Шрифт:
Агафья! Это ж надо было сказануть!
На кухне Оля первым делом в задумчивости изучила холодильник. Там не только, как говорится, мышь повесилась, впору было и самим вешаться.
«Что ж вы так, Агафья Константиновна, — подумала Оля. — К гостям оказались не готовы?»
Дома Оля чаще всего не готовила, но не потому что не умела. Просто все свое время проводила на работе. Ошибочно думать, что ночные клубы работают только ночью. Там и днем хватает дел, а уж особенно, когда в клубе полным ходом идет ремонт, а новый босс и носа не кажет.
Работать иначе Оля не умела. Клуб она любила всей душой, а еще ответственность не позволяла начхать на то, как будут выполнены работы, а потому вместе с прорабами ездила выбирать отделочные материалы, изучала эскизы и дизайн нового интерьера. Вносила изменения и правки. В каждую деталь была вложена частичка ее души, хотелось, чтобы новый босс зашел и ахнул.
А он зашел… и уволил ее.
— Да, все в порядке? — произнес в комнате Воронцов. — Просто задержался и телефон негде зарядить, не переживайте. А у вас как дела?
И ведь не хотела подслушивать, а все равно не получилось. А какой вкрадчивый мягкий тон? С ней Воронцов говорил иначе. Голос становился глубоким, насыщенным, как горячая карамель, а Оля таяла от него как ледяное мороженое.
Так, вернемся к нашему яйцу. Тому, которое в холодильнике.
Не густо, но если добавить… что здесь? Почти свежая сметана. Ну подумаешь, вчера закончился срок годности! На вкус и не скажешь, вся молочка все равно нынче порошковая… После шести оргазмов за ночь даже просроченная сметана покажется манной небесной.
Так, что еще?… Одно кислое скукожившееся яблоко. Хм. Ну на безрыбье и подгнивший фрукт уже экзотика.
И мука. Вот чего-чего, а муки хватало. И срок годности у нее дай бог каждому. Не как у соды, конечно, но тоже ничего. Завтрак буквально из ничего. Или обед, судя по часам. После вчерашнего есть хотелось страшно.
Можно было бы еду заказать, но под дверь им даже пиццу не просунут. Разве что блины в узкую щелочку под дверью. И то по одному.
Не будь дверь закрыта, Воронцов уже сбежал бы после прошлой ночи. А так, он все еще здесь. А вот что из этого вытекает… Ничего и не вытекает! А ну брось эти двусмысленные метафоры, Оля.
Оля старательно гремела миской и сковородкой, но все равно слышала, как Воронцов отвечал «Хм» и «Ага». Наверное, тоже шифруется. Мог бы не звонить, если не хотел при ней говорить, но, видимо, не позвонить не мог. Обязательный. Исполнительный. Гад.
— Да, да, записываю. Хорошо, спасибо, Лариса Петровна. Надеюсь, скоро буду. До свидания.
Хм, подумала Оля, смешивая яйцо и сметану. А вот это уже интересно.
— Чем-то помочь? — раздалось с порога кухни.
Шел бы ты с глаз долой, Зевс в простынке. Вот это была бы реальная помощь.
— Да нет, ничего не надо… Ай!
Ну вот как знала, нечего ему тут кубиками сверкать! Ладно, палец вроде на месте, а вот опасные кубики уже рядом и…
— Что ты делаешь?! — выдохнула Оля, не веря своим глазам.
А Воронцов уже втянул ее пострадавший палец в рот. И сам смотрел на нее такими же квадратными от удивления глазами. Глаза у него стали в этот момент такими большими, что Оля смогла разглядеть в них себя, как в зеркале.
Это была мгновенная реакция, что с него взять, вот только логичного объяснения такому поведению не было. Чужие друг другу люди не засовывают пальцы в рот, чтобы остановить кровь!
И не только пальцы. И не только в рот.
Да будет, заливать. Какие уж они чужие друг другу после вчерашнего? Может, хватить выдавать желаемое за действительное?
Воронцов медленно разомкнул губы. Оба старательно смотрели на палец.
Сам палец от такого внимания кровить мигом перестал.
— Уже прошло, — сказала Оля, кашлянув.
— Вижу. Давай, может, я яблоко почищу? — кивнул босс.
Не успела Оля и глазом моргнуть, как с яблоком он управился в два счета. Кожуру Воронцов срезал длинными красивыми кольцами, даже не прерываясь. Хотелось биться головой о стену, потому что нельзя… потому что нельзя быть таким идеальным!
— Похоже, у тебя большой опыт в том, как чистить яблоки.
Воронцов хмыкнул.
— Это точно. Натереть на терке?
Он читает мысли? Господи, она же не переживет, если он еще и готовить умеет.
— На терке. Только вон там, на столе.
Воронцов покосился на кухонный стол напротив раковины.
— И почему я должен делать это там… Агафья? — смакуя каждое слово, процедил он ее имя.
Врать. Срочно врать и не краснеть.
— Эээ… Ну, я масло буду греть на сковороде, а оно… ну знаешь, бывает стреляет. А ты тут… не одетый. В общем, вдруг… обожжешь. Самое важное.