прокалываю сонную артерию, раздаётся громкий хлопок, и мой рот наполняется богатой кислородом кровью. Восхитительно и грязно брать кровь из артерии, но я злюсь, что охотник помешал моему веселью в казино и привёл в лес, чтобы подраться. Я не осушаю его; смерть должна выглядеть естественной. Клыками я разрываю рану на его шее, скрывая проколы, но пуская ещё больше крови. Он всхлипывает, чувствуя, как слабеет пульс. Когда он ослабевает, приближаясь к смерти, я сбрасываю тело вниз по крутому склону. Когда его найдут, всё будет выглядеть так, будто он остановился посмотреть на долину, потерял равновесие и упал, сломав шею. Я не задерживаюсь, мне не приносит удовольствие убийство. Он один из многих в бесконечной осаде охотников. Охотники приходят регулярно, а в последнее время всё чаще. Мне приходят в голову мысли о том, что они, возможно, создали какой-то клуб. Или, вероятно, в одном из кланов есть вампир-шпион, работающий с охотниками. Такое уже бывало, и это ещё одна причина, почему я рад жить сам по себе. Мысль о клубе охотников слегка забавна, но я упрекаю себя: не стоит недооценивать любого охотника. Когда выхожу из-за деревьев за домом, я замечаю луну в бледнеющем предрассветном небе, и они возвращают яркие воспоминания. Будто я мысленно переношусь сквозь время. Закрыв глаза, я вижу и слышу их. Помню каждую деталь той ночи больше двухсот лет назад, когда моё холодное, мёртвое сердце билось впервые за много веков. Ночь, когда я встретил её… Ночь, когда Ханна вошла в мою жизнь. Глава 2 Далила Певец кантри, голос которого доносится из колонок в машине, обещает сделать меня королевой своего замка. С таким именем, как Далила Сесилия Элизабет Рей Уортингтон, я должна была родиться принцессой, как минимум. Но ближе всего к этому я оказалась, когда росла в Царском Голливуде — трейлерном парке. И в продолжение клише, отец ушёл, когда я была ещё в подгузниках, и с тех пор мама встречалась с одним плохим парнем за другим. Мама хотела стать актрисой, и приехала в Калифорнию за своей мечтой, но вместо того, чтобы усердно работать и ходить на прослушивания, попала к тусовщикам и увлеклась выпивкой и наркотиками. А потом забеременела мной. Я не говорю о ней отрицательно, она сама рассказала свою историю, говоря, что это поучительное повествование о том, как оставаться сосредоточенным. Она всегда напоминала мне об этом, когда я оканчивала школу, а затем, когда училась в колледже и получала бакалавр в области сестринского дела. «Никто никогда не отнимет у тебя образование, Далила. — Она тыкала в меня рукой с сигаретой. — Не поступай, как я. Не высовывайся и много работай. Не поддавайся соблазнам». Она говорила так, словно существовал официальный список соблазнов, которых следовало избегать. Может, так и было. В общем, я поступала правильно — окончила колледж и работаю медсестрой. Я много не пью, не курю и никогда не употребляла наркотики. А в области бойфрендов… ну, яблоко от яблони недалеко падает. Мой парень Эрл — тоже не королевских кровей — не намного лучше, чем многие из парней моей матери. Неудивительно. Ну, я имею в виду, если посмотреть потенциальные примеры для подражания из детства — на скамейке не так уж много вариантов. Прошлой ночью он ударил меня так сильно, что я развернулась. А когда открыла глаза, оказалась лицом к лицу с двумя урнами, в которых лежал прах моей матери и её жениха Кливленда. Что-то во мне сломалось, когда я уставилась на мамину урну. Я услышал её голос у себя в голове: «Прекрати. Уйди. Ты не должна так жить, дорогая Дали!» И этого хватило. В тот момент я решила изменить свою жизнь. Я никогда не мучилась выбором, а всегда принимала решение и действовала. Так что, я подождала, пока Эрл успокоится, а когда подавала ужин, бросила в его пиво снотворное. Когда он отключился, я забрала свои вещи из трейлера, набила машину всем, что в ней могло поместиться, и отправилась в путь. Плана у меня не было, и я была без понятия, куда ехала и где окажусь, но плевать. — Теперь всё позади, — говорю я своему отражению в зеркале заднего вида и дотрагиваюсь кончиком пальца до синяка, который всю ночь расцветал на щеке. Чёрт побери, большой. Нужно будет остановиться и затонировать его. Я протягиваю руку и постукиваю по ближайшей из урн, которые пристегнула к пассажирскому сиденью. — Ты бы так гордилась мной, мама. Слеза скатывается по щеке, и я утираю её. Ей нравился Эрл, но она знала, какой он, хотя никогда не говорила бросить его, когда ещё была жива. О парнях она всегда говорила: «Сердце хочет того, чего хочет, и ты ничего не можешь с этим поделать. Просто надейся, что тебе повезёт, и сердце выберет того, кто будет добр». Последний бойфренд, Кливленд, стал её женихом. Однажды вечером, пять лет назад, она привела его домой, они пили и пили… Он так и не ушёл. Она любила его самым ужасным образом, и эти двое не могли быть ядовитее друг для друга. Они так одержимо следили друг за другом, что ничего не видели кроме. Они сводили друг друга с ума и, в конечном счёте, уничтожили взаимной одержимостью. Они всегда пили. Когда копы нашли пикап Кливленда за валуном на Малхолланд Драйв, я поняла, что они были пьяными до самого конца. Наверно, стоит быть благодарной за то, что он хотя бы не бил её. Я в пути уже почти восемь часов, когда, наконец, замечаю указатели на озеро Тахо. Я хотела развеять прах мамы и Кливленда над водой и закрыть дверь в эту часть моей жизни. Мама часто говорила: «Нет смысла убегать от судьбы, дорогая Дали. Судьба следует за тобой, как луна за солнцем». Солнце выглядывает из-за гор, стоящих прямо передо мной. Я включаю поворотник и сворачиваю к югу от озера Тахо. Я не настолько глупа, чтобы позволить Иисусу управлять моей жизнью, но чувствую что-то глубоко внутри, что говорит — пришло время прекратить борьбу и посмотреть, что судьба посылает мне. Глава 3 Майлз Близится рассвет. Я чувствую его кожей, выходя из душа. Словно гравитация усиливается, замедляя тело и заставляя прилагать усилия для следующего движения. Я, может, и бессмертное создание ночи, но отдых требуется и мне. Закрывая глаза, я вижу лишь луну, какой она была до того, как я вошёл в дом. Насыщенный васильковый цвет предрассветного неба, белая луна, такая яркая, что кажется невыразительной… даже расположение над головой почти такое же, пробуждающие воспоминания и отправляющие меня назад в прошлое. Память — проклятие бессмертия. Я несу с собой горе и утрату, как и любой смертный, за исключением того, что существо, как я, проживает не одну жизнь. Я могу лишь выживать, и пока жив воспоминания тоже. Возможно, сердце перестало биться четыреста семьдесят четыре года назад. Но болеть не перестало. Я закрываю глаза и пытаюсь уснуть, но бесполезно. Когда небо светлеет, становясь ясно-голубым, а луна висит над моим правым плечом, как идеальный прожектор, я начинаю думать о женщинах моей жизни и остро чувствую боль одинокого существования. В последнее время я всё чаще хочу отказаться от одиночества. Возможно, пора создать клан здесь, на озере Тахо, а может, следует отправиться в Лас-Вегас, чтобы присоединиться к местному клану. Мысль о том, чтобы окружить себя вампирами, приносит лишь частичное облегчение. Истинное желание — соединиться с единственной парой — не осуществимо. Любая надежда на вечность с кем-то умерла так давно. Я хочу, чтобы эти воспоминания исчезли, но некоторые обрывки неумолимо всплывают перед глазами, и я начинаю думать о Ханне. *** Август 1720 г. Корнуолл, Англия После того, как мне надоел клан, в котором жил последние сто лет, я снова блуждаю в одиночестве по Европе. Мой друг Коллум вернулся Шотландию, чтобы собрать свою шайку сирот в горах. Я же решил пожить одному, и отваживаюсь вернуться в Корнуолл — страну, где родился. С учётом того, что всё продолжает двигаться, это место, кажется, подходящим, как и любое другое, чтобы в нём жить, пока думаю, куда идти дальше. О семейном домике в Пенрине нечего и говорить, он давно уже не во владении моей семьи. Так что меня привлекают центр города и церковный двор. Надгробия истёрлись от времени, но мне не нужно читать имена, чтобы найти место последнего упокоения моих родителей. Клён вырос до невероятной высоты и должен обеспечивать прохладную тень для могил. Естественно, я прихожу ночью и стою в тени от луны. Не хочу долго оставаться в этом районе, но меня задерживает ностальгия. Большая часть города осталась прежней, и всё же изменения, произошедшие за годы, сделаны с оглядкой на историю. Я иду по проулку, мимо церкви, в центр города, намереваясь найти какую-нибудь ничего не подозревающую душу, очаровать её и поесть. Я поворачиваю в конце низкой каменной стены, и когда вижу её, приходится опереться на стену, чтобы удержать равновесие. Она выходит из дверей гостиницы, где я остановился на неделю. Клин тёплого золотистого света струится через открытую дверь; яркая вспышка в ночи, которая скрывает лицо женщины. На ней тёмно-зелёный плащ, капюшон откинут. Светлые волосы блестят и отражают свет, как редкий солнечный луч в ночи. Я не знаю, кто она, хотя последние два дня провёл в гостинице. Судя по цвету волос, ещё одна дочь хозяина гостиницы. Я видел, как три или четыре дочери работали в гостинице по вечерам и ранним утром, и хотя они очень похожи, именно волосы указывают на то, что они члены семьи. Когда она поворачивается ко мне, дверь закрывается, и яркая луна освещает её лицо. Тепло и цвет исчезают, и она становится богиней в ослепительной белизне и глубокой тени. Я подношу кулак ко рту и прикусываю костяшки пальцев, чтобы не издать ни звука. У меня удлиняются клыки, и я пью собственную кровь. Я смотрю на женщину, и душа будто взывает к ней… всё в моём существе осознанно тянется к ней. И когда вдыхаю её аромат, рот наполняется амброзией, тело желанием, а сердце начинает биться быстрее. Сердце бьётся? В моём давно застывшем теле? Сначала мне кажется, что я по-настоящему умираю. Но затем возвращаются способности, и я вспоминаю истории, которые многие года рассказывали другие бессмертные — истории о том, как единожды и непрерывно бьются сердца, о тёплой крови и огне в груди. Для каждого вампира что-то своё, но именно ожившее сердце становилось признаком того, что вампир встретил свою истинную пару. Последствия этого открытия потрясли меня до глубины души. До этого момента, двести лет бессмертия без малейшего намёка на это… это… пробуждение, я ни на секунду не задумывался о том, чтобы связать себя с кем-то другим. И в этот момент я совершенно не контролирую ситуацию. Сердце бьётся, и я должен сделать что-то быстро. Я смотрю, как она идёт к колодцу, стоящему между гостиницей и конюшней. Я отступаю в тень, наблюдая. Сердце бьётся так громко и чужеродно в груди, что я боюсь, как бы она не услышала меня. Я должен пойти к ней. Должен… что? Забрать её с собой? Испить из неё? Неужели я обречён, прожить остаток бессмертной жизни с этим мучительным биением древнего сердца? Невыносимо. Я снова чувствую себя неоперившимся вампиром, нуждающимся в управлении. Мой создатель и наставник умер всего лишь через пятьдесят лет моей бессмертной жизни. Я прожил в три раза больше лет, но всё равно, растерялся. Я не знаю значение бьющегося сердца и истинных пар. Я пугаюсь. Что это такое? Голос создателя звучит у меня в голове: «Успокойся, Майлз. Замри и расслабь разум. Когда придёт время, ты точно будешь знать, что делать. Расслабься». Воспоминание о её милом голосе успокаивает душу. О, Джозефина, дорогая моя. Если бы только ты была рядом и вела меня. Но я знаю, что её слова правдивы, а мудрость неоспорима. Я стою, расставив ноги, и позволяю телу обрести естественный покой. Закрыв глаза, я отстраняюсь от мыслей. Годы практики берут верх, и хотя сердце продолжает биться с ужасающим постоянством, теперь я знаю, что должен подойти к женщине. Мне нужна эта девушка с золотистыми волосами и ангельским личиком. Я не знаю, как обладать ею, но верю, что знание придёт, когда понадобиться. Я открываю глаза и вижу, как она возвращается в гостиницу с ведром воды, входит в линию золотистого света и закрывает дверь. В мгновение ока я оказываюсь там, вдыхая её запах, витающий в воздухе, и тоскуя самым животным образом. Я успокаиваюсь, радуясь, что сегодня я не питался, поэтому на одежде нет следов крови. Я проскальзываю в гостиницу и присоединяюсь к шумной компании в главном зале. За столами полно людей, которые едят и пьют, некоторые играют в карты или рассказывают истории. Некоторые обращены к сидящему на возвышении молодому человеку, который поёт и играет на маленькой арфе. Я сижу с минуту, пытаясь придумать причину встать и побродить по комнатам, ища её, но зря волнуюсь, потому что она сама приходит ко мне. — Что закажите? — У неё музыкальный и высокий голос. Он заключает меня в объятия, сердце колотится от близости. Я сглатываю, пытаясь что-то придумать. Мне приходится сосредоточиться на том, чтобы не схватиться за деревянный стол, иначе я разнесу его в щепки. — Медовуху, — говорю я. Когда она отворачивается, я просто отказываюсь её отпускать, протягиваю руку и хватаю её за запястье, заставляя остаться. От моего прикосновения у неё учащается пульс, и я с благоговением понимаю, что моё сердце бьётся в такт с её. Это ужасно и великолепно, и я ловлю себя на том, что впитываю это чудо, а не собираюсь вырвать сердце из тела. Я отпускаю запястье женщины и кладу руки на колени. — Извините, я хотел спросить, как вас зовут. Она сердито смотрит на меня. — Ханна, и больше так не делайте, ради своего же блага. — Она потирает запястье, будто я слишком сильно его сжал. Возможно. — Прошу прощения, Ханна. Я очарован. — Я пытаюсь улыбнуться, но вспоминаю о клыках. Показать их — неприемлемо. Бьющееся сердце — жестокое проявление связи. Интересно, чувствует ли она что-нибудь между нами? Я смотрю, как она возвращается на кухню, но в дверях оборачивается, смотрит на меня и улыбается. Её сердцебиение усиливается, и я знаю это, потому что моё делает то же самое. Глава 4 Далила На вершине холма, где дорога огибает гору, открывается живописный вид. Тонкие вечнозелёные деревья тянутся вверх по склону холма, скрывая вид, но думаю, оттуда увижу озеро Тахо. После восьми часов за рулём будет неплохо размять ноги, подышать свежим воздухом и полюбоваться. Я въезжаю на небольшую стоянку на обочине и останавливаюсь. На дальней стороне стоянки стоит ещё одна машина — джип, но владельца нигде нет. На перилах табличка из парка штата Калифорния, объясняющая, что это вид на изумрудный залив. Крошечный залив обрамлён вечнозелёными деревьями. Горы вдалеке кажутся розовыми в лучах утреннего солнца, которое только-только коснулось воды на дальнем берегу озера. Вблизи всё ещё темно, но скоро настанет великолепный день. Я рада, что захватила с собой краски. Может, найду время вернуться сюда через пару дней и нарисую эту красоту на закате. Я наблюдаю ещё несколько минут, позволяя тишине овладеть мной, пока готовлюсь к тому, что ждёт впереди. Решение развеять прах мамы и Кливленда здесь, в Сауз-Лейк-Тахо, я принимаю без всякого рвения. Мне кажется это правильным, идеальным способом закрыть эту дверь. Поминальная служба, которую я устроила для них, была милой. Все из трейлерного парка пришли засвидетельствовать почтение, но так, похоже, правильно попрощаться с ними. Почему-то всё выглядит официальным. Они любили приезжать сюда, и не думаю, что преувеличиваю, когда говорю, что именно здесь она была счастливее всего. Я закидываю руки за голову и зеваю. Ночь выдалась долгой. Судя по GPS, до отеля ещё полчаса езды. Мне вдруг захотелось остановиться и принять душ, потом поспать и продолжить жизнь. *** Комплекс «Совиный Домик» расположен в лесу на склоне горы у озера Тахо, откуда открывается вид на воду и горы вдалеке. Главное здание — дом из огромных брёвен и гладких речных камней размером с баскетбольный мяч. В такую рань было тихо, но когда я звонила вчера, сразу объяснила, что буду ехать всю ночь. Женщина заверила меня, что когда я приеду, всё будет готово. Внутри вестибюль уютный и приветливый, цвета земли. Интерьер из кожи и дерева. В комнате пахнет свежестью вечнозелёными растениями и кофе. Седовласая женщина за стойкой улыбается, когда я подхожу. — Доброе утро. Я звонила. — Добро пожаловать. Ты, должно быть, Далила. Я смеюсь. — А вы, должно быть, экстрасенс. Она отмахивается. — Господи, вовсе нет, и Слава Всевышнему за это! Я — Джастина, со мной ты вчера разговаривала по телефону. — Она так и пялится на синяк у меня на щеке, но слишком воспитана, чтобы указать на это. Я слегка поворачиваюсь, давая нам обоим повод притвориться, что ничего не видно. — О, большое спасибо, что зарезервировали мне номер. Поездка выдалась долгой. Мы разбираем детали регистрации, и Джастина протягивает мне карту отеля. На склоне горы по дуге расположены тринадцать хижин. — Ты в восьмом домике. — Джастина обводит ручкой мой домик. — Он замечательный, стоит в стороне от дороги. Там тихо и спокойно. — Она протягивает мне ключи. — У вас случайно нет карты туристических маршрутов вокруг озера? — интересуюсь я. — Конечно. — Она открывает ящик стола и достаёт карту, которая развёрнутая занимает всю стойку. — Вот, маршруты идут по всему району, а мы здесь, с юга озера. — Она складывает карту пополам и обводит кружком место, где стоит «Совиный Домик», затем ведёт линию, по которой мне лучше идти. — Если направишься по нашей частной дороге, увидишь короткую тропинку через лес к домику номер тринадцать и ещё одну назад к домику номер три. Обе тропы на нашей территории соединяются с пешеходными тропами, которые проходят здесь и здесь. — Здорово, спасибо. — Всегда, пожалуйста. — Она улыбается. — Я буду здесь весь день, если что-то понадобиться, а ночью меня сменит мой сын — Малькольм. Обращайся к нам, если что-то понадобиться. Я выхожу из дома и проезжаю через парковку по асфальтированной дороге с односторонним движением вверх по холму. Согласно карте, которую дала мне Джастина, частная дорога обвивает дом, обеспечивая доступ ко всем тринадцати хижинам, расположенным на склоне горы. Я проезжаю мимо нескольких складских зданий справа. Сквозь густой лес лишь их видно. Если здесь и есть хижины, то трудно разглядеть сквозь деревья. У каждого коттеджа своя подъездная дорожка, к которым есть маленький деревянный указатель, выкрашенный в белый цвет. Я еду дальше, пока не вижу указатель с цифрой восемь, где сворачиваю с асфальта на узкую гравийную дорожку. Хижина уютно устроилась в стороне от дороги среди деревьев, точно так, как описывала Джастина. Я останавливаюсь, выхожу и стою с закрытыми глазами, прислушиваясь к шуму ветра, пролетающего сквозь сосны. Всё очень приятно, и я чувствую себя лучше, чем за несколько последних лет. Глубоко вдохнув, я заполняю себя окружающим покоем. Зайдя в домик, этот покой продолжает меня наполнять, и я улыбаюсь, оглядываю опрятные комнаты и закрываю дверь. Глава 5 Майлз Солнце уже совсем взошло, а я так и не могу заснуть. Не хочу зацикливаться на воспоминаниях о моей Ханне, но они всё равно приходят. Думаю, что я мысленно поливал её грязью так, как люди восхваляют усопших родных, чтобы выдать их в лучшем свете. Для меня Ханна стала предупреждением, напоминанием о том, как легко меня ослепить. Нет, я не часто думаю о ней, и проклинаю луну всякий раз, когда она приносит воспоминания. *** Я ухаживаю за Ханной несколько недель, приходя в гостиницу каждый вечер и провожая её домой. Она не спрашивает, почему мы не можем встречаться днём, а каждую ночь ждёт меня с улыбкой на лице. На первой неделе, я встретился с её семьёй. А когда возникают вопросы о моих родных, я увиливаю и называю Коллума своим братом, а лидеров его клана — Серину и Томаса — родителями. Они вернулись в Лондон, откуда я родом, но дальше молчу. Через несколько недель, она льнёт ко мне и гладит мою грудь, когда мы прощаемся у её двери. — Приходи ко мне. Ночью. Её слова вызывают трепет во всём теле, и если бы сердце билось само по себе, в этот момент забилось бы быстрее. Я жил другой жизнью — с плотью и страстью — и чувства изменились за столетия, но я вполне осознаю, что люди ещё так живут. — Твои родители… — Я им тут не нужна. У них целый выводок рабочих. Я хочу тебя, Майлз. Хочу, чтобы мы жили вместе вечно. Забери меня отсюда. — Как? — спросил я. — Я оставлю окно открытым. Когда сегодня придёшь, я соберу вещи. Всё слишком быстро. Ханне нужно понять кто и что я. Она должна знать, прежде чем принять решение. — Нам нужно многое обсудить. Должен… Ханна прикладывает палец к моему рту. — Ш-ш-ш. Всё остальное меня не волнует, Майлз, я просто хочу быть с тобой. Мы с тобой навсегда. Она прижимается щекой к моей груди, и я знаю, что она слышит моё сюрреалистическое сердце. Понимает ли она, что слушает свой собственный пульс? В ту ночь я влезаю в её окно и вижу, что она ждёт меня, сложив чемоданы и поставив их у кровати. Её комната расположена в дальнем углу родительского дома, стоящего на узкой улочке, вьющейся через деревню. Ханна стоит на коленях у дальней стороны кровати и что-то подсовывает под неё. Я улыбаюсь, вдыхая её аромат и представляя, каково это — провести с ней вечность. — Моя дорогая? Готова? — Я так жду встречи с твоей семьёй. — Она встаёт и хлопает в ладоши. — Любовь моя, я же всё объяснял. — Я уже несколько раз упоминал, что давно не живу с семьёй, но она упорно игнорирует этот факт. Она подходит ко мне и хватает за руки, прижимая к своей груди. — Я знаю, что ты сказал моей семье, Майлз. Знаю. Хочу, чтобы ты меня выслушал. Я знаю, кто ты, и мне всё равно, потому что я люблю тебя. Я хочу познакомиться с твоей семьёй. Настоящей семьёй. Отведи меня в своё гнездо. — Я настолько ошеломлён, что могу только таращиться на неё. — Ну же, Майлз. Неужели ты думаешь, что я не знала? В деревне поговаривали о таких, как ты, ещё до того, как родились мои родители. Я моргаю. — Почему же ты не убегаешь от меня в ужасе? Я же мерзость. — Потому что ты связан со мной. — Она складывает руки на груди. — А я с тобой. Я был так осторожен. Пытался придумать тысячу способов, объяснить ей, кто я, но каждый раз, когда прокручивал это в уме, всё заканчивается тем, что она убегает и закрывает сердце от меня, а я провожу вечность в агонии с бьющимся сердцем. Я смеюсь. — Это так неожиданно, Ханна. Не могу выразить словами, как чудесно, что ты принимаешь меня таким, какой я есть. Она улыбается. — Теперь заберёшь меня? Введёшь в свой клан? Я беру её за руку. — Я уже говорил тебе, что живу один. Она отстраняется от меня и идёт через комнату. — Я думала, что история твоего одиночества выдумка, часть твоей личности для нас, людей. — В её тоне появилась сталь, которую я не понимаю. Я подхожу к окну, из которого открывается вид на луг и вспаханные поля, поднимаю занавеску и смотрю на луну. — Полагаю, справедливое предположение. Но я, правда, не живу с другими такими же, как я. Почему это так важно для тебя, дорогая? Сердце начинает биться быстрее, и просыпается тревога. Я оборачиваюсь и вижу Ханну, стоящую с арбалетом в руке. Стрела с серебряным наконечником нацелена мне прямо в грудь. Я не слышал, как она провернула шнур, и мне интересно, что она делала под кроватью, когда я пришёл. Я проклинаю себя за глупость. Она рычит на меня. — Важно, потому что я не собиралась тратить столько времени на то, чтобы уничтожить только одного. — Она снимает предохранитель, даже не моргая. — Тебе здесь не место, чудовище Я отскакиваю и, быстрее, чем она видит, ловлю стрелу в воздухе. Серебряный наконечник прожигает плоть, и я перехватываю её за тяжёлое деревянное древко, разворачиваясь и проносясь через комнату. Ханна тоже разворачивается и широко распахнутыми глазами ищет меня. И я действую инстинктивно. Пара или нет, но когда появляется угроза, я должен её нейтрализовать. И в этой комнате, в этот час, я должен быстро шевелиться, чтобы она не издала ни звука. Я набрасываюсь на Ханну прежде, чем она успевает вздохнуть. Её сердце колотится, заставляя биться и моё в два раза быстрее. Я борюсь с головокружением, вызванным тем, что сердце так быстро гонит густую кровь. Я хватаю Ханну за руки и завожу их за спину. Затем поворачиваю её к себе и зачаровываю. Полезный трюк, который мы, вампиры, имеем в распоряжении, но сейчас это ломает меня. Наши сердца начинают биться в спокойном ритме. — Ханна, пойдём со мной. Я покажу тебе другой мир. Она улыбается и хлопает ресницами, словно не замечая, что я держу её за руки. — Никогда. Ты сам сказал — ты мерзость, Майлз. Тебе не место на этой земле. В таком состоянии её слова звучат неправдоподобно. Она опьянена моей магией, опьянена ложным удовольствием, и всё же правда сияет с каждым душераздирающим словом. У меня нет выбора. Я прокусываю ей артерию прямо за правым ухом, а когда кровь наполняет мой рот, кажется, что я впервые полностью ожил. Её кровь оживляет, как ничто другое. На вкус Ханна напоминает победу, завершённость и абсолютную правоту. Я пью её. Её руки свисают по бокам, а голова запрокидывается. Давление пульса уменьшается, и я чувствую, как сердце замедляется. Я продолжаю пить, глотая единственную часть, которую Ханна может дать мне, а холодные слёзы стекают по щекам и падают на её золотистые волосы. Когда наши сердца, наконец, останавливаются, боль от потери отражается облегчением в замершем сердце. Меня наполняет искушение дать Ханне свою кровь, вернуть её и сделать такой же, как я… может, если она испробует такую жизнь, передумает. Но я не могу сделать так против её воли. Я встречал многих вампиров, которых обратили против воли, и многие десятилетиями пытались примириться с таким существованием. Некоторые выходили на солнце, когда такая жизнь становилась невыносимой. Я несу тело Ханны к скалам и спускаюсь к морю. Ветер треплет её волосы в безумной белизне под луной. Когда я вхожу в воду и кладу её тело на волны, не могу разрешить дилемму, рвущих меня надвое, чувств. Моя любовь мертва… и погибла от моей руки. Мне так легко, что сам себе противен. Я рад, что сердце перестало биться. И рад, что она не убила меня. Я благодарен за ясность, которую принёс мне этот опыт. Я поддался её чарам и едва не лишился бессмертия. Возможно, я, на самом деле, проклят. Может, я и вправду дьявольское отродье. Так много вообще не имеет для меня смысла, но кое-что точно ясно. Моя участь — жить в одиночестве. Я убил единственную истинную пару, и никогда не проведу вечность с другой. *** Теперь, когда воспоминания исчерпали себя, я жду сна. Обычно он приходит, как только я о нём думаю, но сегодня сон ускользает, и я начинаю раздражаться. В 1630 году я страдал бессонницей целых восемь месяцев. На мгновение я опасаюсь, что столкнусь с этим и с безумием, которое оно влечёт за собой. Я беспокоюсь и взволнован. Закрыв глаза, я замираю, зарывшись в подушку и пытаясь стряхнуть воспоминания. Биение сердца Ханны сквозь время отдаётся в ушах жутким эхом. Я прижимаю руку к груди, и кажется, что могу чувствовать стук… Невероятно, как разум может обмануть нас. Через мгновение весь ужас просачивается сквозь меня и стискивает внутренности. Я прижимаю обе руки к груди, чувствуя и слыша. С каждой секундой холодок пробирает меня до костей. Не может быть. Я сажусь и прижимаю пальцу к горлу. Недоверие сотрясает тело. Боже, нет. Моё сердце бьётся по-настоящему. Глава 6 Далила Жужжание у уха выдёргивает из сна. Я переворачиваюсь на спину, открываю глаза и моргаю, смотря на странный потолок — необработанные деревянные балки над головой, и мне требуется мгновение, чтобы вспомнить, где нахожусь. «Совиный Домик». Озеро Тахо. Я улыбаюсь и потягиваюсь, хотя тело ноет после избиения Эрла и восьмичасового путешествия. Но я здесь и счастлива. — Ты сделала это, Далила. Ты выбралась. — Я говорю это вслух, чтобы мозг слышал слова. Позади для меня ничего нет, а впереди бесконечные возможности. Я действительно свободна. Комната сияет золотом, когда послеполуденное солнце пробивается сквозь прозрачные занавески на окнах. Я проспала весь день. Телефон снова жужжит. Подняв трубку к глазам, я вижу список уведомлений. Мне звонил Эрл. От него шестнадцать пропущенных звонков и двадцать три эсэмэски. Но я их игнорирую. А ещё три пропущенных звонка и одно сообщение от Джесси, моей лучшей подруги. Я открываю её сообщение. «Срань господня, девочка. Эрл вышел на тропу войны! ПОЗВОНИ МНЕ!!!» Я набираю её номер и подношу телефон к уху. Джесси отвечает после первого же гудка. — Дали, малышка, Господи, повиси на трубке. — Звук приглушается, и я слышу, как она говорит Кэролайн, старшей медсестре и моему прежнему боссу, что уходит на перекур. Через мгновение она возвращается. — Далила! Я не думала, что ты это сделаешь. Где ты? Я не отвечаю на её вопрос, не хочу, чтобы кто-то знал, где я. Джесси может случайно сболтнуть, потому что Эрл очарователен и неумолим. Я иногда говорила Джесси, что подумываю уехать. В прошлый раз, когда Эрл избил меня, я едва не обратилась к Джесси за помощью с макияжем, чтобы скрыть синяки. Тога и сказала себе, что в один прекрасный день соберусь и уйду, но, как оказалось, так и не нашла в себе мужества уйти. До сих пор. Я бросаю взгляд на урны, стоящие на комоде и вспоминаю, как слова матери звенели в ушах после того, как Эрл ударил меня. Уйти. Я дотрагиваюсь до щеки и морщусь от боли. — Эрл искал меня? — Я стараюсь говорить так, будто ничего особенного не случилось, хотя у меня пересыхает во рту. — Ох, чёрт. Он пришёл в бешенство — пронёсся по приёмному покою, будто кто-то помочился в его пиво. В его пиво всё-таки было что-то добавлено, но я, вероятно, приберегу эту информацию. Думаю, в будущем, я многое буду утаивать. Теперь я сама по себе. — Мне жаль, что так вышло. — Я зажимаю пальцами переносицу. Не знаю, стыдно ли мне за то, что мой парень устроил сцену, или я испытываю облегчение, что Эрл с его багажом остались позади. Бывший парень. Бывший! Странно даже думать об этом. — Не переживай. Офицер Дэвис проводил его на улицу и поговорил. Усадил в машину и приказал уехать. Это было круто! — Хорошо. Ой, я не собрала вещи из шкафчика. Соберёшь? — Конечно. Отправить их тебе? — Нет. Оставь всё себе. Она замолкает на мгновение. — Ого. То есть ты действительно не вернёшься? — Не думаю, Джесс. Мне пора идти дальше, Джесс. — Не забывай звонить, ладно? — Я слышу, как у неё дрожит голос от непролитых слёз. — Так и сделаю. Я бросаю телефон на кровать и подхожу к окну. Небо тёмно-оранжево-розовое, солнце садится где-то слева от меня. Из домика открывается вид на озеро, и, кажется, что вода горит. Я представляю, как смешиваю цвета на палитре, чтобы получить такой оттенок, но прямо на глазах цвет меркнет до бледно-розового оттенка, а затем становится серым. Уже поздно идти на прогулку, я ни за что не найду в темноте любимое мамино место. Нужно принять душ и поесть. У меня урчит желудок, подтверждая план. Я пролистываю папку, лежащую на столе, внутри есть листки с меню и списки местных ресторанов и казино. В глаза бросается китайское меню с надписью «доставка». Я звоню, заказываю рёбрышки и лапшу, потом включаю воду в душе, и ванная наполняется паром. Глава 7 Майлз Как только заходит солнце, я выхожу за дверь. Мой дом стоит чуть выше по склону от главного домика, в который я уже вхожу. Джастина проходит мимо, когда я переступаю порог. Я останавливаю её на крыльце. — Добрый вечер, Джастина. — Я придерживаю ей дверь и позволяю пройти. — Я тут подумал… Она отмахивается, перебивая меня. — О нет, Майлз, не надо. У меня выходной. Я глубоко вдыхаю, готовясь вновь заговорить. Знакомый запах Джастины — смесь мятной жвачки, лака для волос и мёда, захватывает чувства. — Я тебя на мгновение задержу. Она спускается по тяжёлой деревянной лестнице на парковку, выуживая ключи из сумочки. — Я оставила список на столе. Кое-что для ремонта и продукты, ничего особенного. Можешь попросить Малькольма помочь. Меня ждут вино и ма-джонг с подругами. — Она садится в бесшумный «Приус» и уезжает, махая мне пальцами через закрытое окно. — Хорошего вечера, Джастина. — Я ухмыляюсь и машу в ответ, затем открываю дверь и захожу внутрь. Зайдя за стойку, я жду, когда Малькольм положит трубку. Список Джастины приклеен скотчем к столешнице, её почерк с наклоном и аккуратен, как всегда. — Хорошо. — Малькольм замолкает и слушает. — Да. Следуйте указателям на Сауз-Лейк-Тахо. Правильно. Проезжайте через сам город, и тогда увидите ещё указатели на «Совиный Домик». Мимо не проедите. — Он кладёт трубку и улыбается мне. — Привет, Майлз. Рад тебя видеть. Мама оставила список, — говорит он. — Добрый вечер, Малькольм. Кто сегодня зарегистрировался? — Я стараюсь говорить спокойно, но не знаю, вышло ли. — Я сам только что приехал. Дай-ка я проверю. — Он стучит по клавиатуре, и экран компьютера оживает. Я подхожу ближе, смотрю через его плечо, как он нажимает какие-то клавиши и поднимает отчёт. — Давай посмотрим… сегодня заехали четверо. Семья Монсово — во втором домике, Элис и Даниэль Гамильтон — в пятом, Далила Уортингтон — в восьмом, и Кристал Мунн — в тринадцатом, как обычно. Два, пять и восемь. Проверять тринадцатый домик бессмысленно. Кристал — писательница из Вегаса, которая приезжает каждый месяц, чтобы писать. Если бы из-за неё у меня начало биться сердце, это произошло бы много лет назад. Нет, это кто-то из трёх других домиков, если только к кому-то не приехал гость, и в этом случае придётся проверить всех. В общем, я начну с трёх новоприбывших. — Спасибо. — Я иду к двери, хотя хочу бежать на полной скорости. Джастина знает, кто я, но рассказывала ли она Малькольму или другим сыновьям об этом факте моей жизни неизвестно. Когда муж умер, и Джастина осталась матерью-одиночкой с тремя маленькими мальчиками, не имея сбережений, начала работать на меня неполный рабочий день, и я решил ввести её в круг доверенных лиц. Я прожил здесь уже пятнадцать лет и знал, что рано или поздно придётся продать это место и начать новую жизнь. Джастина должна жить безопасно, как и её дети, а из-за меня всё может измениться. Моя холдинговая компания владеет многими объектами недвижимости. Привлечение партнёра в «Совиный Домик» никак не отразится на мне, но она и ребята останутся здесь и будут жить, как и прежде, чего я хочу для них. До тех пор, пока Джастина будет заинтересованы, «Совиные Домики» будут принадлежать им на сорок девять процентов, а когда мне придёт время двигаться дальше, они станут единственными акционерами. Очень немногие знают, кто я. Джастина приняла новости про вампиризм, не дрогнув. Сначала я подумал, не сошла ли она с ума, но она откинулась на спинку стула и задала мне единственный вопрос, по которому я мог судить, что она точно осознала мои слова. — Ты убиваешь людей, чтобы выжить? — Она не сводила с меня взгляд светло-серых глаз. — Было время, когда я так поступал, но тогда был новорождённым, а таким сложно контролировать желания. С тех пор минули сотни лет. Мне не нужно убивать, чтобы выжить. — Я не упоминал, как часто приходилось убивать охотников, но они не невинны. Малькольм кричит мне в след: — Ты забыл список. — Я скоро вернусь. — Дверь за мной захлопывается, и я иду во второй домик. Семья Монсово — Джон, Клара и двое детей. Я стою в лесу возле их домика, ожидая какого-то знака, что моя пара внутри. Боже, пожалуйста, пусть это не один из детей. Мысль о том, что моя пара — ребёнок, и придётся ждать, пока он вырастет… последствия этого обрушились на меня, как глыба. Забыв все подробности того, как, когда и где, мысль о том, что моё сердце будет биться в течение долгих лет ожидания, пронзает до глубины души. Не очень приятное чувство — бьющееся сердце. Я хочу, чтобы это закончилось… нужно, чтобы это закончилось. Во втором домике, слава Богу, нет ничего необычного. Я иду к пятому и прячусь за деревьями, когда дверь открывается, и из неё выходят две женщины. Одна — высокая блондинка с распущенными волосами. Она поворачивается ко мне, и я смотрю, ожидая каких-то перемен. Ничего. Темноволосая женщина ниже ростом бежит вперёд, срывает веточку лаванды с горшка на повороте тропинки и спешит обратно, чтобы вложить цветок за ухо блондинке. Они смеются и, взяв друг друга за руки, направляются к дороге. Если бы темноволосая женщина была моей парой, сердце, конечно же, ускорилось бы из-за усилий, так что выбор сужается — я могу вычеркнуть, по крайней мере, одного человека из своего списка. Ночь будет долгой. Я смотрю, как женщины сворачивают с тропинки на краю моего участка рядом с коттеджем и исчезают из виду. Ещё один домик, и я закончу с новоприбывшими, а потом начну обыскивать дом за домом. Когда я подхожу к восьмому домику, сразу чувствую, что это то самое место. Сердцебиение нисколько не изменилось, но в груди что-то сжимается, чего я не чувствовала с тех пор, как… я больше не хочу думать о Ханне. Возможно, Вселенная сочла нужным дать мне ещё шанс на вечность с парой. Мне становится страшно. Что, если она — очередной охотник и я обречён навсегда? Что, если её послали сюда убить меня, и она понятия не имеет о том, как действует на меня? Затем другой, древний голос зовёт меня. Его я не слышал уже столько лет, что не смог бы вспомнить, даже если бы попытался. Голос любимой матери звенит в голове, и я на мгновение оказываюсь у неё на коленях перед камином. «А если она твоя истинная суженая, сынок?» Смею ли я желать этого? Нереально. И всё же, когда меня тянет к двери домика номер восемь, сердце бьётся в такт с человеком внутри, я знаю, что это правда. Далила Уортингтон, кем бы она ни была, моя пара. Я возвращаюсь к деревьям, достаю сотовый телефон и прокручиваю список контактов, пока не нахожу номер консьержа одного из отелей-казино на Невадском берегу озера. Он из тех парней, которые просто работают, и именно он мне сейчас нужен. Когда он отвечает, мне приходится заставить себя успокоиться и говорить медленно. — Ксавион, это Майлз из «Совиного Домика». — Из телефона доносится звон автоматов и рулетки. Казино никогда не спит. — Привет, Майлз! Давно тебя не видел, как дела на тихой стороне? — Ну, знаешь… тихо. Он смеётся, от такого звука люди начинают чувствовать себя непринуждённо. Сегодня он и на меня действует. Я объясняю, что мне нужно, и он уверяет, что обо всём позаботится. — Я могу прислать кого-нибудь минут через… тридцать, — говорит он. — Спасибо, ты спас мне жизнь. Я отплачу. — Не думай об этом, приятель. Давай лучше покажись на одном из вечеров покера, и позволь честно отобрать у тебя деньги. — Замётано. Тридцать минут. Сейчас мне кажется, что это вечность, и я не привык ждать. Я отступаю в тень и смотрю на дверь. Глава 8 Далила От стука в дверь всё в груди сжимается. Разум кричит, что это Эрл меня нашёл и собирается забрать с собой. Конечно, сначала он убедится, что я поняла, как заставила его преподать мне урок. Я рисую это всё в своём воображении, но женщина, которую избивает Эрл, становится для меня чужой. Кажется, что я её больше не знаю. Я представляю, что сбрасываю её с себя, как пальто и оставляю где-то на дороге к озеру Тахо. Самое лучшее, что я могу сделать — отпустить её. Я стряхиваю страх и напоминаю, что Эрла здесь нет, он не придёт, а я очень голодна. Выключив телевизор, по которому идёт какое-то реалити-шоу, я хватаю бумажник и подхожу к двери. Но за ней обнаруживаю не курьера с лапшой и рёбрышками. А гигантскую целлофановую корзину с широкой пурпурной лентой сбоку. Кончики пальцев сжимают деревянное дно. Накаченные ноги в сандалиях видны внизу. — Э? — протягиваю я. — Доставка для мисс Уортингтон. — Это я, но… Сбоку появляется голова, и на меня смотрят ярко-голубые глаза. — Можно? Я отступаю. — Ой, да, простите. Кажется, корзина тяжёлая. Когда разносчица проходит мимо, я вижу бутылку вина, два бокала, коробку трюфелей, клубнику в шоколаде, крошечные пирожные и это только одна сторона. Разносчица ставит огромную корзину на деревянный столик у окна и достаёт из фартука блокнот. — Не могли бы вы расписаться здесь? Я беру её ручку и нацарапываю на листе имя. — От кого это? Она улыбается, и в уголках её глаз появляются морщинки. — Я просто курьер, но там есть карточка. — Она указывает ручкой на корзину и поворачивается, чтобы уйти. Я иду за ней к двери, запираюсь и смотрю на корзину, не зная, что делать. От кого это могло быть? Никто не знает, что я здесь, даже Джесси. Я снимаю конверт с верхней части рядом с лентой и вытаскиваю карточку. «Мисс Уортингтон, нам очень жаль, что домик не оправдал ваших ожиданий. Мы здесь, в «Совином Домике», стремимся сделать пребывание наших гостей исключительным во всех отношениях, и когда не выходит, стараемся всё исправить. ~ Персонал «Совиного Домика»» Какого чёрта? С домиком всё прекрасно, и я никому не звонила и не жаловалась. В чём дело? Несмотря на все недостатки, мама воспитывала быть честной и не брать ничего, что не заработала. — Какой насыщенный вечер. — Я надеваю шлёпанцы и хватаю корзину. Глава 9 Майлз Я чувствовал себя идиотом, стоя среди деревьев, но бьющееся сердце не позволяло уйти. Я должен увидеть её лицо. Мне нужно взглянуть на Далилу Уортингтон. Попросив Ксавиона прислать лучшую корзину с подарками, я понятия не имел, что это будет самая большая корзина в мире. Но когда дверь открылась, мне удалось рассмотреть лишь порыв тёмных волос, а потом её закрыла собой курьер. Но этого хватило, чтобы по крайне мере, испытать мгновение облегчения, в котором я так нуждался, хоть и не осознавал. Логически, я понимал, что это не Ханна, просто не может быть. В памяти всплыли образы того, как я руками и клыками лишил жизни свою первую пару. Даже если бы она выжила, не смогла бы оказаться здесь через столько лет. Я это понимаю, и всё же… небольшое подтверждение из тёмных волос успокаивает. Я уже собирался уходить, чтобы составить новый план, как мельком увидеть её, когда дверь восьмого домика снова открылась. Я хватаюсь за ствол сосны, за которой прятался, и смотрю, как она выходит из хижины, снова скрытая этой проклятой корзиной. Она уже за дверью, а я так и не вижу её из-за огромной кучи конфет, целлофана и лент. Она поворачивается спиной, открывает дверцу машины, засовывает корзину на пассажирское сиденье, а затем садится на водительское сиденье, и я восхищаюсь её фигурой и движениями. Она стройная, но в теле. Я смотрю ей вслед, а потом понимаю, что она направляется к главному дому. Моему дому. Боже, она будет там меньше чем через минуту. Я мчусь сквозь деревья, не обращая внимания на ветви, которые царапают и рвут одежду, не волнуясь о том, что издаю шум. Я подхожу к задней двери домика и тяну, но она заперта. Похлопав себя по бокам в поисках ключей, я вспоминаю, как сегодня неосознанно выскочил из дома. Джастина никогда не простит, если я сломаю двери, поэтому я отступаю и осматриваю окна. Наверху открыта ставня. Я присаживаюсь и прыгаю, легко приземляясь на крышу перед открытым окном. Затем вхожу внутрь и спешу вниз на главный этаж под удивлённый взгляд Малькольма. — Добрый вечер, Малькольм. Может, сделаешь перерыв? — В этом нет необходимости. Я только что вернулся. — Он смотрит на меня так, словно впервые видит. — С тобой всё в порядке? — спрашивает он. — Что? — Я прослеживаю за его взглядом на свою одежду. Я выгляжу так, словно только что сражался с сосной. Иголки и ветки торчат из рубашки и джинсов. Я провожу пальцами по волосам, торчащим под странными углами из-за веток, которые я зацепил во время безумной пробежки к дому. Я выдёргиваю иглы и швыряю их на пол за стойкой. — Малькольм, сходи на перерыв. — О… хорошо, как скажешь, Майлз. — Он уходит на кухню, оставляя меня одного за стойкой. Когда дверь в домик открывается, я переставляю клавиатуру и мышь, складываю ручки и пытаюсь выглядеть естественно. Затем заставляю себя остановиться и смотрю, как невероятно огромная корзина, скрывающая человека, приближается к стойке. Поставив гигантскую штуковину на столешницу, Далила отступает на шаг и отворачивается так, что я вижу лишь её профиль. — Здравствуйте! Я проживаю в восьмом домике, и мне только что доставили эту корзину, но, кажется, она предназначалась не мне. — У неё мягкий с хрипотцой голос. Густые тёмные волосы, перекинутые через одно плечо, благодаря чему видна высокая шея. Под бледной кожей проглядывает бьющаяся жилка. Я хочу, чтобы Далила посмотрела на меня, повернулась и посмотрела мне в лицо, но, кажется, она твёрдо решила этого не делать. Она бросает взгляд в мою сторону, быстро хлопнув тёмными ресницами под изогнутыми бровями, но так и не смотрит на меня, а отворачивается и снова направляется к двери. «Не уходи!» Я кричу ей ментально, а затем глубоко вдыхаю, чтобы заговорить, но меня наполняет её аромат. От Далилы Уортингтон пахнет жимолостью и сахаром. Под этими запахами я ощущаю медный привкус крови и резкий запах пота. У меня удлиняются клыки, и я закрываю рот, не в силах контролировать себя. Поднеся руку ко рту, чтобы скрыть клыки, я говорю: — В чём проблема? Она оборачивается, но так и не смотрит на меня. — Там написано «Просим прощения за проблемы с домиком», но у меня их не было. И неправильно оставить это себе. — Она машет на корзину и вновь отступает к двери. Паника сдавливает мне горло. Я должен её остановить. — Вас зовут Далила? — Что? — Она поворачивается ко мне и хмурится. Когда наши взгляды пересекаются, у меня немного ускоряется сердце. Я начинаю трепетать, когда понимаю, что её сердце ускорилось, как и моё. И если её сердце колотится при виде меня, то, возможно, Далила тоже что-то чувствует? Потом я замечаю синяк у неё на щеке, и меня охватывает такая ярость, какой никогда прежде не испытывал. Я хочу подойти к ней, дотронуться до щеки и сказать, что никто никогда больше не причинит ей вреда. Хочу обнять её и защитить от всего мира. Я хочу убить человека, который её ударил. Она замечает мой взгляд и отворачивается. В этот момент я понимаю, что не ответил. Я затихаю, втягиваю клыки и концентрируюсь. — Прошу прощения. Вы сказали домик номер восемь. Вы — Далила? Она перестаёт хмуриться и поворачивается ко мне. Затем улыбается, и я чувствую, что все столетия скитаний по этой земле, вся душевная боль, одиночество и горе привели в этот момент и в это место. Всё во мне тянется к ней, будто я, наконец, вернулся домой. Затем тихий голос в голове замечает её улыбку, измеряет напряжённость взгляда, стук в груди… и задаёт вопросы. Знает ли она, кто я? Приехала ли с какой-то целью? Может, это действительно совпадение, или она охотница, как Ханна много лет назад? Нож осознания прорезает мысли, прочищая от чар Далилы и заставляя отступить. Могу ли я позволить себе доверять этой женщине? Глава 10 Далила Ох, Господи Иисусе и все святые, что с тобой, Далила? Первый день, как уехала от Эрла, даже синяки ещё болят, а порочно мыслишь о первом же встречном парне! Когда же ты усвоишь урок? Но остальная часть меня говорит, что во взгляде этого высокого и смуглого парня что-то есть, от чего у меня покалывает кожу. Он пожирает меня глазами. И я не могу даже пожаловаться. Мама бы так гордилась. Он удивляет, произнося моё имя и номер домика, и я расслабляюсь. Конечно, он знал имена всех посетителей. Нужно перестать предполагать худшее в людях. — Да, я — Далила. Его голос подобен бархату — глубокий и богатый. Он протягивает мне руку. — Приятно познакомиться, Далила. Меня зовут Майлз Куинн. — Моя ладонь скрывается в его большой руке, и в момент, когда мы касаемся друг друга, от ладони до пальцев ног проносится электрический разряд, от которого мурашки бегут по коже. Майлз не отпускает мою руку и продолжает говорить. — Прошу прощения за путаницу. Джастина оставила записку о проблеме в одном из домиков. Вероятно, я неправильно понял. — Он разжимает хватку, и мне кажется, что температура в комнате падает на градус. — Майлз. — Даже его имя успокаивает. — На самом деле, это не проблема. — Мы стоим, уставившись друг на друга, и тут я понимаю, что он смотрит на мою щеку и синяк. Я инстинктивно отворачиваюсь, потому что от стыда краснею. — Ну, мне, наверное, пора возвращаться… — Раз уж вы пришли, позвольте угостить вас бокалом чего-нибудь? — Он соблазнительно улыбается, и я поражаюсь очаровательности его улыбки. Я не могу вспомнить, когда в последний раз мужчина пытался ухаживать за мной. Я отступаю. — Вам не нравится, когда кому-то неудобно, да? Он мягко и обольстительно смеётся. — Нет, если могу помочь. Ох, Господи. Не могу поверить в это, но я невольно улыбаюсь. — Бокал чего-нибудь можно. — Прошу сюда. — Он вытягивает руку, указывая идти через комнату. Я прохожу за ним к небольшому бару, встроенному в стену рядом с камином. Основное пространство занято диванами, стоящими полукругом, а пять кожаных стульев разместились у стойки бара. Я сажусь на стул, а Майлз заходит за стойку. — Чего желаете? — Вина. Он пригибается за бар, а потом появляется с четырьмя бутылками — тремя разными красными и одной белой. Я показываю на бутылку Мерло. — Отличный выбор. — Он откупоривает бутылку, наливает два бокала и один протягивает мне. Я поднимаю фужер. — За что выпьем? — За новые начинания? — Выгнув бровь, он поднимает бокал. Мне нельзя доверять взрослые решения. Ясно же, я ужасно умею выбирать мужчин, но разве все должны платить за моё неумение? Каждая секунда, проведённая с Майлзом, кажется приятной, и я заслуживаю этого. Я хочу большего. Может, нужно перестать думать об отношениях и просто позволить себе немного повеселиться. Я пробуду здесь день или два, а потом уйду. Может, лучший способ забыть Эрла — наполнить голову хорошими воспоминаниями? Я чокаюсь с Майлзом, довольная тем, что сама так решила. — Отличный выбор. Глава 11 Майлз Такое ощущение, что меня разрывает. Каждый раз, когда наши взгляды пересекаются, сердца начинают биться быстрее, а затем замедляются. Я так влияю на неё, а она — на меня. Интересно, будь я человеком, собственное сердце тоже так бы реагировало? Скорее всего, безусловно, да. А потом она улыбается, и тело успокаивается, что заставляет меня насторожиться. Это уловка? Неужели она очередной охотник, посланный покончить со мной и моими людьми? Надо ясно мыслить, но как, когда я так восхищён каждым её движением? Я увлечён, очарован и полностью в её власти. Мне кажется, что прямо в ухо шепчет Коллум — самый близкий мне к понятию брата. Он так и не нашёл свою пару, и поэтому отвергает всю эту ерунду с истинными парами. «Ты был вынужден прикончить свою первую пару, и хуже не стало. Зачем подвергать себя всему этому? А если выберешь её, и она примет тебя, будешь ли спать вечно с одним открытым глазом?» И потом я так и вижу, как он криво ухмыляется над этим нездоровым юмором. Во всяком случае, мы, вампиры, хорошо осведомлены о положении вещей. Но прав ли он? Это перетягивание каната сведёт меня с ума. Далила замолчала и смотрит на меня, словно ожидая ответа. Я закрываю глаза и снова сосредотачиваю внимание на ней. Она рассказывала о своей матери и отчиме и о том, как приехала сюда, чтобы развеять их прах в озере. Но я, кажется, слишком долго позволял мыслям блуждать. — Прости, я задумался. Что ты говорила? Она качает головой. — Спросила, бывал ли ты когда-нибудь в Голливуде. Кажется, мы уже встречались раньше. — О, нет. У меня не было времени осмотреть эту часть штата. Тебе там нравится? — Конечно, я не могу рассказать о том, как жил там на рубеже двадцатого века. Это ещё до золотой эры 1930-х годов, когда было снято так много классических фильмов. Мне там очень понравилось. Несмотря на много солнечного света, там потрясающая ночная жизнь. А ещё там много папарацци, которые печатают фотографии в газетах сплетен, что со временем стало проблемой. Ведь моя внешность не изменилась за столетия. Далила пожимает плечами и делает глоток. — Понятно, а я там родилась и выросла. Там мой дом. По крайней мере, так было раньше. Не думаю, что вернусь туда, больше там ничего нет. От её признания во мне вспыхивает неожиданное ощущение возможности. Если бы она чувствовала крепкую связь с прежней жизнью, было бы намного сложнее… Но опять же… возможно, это приманка. Это какое-то издевательство! Неужели мне суждено повторить ужасное прошлое? Я снова проклинаю себя за то, что ослеплён им. Если природа предназначила нам, вампирам, истинные пары, очень полезно иметь гарантию, что они не потенциальные убийцы. Я смотрю на Далилу, ища признаки, и не нахожу. Боже, помоги, но я превратился в истинного поклонника заговоров. Не могу смотреть на что-то и не задумываться, что же на самом деле стоит за всем этим? Допив вино, она ставит бокал на стойку. — Думаю, мне пора возвращаться. Желание продлить встречу ревёт в голове. — Прости, из меня ужасный хозяин. Я теряюсь в воспоминаниях. — Когда на её лице появляется смущение, я добавляю: — Ты напоминаешь мне одного знакомого. — Правда? Я о том же думала. Надеюсь, воспоминания хорошие. — Она улыбается и встаёт. — Спасибо за вино. Перемена настроения застаёт меня врасплох. — Уже уходишь? — Нужно возвращаться. Хочу встать рано утром. — Уже очень поздно. Если позволишь, я провожу тебя до домика. — Я хочу её защитить, боясь, чтобы она даже палец ноги не поранила. Даже если она охотница. Даже если всё это жестокий обман. Глава 12 Далила Как я могу разорвать порочный круг тяжёлой судьбы, если буду продолжать наступать на те же грабли? Как бы это ни убивало, я знаю, что следует вернуться к себе в домик. Допив остатки вина, я встаю и закутываюсь в кофту. — Спасибо за вино. Майлз выпрямляется и с озабоченным видом ставит бокал на стол. — Уже уходишь? Он выглядит печальным, и я понимаю, насколько он одинок. Я хочу отказать в проведении с ним ещё времени, но слишком хорошо себя знаю. Разговоры приведут к прикосновениям, а потом… — Нужно возвращаться. Хочу встать рано утром. — Уже очень поздно. Если позволишь, я провожу тебя до домика. Я понимаю, что косячу, когда решаю оставить машину у главного дома и позволяю Майлзу проводить меня до своего. Майлз вежлив и обаятелен, кажется таким непохожим на всех мужчин, с которыми мне доводилось встречаться… на любого мужчину, который проявлял ко мне интерес. И Боже милостивый, что же я хочу сделать с его телом. Когда мы доходим до моего домика, я не знаю, как уйти, потому что хочу зайти в домик и налить нам ещё вина. Хочу провести эту ночь с Майлзом. Он протягивает мне руку, я беру её, и вновь по телу проходит разряд тока. Я приподнимаюсь и целую Майлза в щеку. Он подаётся вперёд, когда я отстраняюсь с колотящимся сердцем. Мне хочется выть от тоски. — Мы только что познакомились, но я не хочу, чтобы ты уходил. Он улыбается и кладёт ладонь на мою здоровую щеку, большой палец касается моего глаза. А потом Майлз тепло и нежно улыбается, и мне кажется, что я таю. — Я тоже не хочу, чтобы ты уходила. — Его голос стал хриплым и низким. Хотела бы я признаться в неосознанности того, что на меня нашло, но понимаю, что чувствую, и не могу пробудить в себе чувство беспокойства. Я говорю себе, что, возможно, на этот раз всё будет по-другому, потому что не останусь в городе, а Майлз прочно обосновался в этом месте. Я просто продолжаю действовать. Что плохого в том, чтобы позволить себе что-то хорошее? — Далила, ты очаровательна. Спасибо за чудесный вечер. — Майлз наклоняется и целует меня. Его губы холодные и мягкие, а поцелуй неуверенный. Я тянусь к Майлзу, хватаю его рубашку и прижимаюсь к нему, отдаваясь поцелую и давая понять, что какой бы магнетизм ни притягивал нас друг к другу, я хочу этого и даже больше. Он стонет, а затем обнимает меня и притягивает к себе, целуя настойчивее. Я обнимаю его за шею и прижимаюсь теснее. Он намного выше меня, и мне тяжело тянуться к нему. На вкус Майлз, как Мерло, и я так хочу его, что едва могу сопротивляться. Я не знаю, что случилось с Майлзом, но возникает ощущение, будто он начал всё с чистого листа. И я хочу его всего, чтобы он взял меня и стёр плохие воспоминания. Желаю, чтобы он поглотил меня, и этот ток между нами продолжил гудеть. — Боже, Майлз. Он поднимает меня на руки, будто я легче пушинки, и в груди колотится сердце. Я обнимаю ногами Майлза за талию и позволяю унести, не разрывая поцелуя и заставляя тело плавиться. Он поднимается по лестнице к двери и прижимает меня к шершавому дереву, сила его желания очевидна. Я опускаю руку и нажимаю на защёлку, открывая дверь, затем толкаю его внутрь, чтобы вернуться к поцелуям. Он не двигается с крыльца. Не отрывая губ от его, я говорю между поцелуями: — Что-то не так? — Нет. — Он отстраняется и улыбается. — Что может быть не так? — Он снова прижимается к моим губам, а затем опускается с поцелуями по шее. Я киваю в сторону хижины. — Почему бы не войти? Он рычит. — Ты меня не пригласила. — Майлз? — говорю я. — Да? — шепчет он — Не хочешь ли зайти? — Я думал, ты никогда не спросишь. — Он входит в домик, держа меня на руках. Все сомнения внезапно исчезают, и я полностью отдаюсь моменту. Плевать, что будет завтра, и плевать, если я совершаю ошибку. Мне плевать на всё, кроме того, чтобы подпитать желание, расцветающее во мне. Майлз поворачивается и захлопывает входную дверь. Глава 13 Майлз Во сне она выглядит как ангел, и впервые с тех пор, как она приехала, наши сердца бьются спокойно и уверено. Быть с ней, раствориться в ней — самое близкое к блаженству, которое мне доводилось испытывать за все свои пятьсот два года на этой земле. Дважды во время наших любовных ласк у меня появлялись клыки, и мне приходилось заставлять себя не брать её кровь. Желание укусить её и выпить вполне реально, и мне приходится сопротивляться. Она может быть моей истинной парой, но я никогда не смогу сделать это с кем-то без разрешения. Мне встречалось немало вампиров, которых обращали против их воли или без ведома, и не хочу быть к ним причастным. Нет, прежде чем привезти Далилу в клан, нам нужно поговорить. Возможно, и не один раз. Я должен открыться ей, объяснить, кто и что я. Должен объяснить, что бессмертие — это не только необузданная свобода, но и приговор. Мы могли бы жить вечно, но никогда не смогли бы обжиться на одном месте. Мы проведём жизнь, питаясь людьми, не убивая — хотя убийство неизбежно, особенно для новообращённого вампира. Нам придётся сражаться и защищаться от вездесущих охотников, совершенствуя навыки и убийство так, чтобы не попасться. Всё это нужно объяснить. И мысль о том, чтобы открыть правду о том, кто я, вызывает страх, с которым я не уверен, что готов встретиться. Что, если она боится меня? Что, если оттолкнёт? Что, если потребует не приближаться к ней? А если она притворяется и всё это — уловка, чтобы заманить меня на верную смерть? Я иду по её спальне, а затем замираю, осознание накрывает меня, как лёд. Я боюсь повернуться к Далиле спиной. Прислонившись к стене, я смотрю на контуры её тела под простынёй. И наслаждаюсь ощущением её сердцебиения, мягко бьющегося в моей груди… впервые это не мучительно, но чудесно и чисто. Я прислушиваюсь к её дыханию, а затем глубоко вдыхаю её запах — жимолости, сахара и пота. И проклинаю Ханну за то, что погубила меня. Но опять же, что, если она защищает меня? Что, если моя осторожность сейчас вполне обоснована? Если я не могу доверять ей, как могу провести вечность с Далилой? Боже, я действительно проклят, да? Проклят и обречён. Моя душа проклята от света, а существование обречено на одиночество. Скоро взойдёт солнце, я чувствую это всеми фибрами души. Я захожу в гостиную домика Далилы и беру листок бумаги из блокнота на столе. Я больше не могу так с собой поступать. И что важнее, я не могу так поступить с ней. Если она пришла покончить со мной, так тому и быть. Но я не могу её убить. Больше не буду этого делать. Будь проклято жалкое сердцебиение. Меня накрывает паника… этот страх преследовал меня двести лет, но у связи пар собственный разум. И вот он я, не знаю, что делать и не хочу снова ошибиться. Я оставляю записку на подушке рядом с Далилой, чувствуя себя крысой, ускользая вот так. Я натягиваю рубашку, открываю дверь и выскальзываю на рассвете. Глава 14 Далила Проклятье, серьёзно? Записка? Он оставил чёртову записку? «Далила, прости, что не могу остаться. Ты была великолепна. ~Майлз». Я прямо слышу, как мама надо мной смеётся. «Сердце хочет то, чего хочет, Дали. Ничего не поделаешь». Не знаю, чему я удивляюсь. Так всегда бывает, верно? Я встречаю мужчину, убеждаю себя, что он другой… что я другая. Потом сплю с ним, и он либо остаётся, либо уходит. Я такая же, как и мама… разрушить шаблон намного сложнее. Идиотка. Я тянусь к телефону, чтобы посмотреть время. Экран показывает, что сейчас семь тридцать утра, и я пропустила десятки звонков и десятки сообщений от Эрла. Нужно купить симку с новым номером. Чёрт, нужно вообще избавиться от телефона на некоторое время. — Фантастический план. — Я соскальзываю с кровати, иду в ванную и включаю душ, настолько горячий, насколько возможно. Сегодня найду место на озере, чтобы развеять прах мамы и Кливленда, потом соберу вещи и поеду дальше, добавив Майлза и больное сердце к тому, что оставлю. *** Я иду к главному домику, чтобы забрать машину. Майлза нигде не видно, и я не собираюсь его искать. Я словно иду по аллее позора. Подъехав к домику, я паркуюсь, затем достаю из багажника сумку с красками, холстом и мольбертом. Урна Кливленда лежит в рюкзаке, сумка перекинута через плечо. С маминым прахом в руках, я направляюсь на поиски тропинки для пеших прогулок. Я не позволю одной удивительной ночи с Майлзом испортить день. Теперь буду игнорировать боль в груди всякий раз, когда буду думать о том, как Майлз с нежностью, с которой я никогда прежде не сталкивалась и, вероятно, никогда не столкнусь вновь, касается моего лица. Я не стану вспоминать о его поцелуях и ласках. Не буду зацикливаться на факте того, что рядом с ним, кажется, будто всё будет хорошо. Или то, что близость с ним приносит чувство безопасности, дома и любви. Я не дам себя дурачить. Не хочу связываться с тем, что не суждено. — Я найду твоё место, мама. Подожди ещё немного. *** Только через час я нахожу точку на берегу озера, похожую на ту, что с фотографий мамы. Я не уверена на все сто, угол отличается на каждом снимке, но это место рядом, если не здесь. Пока я стою на берегу озера с открытыми урнами, на меня наваливается нереальность происходящего. Никогда не думала, что сделаю это. Я опускаюсь на колени у кромки воды и опрокидываю урну Кливленда, высыпая пепел в озеро, а затем так же поступаю с маминой. Их пепел плывёт на поверхности, дрейфует и растекается, смешиваясь вместе. Я смотрю какое-то время на это, а затем ставлю мольберт и начинаю рисовать. Я изображаю пейзаж таким, какой он в данный момент — солнце играет далеко в горах, сосны создают тень у берега, а тонкий след пепла течёт по воде, уплывая в вечность. Я двигаю кистью по холсту, будто мной управляет невидимая сила. Ещё никогда я не рисовала так легко и свободно. Не уверена, вдохновение ли это или из-за мамы, или потому, что я, наконец, освободилась. Лишь когда останавливаюсь, чтобы посмотреть на картину, понимаю, что плачу. *** После обеда я возвращаюсь в домик, и кажется, что за сегодня я прожила целый год. Я кладу бумажные полотенца на обеденный стол и ставлю на них холст, прислонив к стене. Глаза опухли от слёз, что, должно быть, добавляет красоты к синяку. Я несколько часов стояла на берегу, думая о маме, о времени и о том, как быстро движется жизнь. Сегодня во мне что-то изменилось, появился какой-то стержень. На этот раз, в голове не раздался мамин голос с язвительными оправданиями за то, что она сделала что-то не так. Нет, сегодня в голове есть только мой голос. И этот голос был сильным, не дающим мне идти по этому пути ни минутой дольше. Я падаю на постель. Немного посплю и поеду дальше. Глава 15 Майлз Весь день я ругал себя за то, что оставил чёртову записку. Стоило разбудить Далилу, поговорить с ней, объясниться, а не просто уйти. Какой я трус. Я знаю, что она чувствует нечто большее, чем просто притяжение между нами. Знаю, что я ей небезразличен, чувствую это за крохотный отрывок времени, что мы провели вместе. Не знаю, достаточно ли чувств, чтобы убедить её в том, что скажу. Я стою возле её домика и смотрю на дверь. Это просто смешно. Я чувствую, как она ходит внутри. Дважды постучав, я отступаю, готовясь к извинениям, которые задолжал Далиле. Дверь распахивается, Далила выходит и проходит мимо меня, таща за собой чемодан. — Привет, Майлз, не ожидала увидеть тебя снова, — она говорит холодно и отстранённо. У меня бешено колотится сердце. — Далила, я… Она кладёт чемодан на заднее сиденье машины и захлопывает дверцу, затем поднимает руку, останавливая меня. — Майлз, не надо, не хочу ничего слышать. Мы провели чудесную ночь. Мама и Кливленд в озере. Я сделала то, ради чего приехала, и теперь уезжаю. — Уезжаешь? — Я сглатываю, когда закрадывается сомнение. Не понимаю, как она может уехать? Неужели она не чувствует этой связи? Мы же пара. Я принадлежу ей. И точка. Даже если она — повторение моего прошлого, я не смогу отвернуться. Далила вновь проходит мимо меня, заходит в домик и возвращается с картиной, которую аккуратно укладывает в багажник. И ни разу не смотрит на меня. — Далила… прошу. — Что? Просишь выслушать тебя? Я нашла записку. Ты не можешь остаться, а я и не просила об этом. Я великолепная? Да иди ты. Может у меня на лбу написано, что я такая простая, что обо мне нужно заботиться или что я именно то, что тебе нужно, плевать. С тем же успехом небеса могли рухнуть прямо на меня. Я смотрю на Далилу, но её слова так и не проникают в разум. Что случилось? Что я наделал? В голове всплывает образ Ханны, и я вспоминаю нашу ссору, когда отказался рассказать ей больше о семье. В то время я не знал, что она спрашивала о ковене, и поэтому ссора для меня была бессмысленной. Сейчас же я понимаю, что эта уловка ясна как день. Так вот что происходит? Это манипуляция, чтобы заставить меня умолять её остаться? Но прошлой ночью… почему же она могла меня желать, если хотела уничтожить? — Не понимаю. Она стоит в дверях с покрасневшими от гнева или волнения — я не знаю точно — глазами. — Всё хорошо. Я всё прекрасно понимаю. Тебе лучше уйти. Она захлопывает дверь у меня перед носом. Я стою, моргая, и жду, когда она передумает, откроет дверь и скажет, что всё сказанное — ошибка. — Далила… — Майлз, пожалуйста, уходи. Я ухожу, но только чтобы выполнить её просьбу. В голове всё перемешалось. Не знаю, чувствовать ли мне унижение или облегчение. Пощадили меня или я потерял лучшее создание, которое за все века затронуло моё сердце? Я не знаю, что делать. Я как дурак считал, что выбор только за мной. Думаю, убедил себя, что если покажу, насколько правдивы мои чувства, она захочет меня, даже если я потону в собственном недоверии. Я оказываюсь у двери своего дома, захожу внутрь и встаю посреди гостиной. Затем оглядываю книжные полки и стены, пятивековые сувениры и безделушки. У меня не так много вещей, напоминающих о разных жизнях, но если бы кто-то осмотрел книги, статуэтки или картины на стенах, история открылась сама собой. Но без Далилы это всё мне кажется бессмысленным мусором. Теперь мне ничего не нужно. Что я творю? Идиот, каких свет не видывал. Луна, как маяк среди тумана, прорезает горизонт. Я хочу пойти и уничтожить этот спутник, а затем прожить остаток вечности во тьме. Глава 16 Далила Я чувствую, что Майлз стоит за дверью. Желание распахнуть её и броситься в его объятия настолько велико, что я возвращаюсь в спальню и закрываюсь там. Не помогает. Я хочу быть с ним, тело жаждет оказаться рядом. Если оттолкнуть Майлза — правильный шаг, если это мой путь, чтобы освободиться от дурацкого шаблона и найти свою настоящую жизнь, тогда почему так больно? Ещё никогда прежде я не чувствовала себя настолько уверенной и неправой, как сейчас. Я жду, когда Майлз уйдёт. И когда это происходит, гнев исчезает, и я чувствую, что хочу умереть. Я бросаюсь на кровать и кричу в подушку. Что со мной происходит? Я знаю, что должна так поступать, знаю, что нужно побыть одной. Но сердце болит из-за мужчины, которого едва знаю. Мне кажется, что Вселенная испытывает меня. «Далила, хочешь изменить свою жизнь?» Да… Тогда посмотрим, из чего я сделана. Я глубоко вздыхаю и думаю. Мы только познакомились. Я его не знаю. Всё нереально Но… Но каждая клеточка тела взывает к нему. Когда я с ним, мир становится нормальным. Может, я ошибаюсь, пытаясь что-то контролировать. Может, нужно просто отпустить его. Я закрываю глаза и шепчу желание. Если кто-то подслушивает, мне бы очень пригодился знак. Из-за стука в дверь, я подпрыгиваю, затем утираю слёзы и посылаю благодарность тем ангелам, которые меня слушали. Я спешу к входной двери и распахиваю её. — Я так рада, что ты вернулся… — Привет, сладенькая, ты ушла, не попрощавшись. — Дверной проём закрывает собой Эрл. Первый удар он наносит мне в живот, выбивая дух. Когда я сгибаюсь, вторым ударом он рвёт нежную кожу на моей щеке. Из раны течёт кровь, и я проскальзываю по полу. Эрл хватает мой телефон со столика возле двери и машет. — Следовало отключить GPS, раз собралась прятаться. — Эрл, прошу, — выдыхаю я. — Заткнись! — Он швыряет телефон через комнату, и тот разбивается о камин. Осколки разлетаются по полу. Эрл поворачивается ко мне с выражением чистой ярости в глазах. Я заползаю под кухонный стол, пытаясь встать между ним и стеной. — Вылезай, — рычит он. Я не могу пошевелиться Эрл стремительно пересекает комнату, хватает меня за лодыжку и тащит к кровати. Затем швыряет на матрас, как тряпичную куклу. — Думаешь, можешь запросто бросить меня? Он наклоняется и поднимает обёртку с прошлой ночи, которая, должно быть, упала. Затем смотрит на неё так, словно никогда не видел презерватива. — Что? У тебя здесь парень? Вот так? Я качаю головой и заставляю себя произнести: — Нет. — Заткнись, лживая сука. — Он бьёт меня наотмашь, и я чувствую, как рассекается губа, ощущаю вкус крови. Когда я снова смотрю на Эрла, он целится в меня из пистолета. — Если я не могу заполучить тебя, ни один мужчина не сможет, Далила. Ты моя. Понимаешь? Я закрываю лицо руками. Прежде я не видела Эрла таким. — Эрл, малыш, прошу, отпусти пистолет. Ты всё неправильно понял. — По-моему, я всё правильно понял, сладенькая. А сейчас ты получишь по заслугам. Твёрдый металл ударяет мне в висок, и перед глазами всё мутнеет. Я чувствую, как падаю с кровати. И ударяюсь щекой об пол. Из-за звона в ушах, все звуки приглушённые. Где, чёрт подери, та крутышка, которой я проснулась утром? Ведь сейчас она так нужна. Если ничего не сделаю, Эрл убьёт меня. Какой-то частью я чувствую, что, возможно, именно это и было задумано Вселенной. Так всё и должно быть. Принцесса из Царского Трейлерного Парка встречает свой конец. Мамы больше нет, кто тогда станет меня оплакивать? Эрл смотрит на меня, его удовлетворение от проделанной работы видно по пьяной ухмылке и прикрытым векам. Он поворачивает голову к двери. Именно этого мне и надо. Я хватаю кочергу и с трудом поднимаюсь. Никто не станет оплакивать эту принцессу. Я не сдамся без боя. — Ну, привет, малыш. — Слова выходят невнятно из-за разбитой губы, но внимание Эрла привлекают. Он оборачивается, и я резко замахиваюсь, тяжёлая металлическая кочерга пролетает в воздухе, как меч. Потрясение на лице Эрла придаёт мне сил. Он никогда не видел, как я сопротивляюсь. Тогда-то я и понимаю, что он просто кусок дерьма, который получает удовольствие от того, что бьёт женщин. Он поднимает руку, отбиваясь от кочерги, и шипит от боли. Отлично. Я снова замахиваюсь, когда входная дверь разлетается в щепки, размытое пятно сбивает Эрла в бок и швыряет в камин. Эрл, пошатываясь, поднимается на ноги. Я изумлённо смотрю на мужчину в дверях. Майлз. Но не тот, с которым я познакомилась. Этот мужчина дикий, и набрасывается на Эрла, как зверь. Гнев и сила волнами исходят от него. Он бьёт Эрла кулаком прямо в лицо, ломая ему нос, и мой бывший запрокидывает голову, будто она держится на шарнире. Эрл обходит Майлза, приседает и сжимает кулаки, принимая боевую стойку. Наблюдая за происходящим, я понимаю, что у Эрла нет ни малейшего шанса выбраться из этой передряги. Его отсюда вынесут на носилках. Майлз двигается так быстро, что я едва его замечаю. Из-за попыток уследить за такой скоростью у меня кружится голова. Майлз сбивает Эрла с ног, сильно ударяя в спину, а затем в колено. Эрл встаёт на колени. Майлз опускается на колени позади Эрла, обхватывает его голову и запрокидывает, обнажая шею. Время, кажется, замедляется. Я недоверчиво смотрю, как Майлз открывает рот, обнажая острые белые клыки. Он впивается ими в шею Эрла. Что-то лопается. Глубоко в разуме медсестра Далила узнаёт звук прокалываемой артерии. Эрл дёргается, беззвучно открывает и закрывает рот. Затем его тело обмякает, а глаза расширяются от страха. Я наблюдаю, как Майлз высасывает жизнь из человека, который хотел меня убить. Эрл бледнеет, почти сереет, и я за всем этим смотрю. Я молчу, пытаясь дать разуму осознать то, что так ясно видят глаза. Затем Майлз отпускает голову Эрла на пол, и та приземляется с глухим стуком, который возвращает меня в реальность. Вот тогда я кричу. Глава 17 Майлз Далила в шоке. Подбитые глаза широко открыты, она шевелит губами, словно хочет что-то сказать, но не произносит ни слова. Я иду к ней, надеясь успокоить, желая только одного — избавить её от боли. Но она отступает, протискиваясь между камином и диваном, продолжая сжимать в руке кочергу. — Ты… ты… ты… Я сажусь на кресло в другом конце комнаты, лицом к Далиле, и поднимаю руки так, чтобы она могла их видеть. — Всё хорошо Далила. Я не причиню тебе вреда. Она поднимает кочергу, словно собираясь замахнуться, но не может ударить меня. Разум не функционирует. Она потрясена. Для неё перебор. Она не готова видеть это. Далила понятия не имела. А значит, она не охотница. Факт этого захлёстывает меня, и я не могу не улыбнуться. Она тяжело дышит, и я понимаю, что улыбаюсь, демонстрируя клыки. Я закрываю рот и прячу их. Ей нужно пространство. Я отступаю и стягиваю простыню с кровати, чтобы прикрыть кучу дерьма на полу… ради Далилы, а не из уважения к умершему. Мужчина, бьющий женщину, заслуживает самой страшной смерти. Мы долго сидим вместе. Я чувствую, как она успокаивается, и изо всех сил желаю узнать, о чём думает. Через некоторое время Далила выпускает кочергу из рук и опускается на диван. Наконец, она дотрагивается до распухшей губы и разодранной щеки. — Давай, принесу воды… — Кто ты? — она говорит тихо и хрипло, но в голосе присутствует сталь, сила и мощь, бурлящая внутри. Больше нет причин прятаться. Я стою лицом к ней, обнажаю клыки и позволяю увидеть меня настоящего, произнося: — Я вампир. Она таращится на меня, потом прикрывает рот и начинает дрожать. Затем хихикает, а через мгновение смеётся до слёз. Она потеряла рассудок. Я жду, пока всё закончится. — Вампир? — спрашивает она. Я киваю. — Серьёзно? Я читала книги… вампиры не существуют, Майлз. — Существуем, и ходим по земле столько же, сколько и люди. Может даже дольше, не знаю. Она удивляется. — Ты не человек? — Когда-то был. Наверное, лучше сказать, что мы здесь столько же, сколько и смертные. Она засыпает меня вопросами, и чем больше спрашивает, тем счастливее я становлюсь. Она не знала. Возможно, я всё-таки не обречён. — Майлз, какого чёрта ты улыбаешься? — Ты не знала. — Чего? — Что я вампир. Ты приехала не для того, чтобы убить меня. Ты не охотник. — Охотник? Какого чёрта? Ты шутишь? Нет, не отвечай на этот вопрос! Не надо! — Она закрывает лицо руками и откидывается на спинку, задыхаясь от боли. Затем идёт в ванную и смачивает полотенце, чтобы утереть кровь с лица. Воздух наполняется запахом её крови, и я хватаюсь за спинку кресла, чтобы сохранить самообладание. Когда Далила возвращается, встаёт у камина и смотрит на тело под белой простыней. — Он был куском дерьма, но тебе не обязательно было убивать. Теперь я удивлён. — Ох, обязательно. Он бы никогда не остановился, пока один из вас не умер. Она прижимает полотенце к виску, и оно блестит от её крови. Я еле сдерживаюсь, притяжение её запаха пробуждает что-то глубоко внутри. — И почему моя жизнь так важна для тебя, Майлз? Мы едва знакомы. Я встаю, но она жестом велит мне оставаться на месте. Я снова сажусь. — Думаю, ты понимаешь часть ответа. Я знаю, ты это чувствуешь. — Что? Чувствую что? — Она стучит кулаком в грудь. — Ужасно. Что со мной происходит, Майлз. — Ты моя. А я твой. Мы созданы друг для друга — нам суждено быть вместе. Глава 18 Далила «Ты моя». Я слушаю объяснения Майлз о том, что значит «мы пара»… как животные. Что магия позволяет жить такому существу, как он, и она второй раз в его необычной жизни подарила необъяснимую и редкую связь. «Я твой». Он рассказывает мне о женщине по имени Ханна, о том, как после её предательства все эти годы он жил один. Как его сердце начало биться, когда я приехала, и продолжает биться, являясь постоянным напоминанием о нашей связи. «Мы — пара». Когда я кладу руку ему на сердце, чувствую, как оно бьётся точно в такт с моим. Знаю, что такое невозможно, но это правда. Хуже всего то, что все его слова кажутся правильными. Разумом я не хочу принимать это, но сердцем всецело за. «Суждено быть вместе». Я тоже что-то чувствую. Это бесспорно, но сейчас в голове звучат слова, заглушающие всё остальное: Чёрта с два! Я не могу. Ни за что не выйду замуж, не говоря уже о замужестве с вампиром, которому больше пятисот лет и который утверждает, что является моей парой. Не важно, что он замечательный и сильный и что спас мне жизнь. Я не могу быть с кем-то связана. Что это вообще значит? Я смотрю на кучу под простынёй, которая раньше была Эрлом, и чувствую, что схожу с ума. Разве я не могу просто жить своей жизнью? Переехать в другой город, найти работу в больнице, рисовать и жить долго и счастливо… с человеком? Мне нужно уходить. Я встаю и осматриваюсь, неуверенная, что же делать. У меня на полу лежит труп. Здесь повсюду кровь. Должно быть, я ужасно выгляжу. Майлз тоже встаёт. — Далила, не уходи. — Похоже, он смирился, будто знает, что ничего не выйдет. Его взгляд говорит о том, что он сказал бы это в любом случае. Эта мысль согревает часть моего сердца. Я видела, как он убил человека. Ради меня. И теперь он борется за меня. — Прости, Майлз. Я не знаю, справлюсь ли. Нужно многое обдумать. Мне… нужно время. Он кивает. — Времени у нас в избытке. — Майлз делает шаг ко мне. — До восхода несколько часов. Я, пожалуй, пойду и разберусь с ним. — Он машет на тело Эрла. — Что ты собрался делать? Он трясёт головой. — Скоро вернусь. Далила, дай нам день. Прошу, не надо уезжать. Я вернусь, и мы ещё поговорим, хорошо? — Я киваю. — Пока меня нет, сделаешь кое-что для меня? — Он пристально смотрит, и я так много вижу в его глазах. В груди разливается тепло. Я едва заметно киваю ему, не желая ни с чем соглашаться. — Обещай, что позволишь себе почувствовать то, что между нами. Прежде чем что-то решишь, пойми, что всё сказанное мною — правда. Дело не только в моём сердце, но и в твоём… В наших сердцах. Я не знаю, что сказать. Разуму нужно обработать столько всего. — Пойду приму душ. — Я обхожу Эрла и иду через спальню в ванную, где включаю воду. Эрл мёртв. Майлз его убил у меня на глазах. А если Эрл сказал кому-то, куда едет? Стоит ли вызвать полицию? Майлз, может, и специалист по мертвецам, но для меня это — первое убийство. В голове всплывает сотня вопросов. Мне нужно спросить Майлза, как действовать дальше. Когда я возвращаюсь в гостиную, белая простыня и тело Эрла исчезают, вместе с Майлзом. *** Душ приносит ясность и уверенность того, что нужно делать. Я тру ноющее тело, стараясь как можно лучше промыть порезы на лице. На кухне я нахожу аптечку, умудряюсь наложить марлевую повязку на щеку и заклеить пластырем-бабочкой рану на виске. А вот с губой сделать ничего не могу. Сев в машину, я просто завожу мотор и еду. Я не оглядываюсь. Просто не могу. Иначе, просто никуда не уеду. Слёзы туманят зрение, пока я уезжаю из «Совиного Домика», и я их не сдерживаю. Глава 19 Майлз Теперь всё не в моей власти, и меня это бесит. Далила в курсе происходящего, и я понятия не имею, что она решит. Я несу тело Эрла глубоко в горы, где скалистые пещеры извиваются далеко под землёй. Там выкапываю для него глубокую могилу, а затем засыпаю это место валунами. Он этого не заслуживает. Стоило оставить его снаружи, чтобы погода и дикая природа разобрались с ним, но он что-то значил для Далилы, и ради неё я его похоронил. Когда с этим покончено, я выхожу из пещеры и сразу чувствую, что что-то изменилось. Сердце ещё бьётся, но по-другому — слабо. «Нет!» Я мчусь сквозь деревья, через горы, сокращая мили, пока не оказываюсь у домика номер восемь, который пуст. Я падаю на колени от боли, сдавливающей грудь. Бьющееся сердце замедляет темп, но не замирает. — Далила, — шепчу я. Я должен отпустить её. Как бы тяжело ни было, никогда не заставлю её жить так, как она не хочет. Во мне просыпается желание погнаться за ней, выследить и привести к себе, чтобы сердцебиение снова стало сильным, но если это против её воли… Теперь она в безопасности. Стоит сосредоточиться на этом. Остальное неважно. Но тело всё же зовёт её. Она ушла. Глава 20 Далила Я едва могу видеть сквозь слёзы. — Ох, да ради Бога, Далила! — кричу я на себя и прижимаюсь к обочине, чтобы дать волю слезам. Такое ощущение, словно я вырвала часть сердца и оставила с Майлзом. Больно. Я сжимаю грудь, будто могу закрыть дыру, которая образовалась там после отъезда. Какая глупость. Я даже не знаю этого мужчину, но не могу заставить себя уехать? Если вернусь, что это будет означать? Что говорит обо мне, то, если я не могу сопротивляться? «Он — мой». Я воспротивилась его словам, что принадлежу ему, но он добавил, что он принадлежит мне. Он ведь не имел это в виду? Или имел? «Я принадлежу ему». Хочу ли я провести остаток жизни с кем-то, кто и не человек вовсе? «Мы станем парой». Не могу понять, что всё это значит на самом деле, но понимаю свои чувства, и Майлз прав… когда я сосредотачиваюсь на них, игнорируя логику, сомнений нет. «Суждено быть вместе». Господи, не могу поверить, что делаю это. Небо светлеет перед рассветом. Скоро взойдёт солнце. Я разворачиваю машину, руки действуют, будто сами по себе. Тело хочет быть рядом с Майлзом так же сильно, как сердце, даже если мозг понимает, что я совершаю ошибку. Я всё исправлю, потому что хочу. Таков мой выбор. Вернувшись к «Совиному Домику», я понимаю, что поступаю правильно. Глава 21 Майлз Когда сердце начинает биться сильнее, я не могу поверить в то, что чувствую. А когда пульс учащается, я боюсь даже пожелать этого. Но когда слышу, как приближается машина, подхожу к окну и смотрю, как Далила сворачивает на стоянку и останавливается перед домом, затем выходит, но я уже оказываюсь рядом. Она бросается мне в объятия, а я закрываю глаза, посылая Вселенной благодарственную молитву. — Ты вернулась. — Ох, Майлз, я так испугалась. Я чувствовала, что должна была уехать, но не могла оставить тебя. Не могу выносить чувства, переживаемые вдали от тебя. — Ты вернулась. — Я обнимаю её лицо ладонями, смотрю в глаза и нежно целую. — Вернулась. Она улыбается. — Ты повторяешься. — А ты никуда не уходишь. — Мы снова целуемся и на этот раз дольше, тела реагируют на прикосновения, пока небо окрашивается в предрассветные краски. — Мне нужно войти внутрь. Далила оглядывается через плечо на светлеющее небо, отражающееся на поверхности озера. — О! Боже, Майлз. Это безопасно? Можно мне пойти с тобой? — У меня ещё несколько минут, прежде чем всё будет очень опасно. — Я беру её за руку. — Но мне бы очень хотелось, чтобы ты присоединилась ко мне. — Я иду по тропинке, которая ведёт к моему дому. Она делает шаг, но затем отступает. — А… Что я увижу внутри? Ты спишь в гробу? Запрокинув голову, я смеюсь. — Нет. Никаких гробов. Простой дом с обычной мебелью и стопроцентно светонепроницаемыми шторами. Я сплю в кровати, во внутренней комнате — без окон. — На что это будет похоже? — спрашивает она. Не думаю, что на этот раз она спрашивает о доме. — На что похоже? — Когда ты меня обратишь. Больно будет? — Обращу? Далила, нет, я… Нет необходимости кидаться в омут с головой. Пока довольно того, что ты вернулась. Мне всё равно, останешься ли ты человеком. Я просто желаю тебя рядом. Если захочешь, я останусь рядом с тобой до конца твоих дней. Она отнимает мою руку от своей щеки. — Я не трачу время на лишние размышления. К лучшему это или к худшему, но я принимаю решение и иду по намеченному пути. Я решила, Майлз. Хочу, чтобы ты взял меня с собой, сделал своей. Дай столько дней, сколько у тебя есть, дай провести вечность с тобой. — Ты не знаешь, о чём просишь. Нужно всё хорошенько обдумать. Обратного пути уже не будет. — Я прошу тебя, потому что хочу. *** Далила первая женщина, которую я привёл в дом. Мы лежим в моей кровати, запутанные в простыни. В комнате пахнет жимолостью и сахаром. Далила проводит пальцами по моей груди и смотрит в глаза снизу вверх. — Я готова. — Далила, ты уверена? Я пытался объяснить ей всю чудовищность вампиризма, но она, кажется, абсолютно согласна со своим выбором. Она садится, позволяя простыне упасть с израненного тела. — Я абсолютно, на сто процентов уверена. Во всяком случае, я жажду её обратить, чтобы исцелить, стереть следы, которые он оставил на прекрасном теле. Я сажусь и приподнимаю её подбородок, чтобы заглянуть в глаза. — Доверяешь мне? — Да, Майлз, да. Я не могу заставить себя впиться в её шею. Сердце Далилы колотится, когда я наклоняюсь и вонзаю клыки в подключичную артерию прямо над грудью. Далила ахает и впивается мне в голову, прижимая к себе. Её кровь наполняет мой рот, и я в экстазе. В мире нет ничего, кроме Далилы. Я поглощаю её, пью и делаю своей, а наши сердца бьются всё медленнее и медленнее. Когда она оказывается на краю, я отстраняюсь и разрываю себе запястье, предлагая свою кровь. Я уже объяснял процесс, но сейчас инстинкт берёт своё. Она пьёт из меня, впитывая древнюю кровь, и с каждым глотком синяки на её теле тускнеют. Кожа светлеет, а шрамы срастаются, заживая так, словно их никогда и не было. Далила перестаёт пить и садится, её глаза блестят от желания. — Я понятия не имела. — Она вздыхает и снова пьёт из моего запястья. Дыхание учащается, когда она испытывает обострённые чувства, которые приходят с вампиризмом. Она глубоко вздыхает и улыбается, её рот в крови. — О, Майлз. Ты потрясающе пахнешь. Я снова наклоняюсь к её груди и прижимаюсь губами к мягкой коже. Далила пьёт из меня, и я пью из неё, когда её сердце, наконец, останавливается, и мы замираем. Навеки застываем. Эпилог Год спустя. Далила Казино сегодня забито, потому что мы с Майлзом празднуем первый год наших отношений. Столько всего произошло за последние двенадцать месяцев, и я с трудом могу поверить, что это моя жизнь. Майлз — мечта. Он оставался рядом, когда я сходила с ума от голода и была уверена, что никогда не смогу насытиться. Он справлялся со всем, когда я теряла контроль, и не осуждал меня, когда мне приходилось отнимать жизнь. Я думала, что притяжение к нему было сильным, когда я была человеком, но это ничто по сравнению с нашей связью сейчас. Я чувствую его вкус в воздухе. Когда мы не рядом, я чувствую его движение так же, как чувствую солнце в космосе. Однажды ночью, когда мы гуляли на берегу озера под полной луной, Майлз сделал мне предложение. Он взял меня за руку и стал очень серьёзным. — Далила Сесилия Элизабет Рей Уортингтон, я прожил больше жизней, чем считал возможным, и ни разу не женился. Окажешь ли ты мне такую честь? Станешь ли моей навсегда? Я заплакала. После превращения в вампира и ведущих за этим изменений, я обрадовалась тому, что могу плакать. — Майлз Винсент Куинн, это честь для меня. Интересно, что бы мама подумала обо мне и Майлзе. Понравился бы ей Майлз, и поняла бы она хоть что-нибудь из произошедшего? — С годовщиной, любовь моя. — Майлз протягивает мне тёмно-красную розу. Я поношу её к носу и втягиваю свежий аромат. — Год был хорошим? — спрашиваю я. Он ослабляет галстук, пока мы идём через казино. — Самый лучший, а мне есть с чем сравнивать. — Тогда, тебе лучше знать. — Поверь мне. *** Луна только что взошла, посеребрив рябь на поверхности озера. Перед нами появляется мужчина с коротко стриженными светлыми волосами. На нём мотоциклетная кожаная куртка, шлем он прижимает рукой к бедру. — Простите, вы — Майлз? — спрашивает он с английским акцентом. Я вдыхаю его аромат… Для меня он кажется странным, и я не могу понять почему. Майлз встаёт передо мной. — Кто ты? — Меня зовут Гарри. Коллум сказал, что вы принимаете… гостей. Я вновь втягиваю его запах. — Погоди. Ты — вампир! — Я просто не могу сдержаться и выпаливаю это. С самого обращения Майлз хотел познакомить меня с соседними кланами из Лас-Вегаса и Рино. Он беспокоится, что охотники придут за нами прежде, чем я наберусь опыта. Гарри — первый вампир, которого я встретила после Майлза, поэтому не могу скрыть любопытства. Майлз широко улыбается. — Так Коллум сказал? И послал сюда? — Ну, приехать в Америку придумал я, а в остальном, да. Он сказал передать, что семья сама по себе не появится. — Он нервно усмехнулся. — Надеюсь, я не перешагиваю черту, но он велел мне сказать именно это. Майлз улыбнулся. — Вот он Коллум. Что же, Гарри, ищешь, где остановиться? — Если знаешь место, то да. Майлз обнимает меня за плечи — Езжай по этой дороге вокруг озера, перейди границу Калифорнии и езжай по указателям на «Совиный Домик». Там Малькольм тебе поможет. — Великолепно. Спасибо. Гарри улыбается и идёт обратно к своему мотоциклу, припаркованному у обочины. Мы смотрим, как Гарри уезжает, и направляемся к дому. Он в нескольких милях отсюда, но ночь только начинается, и у нас полно времени. Конец книги Данная электронная книга предназначена только для личного пользования. Любое копирование, выкладка на других ресурсах или передача книги третьим лицам — запрещены. Пожалуйста, после прочтения удалите книгу с вашего носителя.