— Товарищи, минут через пятнадцать к нам приезжает…

— Ревизор? — шутливо вставил Медников.

— Нет, Боря, — Гладышев улыбнулся. — Новый начальник нашего отделения уголовного розыска.

— Любопытно, кто?

— Скоро увидите, — подполковник обвел взглядом присутствующих. — Есть предложение подождать, чтобы… новый товарищ сразу включился в дело.

— Резонно. Как говаривал один замполит: «Поступило предложение принять предложение», — сказал Медников и продолжил прерванный разговор: — Так вот… Морской капитан нанял цыганскую бригаду покрасить пароход. Написал договор, выдал цыганам краску и ушел на берег. Возвращается — пароход сияет, как новенький, а цыган-бригадир ждет деньги за выполненную работу. Пошел капитан проверять сделанное. Смотрит — другой борт парохода совсем не крашен. Спрашивает цыгана: «Какие ж вам деньги, дорогие друзья? Вторую сторону ведь не красили». Цыган достает договор: «Ты, капитан, эту бумагу писал?» — «Я». — «Так читай, батенька, чего тут написано: мы, цыгане, с одной стороны, капитан парохода — с другой…»

Все засмеялись.

— Опять свежий анекдот где-то подхватил, — глядя на судмедэксперта, улыбнулся подполковник.

— Из жизни случай, — флегматично возразил Медников. — На пасеке вчера бригадир Гвоздарев рассказал. Он много лет в Морфлоте проработал.

Дверь кабинета внезапно распахнулась. Появившийся в ее проеме широкоплечий рослый капитан милиции проговорил:

— Прощу разрешения, товарищ подполковник.

— Разрешаю, — живо отозвался Гладышев и быстро представил вошедшего: — Вот и Антон Игнатьевич Бирюков — новый начальник нашего уголовного розыска.

— Антон? — словно не веря своим глазам, воскликнул Голубев. — Игнатьич! Согласился все-таки вернуться к нам?

— Как видишь…

Бирюков стал здороваться. Прокурор, придержав его руку, спросил:

— Сколько проработал в областном управлении?

— Два с лишним года.

— Уезжал туда, помнится, старшим оперуполномоченным, а вернулся начальником отделения. Заметно вырос.

— Генерал приказал вырасти.

— Ну, да не скромничай. Это ведь дело хорошее.

— Его больше месяца на повышение уговаривали, — с восторгом вставил Голубев.

Прокурор подмигнул Славе:

— Не радуйся прежде времени. Неизвестно, как с новым начальником служба пойдет.

— У нас пойдет! Не первый год друг друга знаем.

Судмедэксперт Медников, пожимая широкую ладонь Бирюкова, упрекнул:

— Впустую из-за тебя веселую историю выдал. Только бы смеяться надо, а тут ты — с корабля на бал прикатил.

— Давайте вместе посмеемся.

— Смех у нас невеселый. В Серебровке вчера пасечника убили, — сказал прокурор и, повернувшись к следователю Лимакину, вздохнул: — Что ж, Петре, рассказывай…

Лимакин открыл записную книжку. Утешительного в его рассказе было мало. Опрошенные цыгане объясняли свой внезапный отъезд из Серебровки опасением, что их могут обвинить в убийстве Репьева, который накануне отдал вожаку Козаченко колхозное колесо для телеги. Первым увидел убитого пасечника цыганенок Ромка — искал якобы угнанную неизвестно кем лошадь и забежал на пасеку.

— В это можно бы поверить, но один факт настораживает… — Лимакин задумчиво помолчал. — Кто-то очень жестоко избил цыганочку Розу, Когда я предъявил ей обнаруженные в пасечной избушке туфли, она страшно перепугалась и стала утверждать, будто Репьев угостил ее медом и предложил остаться на ночь. Роза отказалась. Тогда пасечник отобрал туфли и стал хлестать Розу кнутом. Вот тут и возникает «но»… По словам бригадира Гвоздарева, Репьев жестокостью не отличался, да и кнута у него на пасеке никакого не было…

Подполковник повернулся к судмедэксперту:

— Что показало вскрытие?

— Вот официальное заключение, — Медников протянул бланк. — Коротко могу сказать… Пасечник находился в легкой стадии алкогольного опьянения. Весь заряд дроби пришелся ему в сердечную полость и застрял там. Смерть наступила вчера между девятью и десятью часами утра, а горло перерезано примерно на полчаса позднее. Резаная рана создает впечатление, будто нанесена опасной бритвой, однако исследование показало, что сделано это остро заточенным ножом с широким и коротким лезвием.

Едва Медников замолчал, снова заговорил следователь:

— Могу добавить, что особое внимание мы уделили осмотру ступней Репьева. Они чисты. Обувь снята уже с мертвого… Из груди Репьева извлечено двадцать восемь свинцовых дробин третьего номера. Выстрел произведен из гладкоствольного оружия небольшого калибра, что так же подтверждается найденными на месте происшествия газетными пыжами и латунной гильзой. На одном из пыжей — часть фотоэтюда с подписью «Тихий вечер». Удалось установить: оба пыжа сделаны из районной газеты за девятое августа этого года. Порох для заряда был применен охотничий, дымный. Характер пороховых вкраплений в области ранения показывает: выстрелили в Репьева с расстояния не далее двух метров. При нормальной длине ружейного ствола заряд дроби на таком расстоянии практически не успевает рассеяться. В данном случае — заметное отклонение от нормы. Можно сделать предположение, что стреляли из ружья с укороченным стволом…

— Из обреза? — удивился подполковник.

— Да, что-то в этом роде.

Подполковник встретился вопросительным взглядом с экспертом-криминалистом. По привычке всегда докладывать стоя, капитан Семенов поднялся. Положил на край стола папку и сухо-официально сказал:

— Предположения следователя поддерживаю.

— Повышенное рассеивание дроби возможно и при непропорционально большом, по сравнению с дробью, заряде пороха, — заметил Бирюков.

— Правильно, — согласился Семенов. — Но в данном случае заряд пороха был небольшим.