Концепция нанесения «двух главных ударов» появилась, по-видимому, не случайно и была принята исходя из опыта ранее предпринятых операций фронта, с учетом допущенных ошибок. Анализ связи зимних наступлений и предложений Рокоссовского по действиям войск его фронта весной 1944 года позволяет установить логику действий командующего фронтом и продемонстрировать, что эти два удара – результат длительной кропотливой работы.

Теория процессов принятия решений утверждает, что основой для поиска решения той или проблемы является опыт лиц, принимающих решения [24] . То есть именно опыт определяет решение, в случае с планированием – план последующих действий опирается на действия предыдущие.

В то же время в работах, в которых затрагиваются эпизоды планирования Белорусской операции и Бобруйской наступательной операции, на эту взаимосвязь внимания не общается. Да и в целом стоит признать, что боевые действия Белорусского фронта зимой 1943–1944 гг. до недавнего времени оставались буквально «белым пятном» в истории Великой Отечественной.

Белорусская стратегическая наступательная операция, проведенная летом 1944 г., по своему масштабу и достигнутым успехам превзошла все ранее проведенные наступательные операции Красной армии. В то же время, оставив столь яркий след в истории, она затмила целую череду наступательных операций Красной армии конца 1943 – начала 1944 г., целью которых было освобождение Белоруссии.

В многотомном труде «Германский рейх и Вторая мировая война» период с осени 1943 г. по май 1944 г. известный немецкий историк К.-Х. Фризер называет не иначе как «забытым годом войны» [25] .

В советской же историографии укрепилось мнение, что все фронты, наступавшие в Белоруссии, с осени 1943-го оказались на второстепенном направлении [26] . Поэтому их главной задачей было сковать силы противника, и с этой задачей они справились. Так, в вышедшей во времена Брежнева двенадцатитомной истории Второй мировой войны утверждалось, что наступавшие в Белоруссии «фронты сковали основные силы мощной по своему составу группы армий „Центр“, не позволяя немецко-фашисткому командованию за счет ее сил оказывать помощь группам армий „Юг“, „А“ и „Север“, терпевшим в то время тяжелейшие поражения» [27] . В результате в советской историографии укоренилась теория о том, что действия этих фронтов носили вспомогательный характер и потому интереса для изучения не представляют. Тем не менее именно эти бои оказали существенное влияние при планировании операции «Багратион», а командиры частей получили существенный опыт действий в лесисто-болотистой местности. Потому эти бои требуют разбора в данной работе.

В первой декаде октября войскам, наступавшим в Белоруссии, были даны директивы Ставки ВГК на овладение Минском (Центральному фронту, с 20.10 – переименован в Белорусский), Вильнюсом (Западному фронту) и Ригой (Калининскому фронту) [28] .

Стоит признать, что и впоследствии Ставка ВГК регулярно направляла фронтам приказы на наступление. Поэтому в шеститомной советской «Истории Великой Отечественной войны», написанной в 1962 г., в период оттепели, непосредственно на И. В. Сталина возлагалась вина за то, что Ставка ВГК ставила фронтам невыполнимые задачи, не обеспечивая фронты необходимыми силами и средствами [29] .

В целом же в советской историографии об операциях на западном направлении почти не упоминалось. Говоря о Белорусском фронте, упоминались лишь две успешные наступательные операции [30] , а обо всем остальном периоде умалчивалось.

В уже упоминавшемся четырехтомном труде Военно-исторического отдела Генштаба, издававшемся под грифом «Секретно», также указывается, что фронтам в Белоруссии удалось сковать силы 36 немецких дивизий, что значительно облегчило действия на Украине [31] . О действиях же фронта после Гомельско-Речицкой операции (10–30.11.43) и вовсе ничего не упоминается вплоть до начала операции «Багратион».

В труде Ю. В. Плотникова [32] описываются лишь отдельные боевые эпизоды, без общего анализа оперативной обстановки на участке Белорусского фронта. То же можно сказать и о книге К. А. Маланьина «Разгром врага в Белоруссии» [33] .

Стоит также отметить диссертацию Л. С. Золотова [34] , в которой частично затрагиваются наступательные действия фронта зимой 1943–1944 гг. Но так как цель диссертационного исследования была поставлена достаточно широко, подробно на этих операциях автор не останавливается.

Биографы Рокоссовского зачастую за зиму 1943–1944 гг. упоминают лишь поездку Рокоссовского в штаб 1-го Украинского фронта для помощи в организации работы штаба командующему 1-го Украинского фронта Н. Ф. Ватутину. В книге Свистунова «Сказание о Рокоссовском» [35] за промежуток ноябрь 1943 – май 1944 описываются лишь два случая о Рокоссовском. О его поездке к генералу Ватутину в декабре 1943-го и о споре с подчиненным Рокоссовскому командующим 3-й армии А. В. Горбатовым относительно боевого использования армии в ходе Рогачевско-Жлобинской наступательной операции (21–26.2.44).

Корольченко [36] упоминает за весь период лишь о случае с Ватутиным, Константинов [37] , подробно описывая события октября-ноября 1943 года, на боевые действия частей фронта вплоть до операции «Багратион» оставляет лишь две страницы, из которых полторы описывают Калинковичско-Мозырскую операцию. Более того, Константинов пишет, что «…на Белорусском фронте в декабре 1943 года наступило затишье. Столкновения с врагом ограничились лишь боями местного значения» [38] . Кардашов упоминает Ватутина, Калинковичско-Мозырскую и Рогачевско-Жлобинскую операции [39] . Радченко же также упоминает о Ватутине, о трудной местности, в которой пришлось наступать войскам Рокоссовского и затем сразу же переходит к планированию операции «Багратион» [40] .