В передней части амвона располагается аналой с двумя благовонными свечами; дед стоял за аналоем, а паства расселась на деревянных скамьях и смотрела на него снизу вверх. У задней стены находится алтарь: это длинный стол, покрытый прямым отрезом белого сукна, на котором стоят наши сосуды со святыми дарами. Стол изготовлен из обломков, выброшенных на берег в Ласкентайре, а покрывало соткано в Верхне-Пасхальном Закланье из шерсти наших собственных овец. В центре алтаря стоит деревянный ларчик, где хранится склянка нашего священного снадобья под названием жлоньиц; дальше, на помятом серебряном подносе, красуется высокий русский самовар. Остальная часть алтаря уставлена всевозможными шкатулками и ящичками.

Сальвадор поднял руки над головой, требуя прекратить разговоры. В зале наступила тишина.

Самовар уже закипел, чай заварился; сестра Астар наполнила большую чашу. Вначале она вручила напиток Основателю, и тот сделал маленький глоток. Потом Астар передала чашу сидевшим в переднем ряду. Следующей пригубила я, потом Калл и, потом сама Астар, за ней Аллан – и далее все по очереди. Чай был самым обычным, но этот напиток имеет для нас огромное символическое значение. Чаша вернулась с задних рядов с остатками остывшего чая на самом донышке, и Астар пристроила ее на алтаре, с самого края.

Далее по рядам пустили тарелку с холмиком обычного топленого сала. Каждый провел по нему пальцем и слизнул жир. Вслед за тем принесли большое полотенце для вытирания рук.

Сальвадор снова призвал к тишине, потом закрыл глаза и склонил голову. Мы последовали его примеру. Наш Попечитель произнес краткую молитву, прося Господа призреть нас, направить наши мысли и – если мы достойны, если готовы слушать, если души наши открыты для слова Божьего – говорить с нами. Наш Основатель попросил всех встать. Мы поднялись.

Настало время пения на языках.

Это обычная примета нашей жизни, и мы в значительной мере воспринимаем ее как данность, но такое пение, насколько можно судить, повергает непосвященных в состояние глубокого шока. Как говорит бабушка Иоланда, «это надо слышать…».

Сальвадор всегда задает тон – его мощный, раскатистый голос гремит, заглушая все остальные, и к этому глубокому, роскошному басу постепенно добавляются наши голоса, подобно тому как стадо следует за пастырем, а оркестр повинуется дирижеру. Такое пение может показаться пустой, бессмысленной какофонией, но через этот величественный хаос мы общаемся друг с другом, когда поем каждый сам по себе и в то же время в полном единстве и согласии с остальными. Мы не следуем никакой партитуре, нет у нас и согласованного заранее сценария; ни в начале, ни в конце нам неведомо, куда заведет наша песня, и, несмотря на это, мы поем в совершенной гармонии, объединенные лишь общей верой.

Этот ритуал призван напоминать о первом и наиболее славном видении, посетившем нашего Основателя в ту штормовую ночь, когда он лежал при смерти в Ласкентайре. Пока дед находился в состоянии транса, его дух воспарял над миром и проникал в неведомые глубины, а губы шептали слова, непонятные другим. Пение на языках приносит мир в наши души и сообщает нам глубокое чувство единения. Мы никогда не знаем, сколько продлится хор, но в конце концов, когда всем кажется, что уже пора, звук замирает, и наступает тишина. Так было и в этот раз.

Пение, во время которого нас словно обнимала вечность, закончилось. Мы тихо улыбались, смахивая слезу, и отзвуки хора эхом звучали в наших сердцах.

Сальвадор дал нам собраться с мыслями, а потом произнес еще одну краткую молитву, возблагодарив Господа за благодать пения на языках. Наконец он с улыбкой призвал всех садиться.

Мы сели. Сальвадор ухватился за края аналоя, вновь склонил на мгновение голову, а вслед за тем повел речь о Мораг: упомянул ее приветливость, талант и красоту, подчеркнув, какое место отводилось ей в наших планах миссионерской деятельности. Закончил он словами:

– К несчастью, обстоятельства сложились иначе. Прошу, сестра Эрин.

Сестра Эрин кивнула, поднялась со скамьи и, встав у аналоя рядом с Сальвадором, объяснила возникшую ситуацию так, как нам виделось. Когда она вернулась на свое место, ей на смену пришел Аллан, который изложил намеченные решения, включая возможность послать кого-нибудь из наших на поиски Мораг, с тем чтобы попытаться вернуть ее в лоно Церкви; мое имя при этом не упоминалось. Потом Сальвадор объявил открытое обсуждение.

Калли заявила, что, прежде всего, не нужно было отпускать Мораг в Лондон (Сальвадор закатил глаза), повторила то же самое другими словами еще пару раз и наконец перешла к теме трав и приправ, открывающих широкие возможности для проповеди нашего вероучения через рецепты моих бабушек Аасни и Жобелии – родной и двоюродной: право слово, если поставить дело на широкую ногу, то на вырученные деньги можно будет содержать хоть целый оркестр (старая песня).

Когда спросили мнения Астар, та вежливо уклонилась от прямого ответа.