Шрифт:
Еще он любит обсудить со мной Сталина. Я однажды перевела разговор на Гитлера. И с тех пор вот вынуждена оставаться последней на работе.
Господи, дай мне сил протянуть еще год, чтобы получить это долбанное гражданство и свалить из этой пекарни.
Мой обычный рабочий день.
Весь день на ногах. Под конец рабочего дня хочется скинуть с себя все и упасть где-нибудь. Хоть на лавочке за столом.
Смотрю на часы. До конца смены остается еще час. Через час все разойдутся, а мне придется еще час убирать, сдвигать и закрывать. Ненавижу.
В этот момент двери распахиваются и в пекарню входит тот, кто усиливает мое чувства ненависти.
Алекс проходит и садится за столик, даже не взглянув на меня. Делает заказ. Вольготно располагается на диванчике и достает телефон.
К нему тут же подбегает Шутц. Они о чем-то оживленно беседуют.
Просьба клиента отвлекает меня от наблюдения за Алексом и я возвращаюсь к работе.
Люди за столиками сменяют друг друга и только Алекс продолжает сидеть там же, на диване, и не спеша попивать кофе.
Тут в кофейню заходит еще один неприятный тип – Ахмед. Он приходит в пекарню каждый день. Покупает маленькую, самую дешевую булочку, а потом просто стоит у стены и смотрит на меня.
Он уже подкатывал ко мне несколько раз. Лил в уши свои восточные речи и пытался распускать руки.
И я каждый раз говорила ему, что нет, я не буду встречаться с ним. В последние разы это его очень разозлило. Я видела это по его бешеным глазам. И, честно признаться, я побаивалась его.
Он – беженец. Ему многое простят. А мне надо быть острожной. Я не могу себя компрометировать и давать Леону повод для развода.
И потом Ахмед был мне неприятен. Хотя бы тем, что он каждый раз пытался прикоснуться ко мне.
Вот и сегодня он, протягивая мне купюру, чтобы заплатить за свою каждодневную булочку с изюмом, схватил меня за руку и не отпускал.
Я дернула руку, но хватка была железной. Оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что это осталось незамеченным посетителями, и наткнулась на жесткий взгляд Алекса.
Кое-как выцарапав свою руку из хватки Ахмеда, под каким-то предлогом я ушла на кухню.
Когда через несколько минут вернулась в зал, Ахмеда уже не было. Алекса тоже.
Я вздохнула с облегчением.
Опять стала ждать конца рабочего дня.
11.
Наконец, все разошлись. Я прибралась, закрыла пекарню и отправилась домой. В пустую квартиру. И сейчас эта фраза для меня звучит как бальзам для души.
Погрязшая в своих мыслях, медленно иду по пустынным улицам. Сзади слышу шаги. И почти сразу же меня кто-то хватает за талию и тянет на себя. Оборачиваюсь. Ахмед.
Да, блять.
– Ну, что, красивая, закончила? Отдохнем?
– Нет, Ахмед, не могу. Муж у меня дома ждет. Ты же знаешь.
– Ай, какой это муж, который не может жену удовлетворить? – ехидно улыбается он.
Я ничего не отвечаю на это и убираю его руки с себя.
– Пока, Ахмед.
Я и рада бы сказать ему «Прощай», но знаю, что он завтра опять припрется ко мне на работу за этой долбанной булкой.
Он неожиданно хватает меня за запястье и тянет за собой. Идет быстрым шагом. Я едва успеваю за ним.
– Ахмед, отпусти меня!
– я пытаюсь вырвать свою руку из цепкого захвата этого дикаря.
Он продолжает тянуть меня. К своей общаге. Туда, где живут такие же, как он. В ожидании решения властей об их судьбе: оставить их здесь или отправить на родину.
Если я попаду в эту ночлежку, то все. Ахмед сделает то, что задумал. И никто не придет мне на помощь.
Я оглядываюсь по сторонам. Всего девять часов, но улицы немецкого провинциального городка пусты. Ни души.
– Я буду кричать!
– говорю твердо.
Он останавливается, разворачивается ко мне и подходит совсем близко.
Чувствую, как его палец упирается мне в солнечное сплетение. Надавливает на него и мне становится трудно дышать.
– Если ты хоть звук издашь, - шипит он, - я убегу. Но приду к тебе завтра. И задушу тебя. Голыми руками. А потом мой член окажется в тебе. Но ты этого уже не почувствуешь. Так что, лучше я сделаю это сегодня. С живой. Поняла?
Он сильнее тычет в солнечное сплетение и я чуть не падаю. И киваю. Мне страшно.