— Не переживайте, — хихикнул нотариус, теперь уже сосед. — В гостиной прекрасный диван! Хотя жаль конечно, что вам не разрешены перестановки…

Потому что во второй комнате — кабинет. Здесь есть десяток книжных шкафов, огромный стол, монументальное кресло и крошечная софа. Всё. Я повернулся и посмотрел на диван в гостиной. В проходной гостиной. И почувствовал острое желание развестись немедленно.

— Я за вами не слежу, совсем, — напомнил ещё раз Сергей Васильевич, а потом спохватился. — Ой, я пошёл. Обед есть.

Он ушёл, а я остался, в своей тюрьме на ближайший год — это если раньше не сорвусь. Или не сопьюсь. Выпить хочется, но ещё рано. У меня созрел коварный план — дождаться, пока Барби выйдет из комнаты и занять её. Но она, казалось, окопалась там навечно, а должна ведь за вещами уехать, у неё кроме платья ничего нет. Я терпеливый, я дождусь.

Сходил на кухню. Холодильник не просто пуст, он выключен, в шкафах одна лишь пыль. Зато бар полон, а ещё есть вазочка с фисташками, которые окаменели от старости с трудом вскрывались при помощи ножа. Я взял бурбон деда, бокал, фисташки и нож, все это перетащил в гостиную, сел на свой диван, ноги закинул на журнальный столик и принялся отмечать бракосочетание.

— Ковбой! — позвала меня Барби. — Ты мне корсет расшнуровать не поможешь? Полы мыть неудобно будет.

И явилась во всем своём белоснежном великолепии, шурша ниспадающими складками. Господи, интимно то как, словно взаправду поженились. Присела на пол передо мной, подставила спину, на ней хреново хитросплетение, а во мне уже два бокала. Недолго думая взял нож, и просто всю шнуровку распорол.

— Готово! Принимай работу.

Барби вскочила, чуть не потеряв по дороге платье — интересно, лифчик под такое надевается?

— Ты, — топнула ногой она, придерживая руками падающее платье. — Ты просто подлец! В чем в теперь в третий раз замуж пойду?

Я пожал плечами — это меня волновало мало. Справлялась же как то без меня, пусть и дальше. У меня вон бурбон. Барби подарила мне ещё один гневный взгляд и убралась в свою комнату. А через пятнадцать минут прозвенел звонок в дверь.

— Это ко мне, — пропела она, словно я мог кого-то здесь ждать.

Продефелировала мимо в одной из дедовских рубашек. Тут надо отметить, что наш дед пусть и демонстрировал замашки диктатора, рост имел самый небольшой и рубашка едва прикрывала Барби задницу. Я взгляд отвёл — из принципа, хотя зрелище было стоящим. А в квартиру ввалился скоморох, я даже соскучиться не успел.

— Нижнее белье я взял, — говорил он втаскивая сумки. — Свитера, джинсы. Колготки взял ещё тёплые, хватит задницу морозить. Сапоги и зимние кроссовки…

Словом Барби опережала меня по всем фронтам, у меня тут даже трусов нет. Нужно осчастливить Вовчика негаданной свободой и таки съездить за вещами. Кен же внёс в квартиру здоровый фикус в кадке — так вот, зачем ему мышцы! А потом сел со мной рядышком.

— Будешь? — спросил я и подтолкнул к нему бутылку.

— Нет, я за рулём, да и вообще не пью — вредно.

Я закатил глаза — что происходит вообще? Куда я попал? Кен ушёл к своей Барби, я вспомнил, какая на ней короткая рубашка и живо вообразил, чем она там сейчас вполне может заниматься. В первый, блядь, день, в день свадьбы! Алкоголь во мне бурлил и требовал набить Кену морду, здравый рассудок твердил, что лучше уйти. Так я и поступил — ушёл громко хлопнув дверью. Пусть развлекаются.

Квартиру дед имел в центре, поэтому ближайший бар я нашёл легко. Сел у стойки, заказал себе выпить. Потом ещё раз и ещё. С каждым выпитым бокалом становилось все грустнее.

— Неприятности? — спросил бармен, народу ещё толком не было и он маялся со скуки.

— Женился, — ответил я. — Сегодня.

Бармен присвистнул.

— А чего тогда? Некрасивая?

Я немного подумал, ответить решил по справедливости.

— Красивая. Даже слишком. Только глупая, как пробка, ветреная и капризная. А ещё я её ненавижу.

— Такое у супругов бывает. Правда у вас… слишком быстро. Ну, как говорится — все же индивидуально.

Через энное количество времени я понял, что пить больше не стоит. Нужно идти домой и выкидывать Кена из моей, мать вашу, квартиры. Хотят трахаться, пусть снимают номер в гостинице, я такого не потерплю. Я казался себе совсем трезвым, но подниматься по лестнице было сложновато. Ввалился в квартиру стискивая кулаки — готовился к бою. Но ботинки Кена и его куртка исчезли, а в квартире тишина.

— Я разочарован, — сказал я вслух.

В самом деле, нужно было как-то выпустить пар, бешенство из-за этой нелепой и такой необходимой свадьбы, из-за того, что мне жить с Барби — целый год. Я прошёл в гостиную прямо в обуви. Прелестно — везде пыль, а у двери Барби мокрая тряпочка, чтобы значит из моей комнаты грязь не таскать. К тряпочке я подошёл и с удовольствием вытер об неё ноги, оставив грязные следы ботинок.

Барби же нашлась в ванной, дверь в которую была не заперта. Стояла перед зеркалом и на мокрые волосы какую-то хрень намазывала. На ней огромные штаны, в такие бы ещё три человека влезло, и не менее огромная футболка. Ко мне повернулась недовольно, а я… удивился. Потому что сейчас, когда алые губы и прочий камуфляж был смыт, она оказалась… такой юной. Трогательной. Как в свои, блядь, шестнадцать, когда она была такой недостижимо красивой. Хочется коснуться её губ, ощутить их мягкость, а ещё хочется сделать ей больно. Очень хочется.