Вскоре в доме все рабы обзавелись резными предметами, сделанными Хенельгой. У женщин это были гребешки или изящные сережки, а мужчинам она дарила амулеты, популярные среди данаев.

Потребовалось несколько дней, чтобы хозяева заметили безделушки, появившиеся у рабов. Аристогитону не составило труда узнать, из какого источника возникли удивительные поделки.

Хозяин нашел Хенельгу во дворе, где она, уйдя в себя, занималась изготовлением очередного предмета. Только в этот раз она делала не мелочь, с которой не жалко расстаться, а вырезала морское чудовище. Одного из тех, на которых охотились ее родичи.

Предмет, словно по волшебству проявляющийся из мягкого дерева, выглядел живым. А Хенельга, словно не замечала, подошедшего хозяина. Она слышала его дыхание, слышала, как скрипел песок под подошвами его сандалий, но не подавала виду.

Сложное изделие, не просто должно удивить Аристогитона, но напугать его.

Морское чудовище было спрутом, огромным монстром из глубин. Резчики охотились на них, но чаще теряли в борьбе с гигантом суда. И все же, мясо этой твари ценилось, использовалось в ритуальных практиках.

Чужаки это не знают, но фигурка спрута узнаваема.

Аристогитон видел в руках рабыни не чудовищного спрута, а обычного осьминога. Лишь несколько непривычная форма его головы удивляла. Морской гад выглядел знакомым, но странным, словно родился силой воображения. В вырезаемых глазах существа таилась злоба.

Щупальца спрута затейливо переплелись. Гибкое и длинное лезвие ножа отсекало тонкую стружку, из-под которой возникали текучие конечности твари. Хенельга постаралась, вложила в поделку все мастерство. На щупальцах твари появились присоски, десяток штук на каждой конечности. У живой твари эти присоски размером с человеческую голову, а на поделке напоминали кожные поры.

Центр тяжести поделки располагался так, что фигурка не могла найти равновесие. Поставленная, она долго раскачивалась, а переплетение щупалец словно двигалось. Деревянная фигурка оживала и плыла в воздухе. Глядевшему на это, чудилось не только движение, но и запахи воды, шум порывистого ветра.

– Что это за существо? – спросил Аристогитон.

Хенельга вздрогнула, словно вопрос хозяина застал ее врасплох. Она прижала фигурку к себе, спрятала под складками ткани. Нож выпал из ее рук.

– Простите, хозяин, я ничего такого не делала!

Голос женщины был испуганным, во взгляде читался ужас.

Во многих семьях рабам запрещается выносить ножи наружу. Да и на кухне не каждому из них позволяется прикасаться к ножам. Порой за такой проступок карали плетьми.

Аристогитон подсел к рабыне, стараясь успокоить ее.

– Я не сержусь, мне интересна твоя работа.

– Простите, что бездельничала.

– Оставь, у тебя есть свободное время, ты вольна делать, что пожелаешь. Я не запрещаю рабам отдыхать, если они не забывают про свои обязанности. Что у тебя там?

Он прикоснулся к руке Хенельги, не замечая, как окрепли ее мышцы. Под нежной кожей рабыни скрывалась сжатая сила, готовая вырваться в любое мгновение.

Деланный страх в глазах Хенельги никуда не исчез, но она не посмела сопротивляться воле хозяина. Аристогитон вытянул руку рабыни с поделкой, от которой нельзя оторвать взгляда.

Мысленно Хенельга посмеялась. Местное дерево очень мягкое, легко обрабатывается даже некачественным ножом. Нож, переделанный из обломка стальной полосы, приходилось постоянно править, затачивая о песчаник. Камень обрамлял огородики, разделяя грядки между собой.

Но для даная изделие выглядело невозможным. Будь у Хенельги больше опыта и времени, она смогла бы сделать вещь хитрее. Женщина воображала себе сферу, в которой прячется еще с десяток меньших.

Чтобы реализовать этот проект потребуется несколько лет, а главное – хорошие инструменты. Самодельный нож из мягкой стали не подходит.

Сама задумка не нова. Подобный шедевр хранится в Общем доме ее племени. Царь, ныне спустившийся во тьму, изготовил сферу. Это изделие никто из цивилизованных людей не видел и вряд ли увидит.

Потому сделать похожую, но простую модель, Хенельга считала своим долгом. Как-нибудь потом.

А для даная из провинциального города и осьминог, не способный найти покой на ровной поверхности, стал шедевром.

Хенельга любовалась достигнутым эффектом. Не поделка ее радовала, а удивление, ужас и жадность, отразившиеся на лице хозяина. Эти эмоции переплелись, чтобы возникла одна мысль в голове даная. Мысль, зерно которой, заронила сама Хенельга.

– А сколько еще ты можешь их изготовить? – спросил он.