В 1953 году в стране отменили раздельное обучение и объединили мужские и женские школы. Исключение сделали только для выпускных классов, то есть нас это объединение не коснулось, на учебе не отразилось. Мы с любопытством рассматривали этих чужих мальчишек, из-за которых в школе стало как-то слишком шумно, грязно и неуютно.

Училась я плохо, хотя отметки были хорошие, меня тянули на медаль. Причем, как стыдливый Альхен у Ильфа и Петрова, я понимала, что надо серьезно заниматься, ведь решается моя дальнейшая судьба, но все равно ленилась и из-за этого переживала. Моя бабушка все понимала, поэтому было еще тяжелее. Но у меня в это время были прямо-таки книжные запои, я читала даже по ночам. В основном это была отечественная и зарубежная классика. В результате я подсадила зрение, стала близорукой, пришлось носить очки.

В момент сдачи выпускных экзаменов я, не отрываясь, читала «Сагу о Форсайтах». Шла на экзамен, на ходу читая книгу, и возвращалась, продолжая читать. А у окна стояла бабушка и ужасно волновалась за результат. Но все прошло для меня благополучно, а вот что делать дальше – я не знала.

Раннее начало взрослой жизни.

Как и теперь, в те далекие годы было принято торжественно отмечать окончание школы. Были и напутственные праздничные речи, выступления, цветы, поздравления. Правда, это проходило далеко не так пышно, как это принято теперь, без Алых парусов, роскошного феерверка, концерта на Дворцовой поп-звезд и сногсшибательных бальных туалетов, но все девочки были в нарядных белых платьях (миди) и с белыми бантами, в руках – букеты весенних цветов, воздушные шарики. Были и радость, и слезы.

В 1954 год в конце июня в Ленинграде стояла прекрасная погода, белые ночи, запах сирени, музыка на улицах, золотые дорожки на Неве… Для нас был арендован маленький пароходик, и мы на нем по Неве выплывали в залив. Теплый ветер, отблески зари на воде, ласковый плеск волн – короче, весь романтический набор присутствовал.

Лично я, наряженная в белое штапельное платье, испытывала наряду с растерянностью, высокий эмоциональный подъем. Меня переполняли какие-то необычайные внутренние силы, казалось, дайте мне рычаг, и я смогу перевернуть весь мир, сделать его прекрасным, справедливым и счастливым. Но вот что делать дальше самой и где этот рычаг? А пока мы ходили с подружками по городу (как он красив в теплые летние вечера!), со смехом принимали нелепые ухаживания мальчишек, я же все время читала стихи, как свои, так и классиков. Одним словом, лето 1954 года было для меня вероятно самым поэтическим. Конечно, стихи мои были никудышные, большинство из них я даже не записывала – рифмы так и лились сами собой, но некоторые из них я все еще помню. И вот одно, которое, как мне кажется, отражало мое юное восприятие мира:

Не хочу печалиться, не хочу грустить,

Буду улыбаться, а не слезы лить,

Весело смеяться, горячо любить,

Ведь такая радость в мире этом жить!

В мире том, где солнце по утрам встает,

Где волна морская нас в мечту зовет,

Где прозрачно небо, где светла вода,

Где не скроют солнца тучи никогда!

Ах, какое счастье мне дано судьбой

Жить под этим небом, под ночной звездой,

Видеть, наслаждаться, чувствовать, любить,

Вечно в сердце радость бытия носить!

Если учесть, что никаких конкретных лирических причин на то время у меня не было, то можно понять, насколько я была далека от реального восприятия жизненных забот. Для меня все вокруг было пропитано романтикой.

Но кругом говорили, что пора определяться. Конечно, поступать в Университет на биофак, куда меня упорно толкали, я категорически отказалась по двум причинам – во-первых я понимала, что бабушка рассчитывает на блат (дедушка все-таки был выдающимся биологом), а во-вторых, и наверное, это главное, в школе относительно меня сложилось твердое мнение, что «она -то уж в институт непременно поступит». Я конечно понимала, что школьных знаний моих маловато, но раз так считают, то, возможно, так и есть, и я могу выбрать для себя любую специальность. У меня был толстый сборник для поступающих в ВУЗы, но я все равно не могла ни на чем остановиться.

Рассуждая абстрактно, вероятно интересно стать астрономом, смотреть через телескоп в звездное небо, наблюдать за созвездиями, изучать зарождение и гибель иных миров, искать во Вселенной собратьев по разуму… Но кто-то из знающих взрослых сказал, что астрономы очень редко смотрят в телескоп, а в основном занимаются математическими расчетами орбит различных небесных тел и другими скучными проблемами. Это мне явно не подходило.

Еще конечно интересно покорять океаны, изучать закономерности, происходящие в них, открывать новые острова, да и вообще, танцевать и купаться в морской пене с гирляндами цветов на шее где-нибудь в тропических морях (я в те времена зачитывалась рассказами Джека Лондона, а из художников мне очень нравился Гоген). Но как выяснилось, на океанолога брали только мальчиков.

Остался только Горный, где был факультет гидрогеологии, а ведь гидро – это вода. Значит мне надо туда, именно там были океаны и моря. Но на этот факультет был высокий конкурс 28 баллов из 30. Я столько и получила, поэтому спокойно подошла к списку поступивших. Но меня в нем не оказалось. Я – в деканат, там мне объяснили, что с таким баллом оказалось слишком много абитуриентов, и меня решили перевести на очень интересный нефтяной факультет, где был недобор. Это без моего-то согласия решили меня перевести на какой-то нефтяной факультет!.. (между прочим, как потом выяснилось, именно в это время на нефтяной факультет поступил мой будущий муж – золотой медалист). Я забрала свои документы и поехала домой страдать.

Бабушке я категорически запретила звонить куда-либо и договариваться через знакомых профессоров. Пусть им будет хуже, потеряли такую выдающуюся личность. С ногами я сидела в кресле, слушала пластинки и упивалась своим горем. Все мои подружки то поступили, а я… Мне представлялся уходящий поезд, я стою одна на перроне и их, моих друзей – ровесников мне уже никак не догнать.

Поездка на Кавказ.

Тем не менее, несмотря на страдания, я решила вместе с моей Валей осуществить важную мечту нашей жизни – посетить те места, «…где, сливаяся, шумят струи Арагви и Куры…», то есть, пройтись пешком по Военно-Грузинской дороге. Не помню, как на это реагировала бабушка, но мы -таки поехали на Кавказ. Вероятно бабушка решила таким образом облегчить мне мои тяжелые душевные страдания.