Шрифт:
Великий князь застыл с открытым ртом, в котором застряли все слова, которые он хотел сказать своему ровеснику-племяннику. С такой стороны он никогда не оценивал Аликс и её поступки. Впрочем, князь мог поклясться, что так никогда не смотрел на нее и её муж, во всяком случае, до болезни…
— Никки, умоляю, — наконец выдавил из себя князь, — что тут произошло пока меня не было?
Император отвернулся от князя и подошёл к окну, набивая трубку и наблюдая за печальным осенним пейзажем.
— Я почти умер… да, нет, не почти, а совсем, — глухо произнёс он, когда пауза стала уже совсем неприличной, — но мне каким-то чудом удалось уговорить ИХ вернуть меня обратно…
В кабинете повисла такая тишина, что стало слышно, как под абажуром лампы возится какая-то запоздалая муха.
— Никки, ты про кого сейчас? — почти шёпотом просипел князь.
— Они недовольны мной… Мне очень много придётся исправить, — будто не слыша его, продолжал император.
— А я, а мной? — автоматически вырвалось у Сандро, после чего он прикусил губу, не переставая смотреть на императора расширенными от ужаса и удивления глазами.
— А тобой… — самодержец раскурил трубку и наконец повернулся к Александру Михайловичу, опять упёршись в него своим стальным взглядом, в котором, как показалось князю, проскочила ироничная искорка, — а тобой, Сандро, они довольны… Особенно твоим демаршем после Ходынской трагедии… Они сказали, что именно так и должны себя вести ответственные товарищи…
Сказав последнее слово, император закашлялся и, прищурившись от дыма, щедро валившего из трубки, посмотрел на Сандро впервые с ироничной, но совсем не страшной, усмешкой.
— Кто они? — князь больше обозначил губами, чем проговорил вопрос, застрявший у него в горле, — что они знают обо мне? Что они тебе рассказали?
— Они просто дали мне прочитать твою «Книгу воспоминаний», — император уже смотрел на князя испытующе, как на подопытного кролика, — мне понравилось… — и, закрыв глаза, он процитировал на память:
«Ни один правитель, будь он императором, президентом, левым министром или же диктатором, не может себе позволить роскоши пренебречь своими ближайшими сподвижниками в распределении ответственных государственных постов. Невозможно вообразить себе Сталина, который отдавал бы предпочтение посторонним людям неопределённых политических взглядов, и отстранял от власти старых вождей своей партии. Взирая на толпу двуличных дворян, изнеженных придворных и плохих бюрократов, Царь должен был понять, что он мог рассчитывать только лишь на преданность своих ближайших родственников для выполнения его предначертаний и передачи приказаний своим верноподданным, которые, потеряв веру в министров, ещё сохраняли веру в крепость императорского трона. Конечно, нельзя было требовать, чтобы Государь образовал бы совет министров из Великих Князей; я далёк от этой мысли. Мы просто хотели, чтобы нам позволили занимать должности в различных казённых учреждениях и преимущественно в провинции, где мы могли бы быть полезны тем, что служили бы связующим звеном между Царем и русским народом.»
— Но я не писал этого… — растерянно прошелестел великий князь…
— Но ведь думал! — засмеялся император и ткнул Сандро мундштуком трубки..
— И кто такой Сталин?
Император хмыкнул и вернулся к окну…
— Может быть, тот, на которого ты хочешь, чтобы я был похож?
— Никки, у меня голова идёт кругом, я не понимаю, что ты говоришь, что происходит… но в любом случае, всегда можешь рассчитывать на меня. И как твой настоящий друг…
Князю показалось, что император вздрогнул, как будто его ударило током.
— Друг — это хорошо, — глухим голосом, растягивая слова, произнёс он, глядя в глаза князю, — Друг — это очень хорошо… Плохо, что друг может оказаться ненастоящим… А, вот среди врагов фальшивок не бывает…
Наступила долгая, тягучая пауза, в течение которой великий князь пытался собрать в кучку разбитые вдребезги стереотипы и заранее заготовленные слова, а император, прищурившись сквозь облако табачного дыма, оценивающе разглядывал великого князя и как-будто размышлял, сказать ему что-нибудь ещё или удовлетвориться уже произведённым эффектом. Театральная пауза завершилась погаснувшей трубкой, с сожалением посмотрев на которую, император в очередной раз смешал в кучу мысли и эмоции собеседника:
— Кстати, насчёт врагов… Сандро, ты провёл в Японии три года, но я не нашёл в твоих докладах ничего про революцию Мэйдзи Исин, а это ведь главное, что произошло там за последние 20 лет. Разве тебе самому не интересен этот комплекс политических, военных и социально-экономических реформ, превративших отсталую аграрную страну в одно из ведущих государств мира?
Сандро раскрывал рот, как рыба, а звука не было. Если бы царь заговорил по-японски, он удивился бы меньше. При дворе, на флоте и в армии про Японию и японцев было принято говорить исключительно в уничижительном тоне, как о цивилизационном недоразумении, которое силится, но конечно же, никогда не будет ровней Великим державам. И тут такие слова: «ведущее государство мира»… А император продолжал, будто не замечая смятения великого князя:
— Тебе придётся написать ещё один доклад, весьма обстоятельный, где перечислить всех чиновников при императоре Муцухито, которые влияют или могут влиять на принятие государственных решений. Их подробные характеристики, их сильные стороны и слабости. Принадлежность к придворным партиям и группировкам. Кто с кем дружит и кто кого ненавидит. И это надо сделать срочно… Ещё вчера…
Теперь по твоей специальности — как работает система подготовки морских офицеров? Как готовят команды боевых кораблей? Что входит в программу обучения? Кто отвечает за строительство флота? Какие отношения у него с императором и генеральным штабом? Отношения с армией? Если есть конфликты, то у кого и с кем?