Коренное население главным образом занималось скотоводством, охотой, рыболовством и оленеводством, в первую очередь для опеспечения своих сообществ, в то время как новоприбывших – корейцев, китайцев, а с XVII века и русских – привлекали сюда ресурсы, годившиеся на продажу, – женьшень, панты и трепанги, а также меха. Некоторые из новоприбывших занялись оседлым земледелием. Соперничество за ресурсы, в том числе за «налогообложение» коренных жителей, во второй половине XVII столетия вылилось в имперское соперничество Романовых и Цин. По Нерчинскому договору, подписанному в 1689 году, Забайкалье и северная часть Тихоокеанского побережья были признаны частью России, а долины рек Амура и Уссури – частью Цинской империи. В XVIII веке, после Нерчинского и последовавших за ним договоров, вектор российской экспансии сместился на северо-восток – на Камчатку, Чукотку и Аляску, в то время как Забайкалье стало территорией торговли двух империй. Но во второй половине XIX века долины Амура и Уссури вновь стали местом российско-цинского, а затем и российско-японского соперничества [11] .

По Айгуньскому и Тяньцзинскому договорам (1858 г.), а также Пекинской конвенции (1860 г.) Цинская империя уступила Российской обширные территории к северу от Амура и востоку от Уссури. Присоединение долины Амура стало результатом кризиса империи Цин, выразившегося в восстании тайпинов (1850–1864 гг.) и второй опиумной войне (1856–1860 гг.), а также переориентации России с Черного моря на Тихий океан после поражения в Крымской войне (1853–1856 гг.). Оно было продолжением континентальной экспансии России в Северную Азию (Сибирь) вдоль рек, но вместе с тем и результатом усилий генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Николаевича Муравьёва (в скором времени он станет известен как Муравьёв-Амурский) и других «амурцев», стремившихся использовать реку Амур для интеграции России в Тихоокеанский макрорегион. Экспансия сопровождалась формированием Забайкальского (1851 г.), Амурского (1858 г.) и Уссурийского (1860 г.) казачьих войск, а также созданием военных постов, впоследствии ставших городами, – Николаевска (1850 г.), Благовещенска (1856 г.), Хабаровки (1858 г., с 1893 г. – Хабаровск) и Владивостока (1860 г.). Новоприсоединенные земли стали называться Амурским или Приамурским краем, или Приамурьем. В 1884 году Забайкальская, Амурская и Приморская области были объединены в Приамурское генерал-губернаторство с центром в Хабаровке [12] .

Усиление России в Тихоокеанском регионе имело важные последствия для политики Японской и Цинской империй. Страх того, что Россия завладеет Маньчжурией и Кореей, способствовал появлению паназиатского дискурса, сформулированного как необходимость сотрудничества Японии, Цинской империи и Кореи против Запада (в данном случае представленного Россией), а также «ответной» японской экспансии, начавшейся в 1874–1875 годах [13] . Кроме того, передача России Цинских земель способствовала отмене запретов на переселение китайцев-хань в Маньчжурию в 1878 году, а позднее и отмене системы Восьми знамен, взамен которой в 1907 году в Маньчжурии были созданы три провинции [14] .

Симодский трактат (1855 г.) и Санкт-Петербургский договор (1875 г.) с Японией, закрепивший за Россией Сахалин, а также продажа Аляски США (1867 г.) установили морскую границу Приамурского края. В 1860–1870-е годы, когда основным направлением российской экспансии стали Средняя Азия и Балканы, Приамурье в значительной степени оказалось забыто. Но после того как на Берлинском конгрессе 1878 года не удалось защитить российские интересы в «восточном вопросе», государство опять проявило интерес к Приамурью, создав в 1880 году Владивостокское военное губернаторство, подчиненное морскому ведомству. Впрочем, отдаленность региона от Европейской России, малочисленность его населения и незначительная численность находившихся в регионе войск стали препятствием для дальнейшей экспансии, и в 1888 году Владивосток вновь стал частью Приморской области. Однако именно в 1880-е годы термин «Дальний Восток», с середины XIX столетия обозначавший Азиатско-Тихоокеанский регион, стал использоваться по отношению к Приамурью [15] и Приморью, что свидетельствовало об интересе российских элит к «дальневосточному вопросу» – растущему соперничеству Японии, США и европейских держав в Азиатско-Тихоокеанском регионе вообще и в Цинской империи в частности [16] .

Тройственная дипломатическая интервенция (1895 г.) России, Германии и Франции после Японо-китайской войны 1894–1895 гг. дала старт новой волне империализма на территории Цинской империи, и, подобно другим державам, вовлеченным в дальневосточный вопрос, Россия стала обладательницей экстерриториальных владений и железнодорожных концессий. Она получила концессию на строительство Китайско-Восточной железной дороги (1896 г.), а также право аренды южной оконечности Ляодунского полуострова в Маньчжурии (1898 г.) и незначительные по размеру концессии в Ханькоу (1896 г.) и Тяньцзине (1900 г.). Однако, в отличие от построенной французами железной дороги Куньмин – Хайфон (1904–1910 гг.) и других иностранных инфраструктурных проектов, КВЖД (1898–1903 гг.) играла важнейшую роль во внутренней топологии Российской империи, став одним из участков Транссибирской магистрали (1891–1916 гг.) – главной транспортной артерии, соединявшей Европейскую Россию с побережьем Тихого океана [17] .

Аренда южной части Ляодунского полуострова, на которой была образована Квантунская область, обозначила новый этап российской экспансии. Полуостров стал новыми воротами империи на Тихом океане, как с военной, так и с коммерческой точки зрения. Внимание государства переключилось с Приамурья и Приморья на новые порты – Порт-Артур и Дальний (Далянь или Дайрен), а также новый железнодорожный узел – Харбин (1898 г.). Региональные власти, возмущенные равнодушием правительства к Приамурскому генерал-губернаторству, выступали против строительства железной дороги через Маньчжурию. Но Петербург не только подтвердил этот план, но и продемонстрировал новые приоритеты своей политики, сделав в 1903 году Порт-Артур столицей Дальневосточного наместничества, объединившего Приамурское генерал-губернаторство, зону отчуждения КВЖД и Квантунскую область. Наместник Евгений Иванович Алексеев был облечен полной военной и гражданской властью в регионе; ему были поручены отношения с Пекином, Токио и Сеулом. Таким образом, Дальний Восток получил особый статус в рамках империи. Кроме того, создание наместничества подтвердило вовлеченность России в дальневосточный вопрос, что вскоре привело к Русско-японской войне (1904–1905 гг.) [18] .

Российская экспансия на тихоокенском направлении, как и в других частях империи, сопровождалась переселенческим колониализмом [19] , но в этом плане Забайкалье и Приамурский край отличались как друг от друга, так и от остальной Северной Азии. В отличие от земель к западу от Байкала, где важную роль играло несанкционированное переселение, колонизация Забайкалья в большей степени была делом государственным. Большинство крестьян, на 1897 год составлявших 36 % от общего населения Забайкальской области (672 037 человек), были потомками сосланных сюда представителей религиозных меньшинств (в основном староверов), преступников и политических ссыльных. Вторая по численности группа, казаки (29 %), тоже первоначально оказалась здесь усилиями государства. Доля инородцев (эта сословная группа включала в себя в основном коренных жителей – бурят и эвенков) [20] составляла 27 % населения. Число крестьян, самостоятельно переехавших в Забайкалье, осталось незначительным даже после того, как государство стало поддерживать добровольное массовое переселение, с 1890-х годов шедшее параллельно со строительством железной дороги. Впрочем, между коренными жителями и новоприбывшими все равно происходили конфликты, чему виной была сравнительная нехватка плодородных земель [21] .

Приамурский край отличался от остальной Северной Азии тем, что правительство поощряло переселение сюда задолго до 1890-х годов. После трех лет казачьей и солдатской колонизации Муравьёв-Амурский поддержал введение особых правил для переселенцев в Амурскую и Приморскую области в 1861 году. Как русские, так и иностранцы могли получить на семью по 100 десятин (109 гектаров) государственной земли в запашку, а также освобождение от подушных податей (пожизненно), военной службы (на 10 лет) и арендной платы за землю (на 20 лет). Эти льготы вкупе с введенным в 1860-е годы режимом беспошлинной торговли (порто-франко) привлекли поселенцев из Европейской России и Кореи. Впрочем, из-за отдаленности и тяжелых климатических условий число переселенцев росло медленно, что разрушило надежды на быструю интеграцию России в Тихоокеанский регион и заставило правительство продлить большинство льгот в 1882 году. Благодаря этому решению, а также открытию постоянного морского сообщения с Одессой на Дальний Восток прибыло множество новых переселенцев из европейской части империи, в первую очередь с территории Украины. С 1883 по 1899 год только в Южно-Уссурийском крае на самом юге Приморской области поселились 42 253 человека. Хотя с 1882 года льготы не распространялись на иностранцев, корейское население в Приамурском крае тоже увеличилось с приблизительно 9 тысяч в 1870 году до 32 298 человек в 1901 году. Более того, те корейцы, которые поселились на этой земле до русско-корейского договора 1884 года, могли претендовать на российское подданство и 15 десятин земли. Хотя в абсолютных цифрах поселенцев-корейцев было немного, в России их появление в регионе вызвало тревогу по вопросу безопасности границ, а в Японии – представление о российской угрозе: корейское переселение виделось частью российской политики по размыванию границы с Кореей, что являлось подготовкой к прямой российской экспансии [22] .