Как вспышка озарила! Осенило… протрезвило.

Теперь понял, почему мы бежали – за спиной истошно выли ментовские сирены. Оглянулся на преследователей. Вряд ли они нас рассмотрели, только на подъезде к троице парней, которые на асфальте корчились. Видать кто-то из народа звякнул, вот они и подоспели. Время есть удрать, но мы всё равно были близки к тому, чтобы нас поймали, поэтому за руку утащил Стасю в ближайший проулок между домами.

Перемахнул через заборчик палисадника, за которым сразу же раскинулась детская площадка с несколькими покореженными горками и полуразрушенным домиком, где часто местная гопота собиралась – побухать, курнуть.

Так быстрее двор пересечь можно, вот я и… Не уверен, куда именно путь держали, но направление – в сторону дома Стаси. По асфальту, ясное дело, удобнее, но там глаза мозолить, по широкой дуге бежать, да и ментам на раз попасться, а так вроде по прямой. Беги – не хочу!

Только через пару секунд понял, что один бежал. Стаська у забора замялась. Уже хотел было вернуться – помочь, как она опять шокировала – сверкнув трусиками очень ажурными и беленькими, перелезла через металлическую ограду сама. Неуклюже, зато САМА!

И дальше побежала.

Я еще неверяще смотрел на то место, где меня ослепило, а потом, точно от пинка, за ней отправился. Мы прошмыгнули площадку: Стася пару раз шикнула, пока миновала участок с землёй и песком, но упрямо бежала дальше. Перерезали двор, юркнули в следующую арку аккурат, когда во двор машина с мигалками вильнула.

Я собирался и дальше мчаться – по прямой, но девчонка перехватила за руку и в первый подъезд увлекла. Очень вовремя. Дверь захлопнулась в тот момент, когда ментовские сирены были уже на хвосте. Секунда – и с ревом мимо подъезда нашего проехали.

Узкий предбанник между первыми и вторыми входными дверями в старенькой пятиэтажке. Я затаился, прижав к стенке девчонку, которая замерла натянутая, точно струна. Не специально подпер собой – спеша, вместе ввалились в подъезд, да так и застыли на время… Пока машина патрульная не укатила прочь. И только тихо стало, оба шумно выдохнули.

Я глухо посмеялся в макушку и на миг глаза закрыл – вкусно девчонка пахла. Сладко, но не приторно. Лизнуть, захотелось чтобы проверить, а так ли она вкусна. Сумасшедшая мысль, отчаянная… Самому дурно стало.

Лбом в Стасю уперся, а она затылком в стену… Так и дышали… Отойти бы, да ноги не слушались. Я уже не о ментах думал, а о том, как она меня заводила. О том, как жарко близ неё и как вело от нее голову. Осторожно носом в макушку уткнулся – девчонка опять замерла. У самого от дикости своего поступка сердце выскакивало, но я уже разум не слышал – в теле лишь гормоны играли, похоть клокотала.

Втянул запах девчонки сильнее.

Ох, зря… кровь бурным потоком в пах устремилась и застряла там сгустком тугой боли. При этом сладкой и горячей.

Ох, неправильно, но я хотел Стаську.

И, бл*, хотел давно. Видать потому и не мог оторваться. А может адреналин, пока удирали от ментов, выход искал.

– Глеб, – мягкий, напуганный голос нарушил затянувшееся молчание. Не разлепив для очередной глупости губ, лишь жаднее вдыхал Стасю и по виску вычерчивал зигзаги вниз. Дурманила близостью сильнее водки, которую сегодня глушил зло и безнадежно. Напивался намеренно, ведь свобода заканчивалась! И только теперь было понятно – трезв, как стёклышко!!! А вот Стаська – наркотик, который сводил с ума.

И я поймал её неровное дыхание. Воровато, коротко и осторожно – она робко отозвалась. Полные губы приоткрылись навстречу не то воздух схватить для крика, а может для стона… И я сорвался – жадно хапнул. Ненасытностью своей пугал, терзал и сминал податливые губы. Пожирая стоны и всхлипы. Подпирал собой всё теснее и наглее, теряя остатки здравомыслия и воли. Под пальцами шелк волос длинных, мягкость кожи.

А стоило на миг оторваться – пощёчина прилетела звонкая и хлесткая. Для бойца непростительная, а девчонка ещё и взглядом негодующим пригвоздила. Глазищи сверкали в полумраке, дыхание торопливое, возмущенное. И Зверь набросился на дуру. Смял в объятиях крепких и вновь заставил стонать и всхлипывать, тараня неуемной похотью бурной.

Меня распирало от желания. Гулко в башке эхо пульсирующей крови отдавалось, а Зверь в экстазе жертву свою изучал.

Припечатал к стене, да повыше за зад… протиснулся между ног, в рабство своё губы ее порочные взял. Упивался, покорял и утверждался в девочке, дико брыкающейся и от себя отпихивающей, волосы драла, кулаками била, толкала. А когда я по влажности её в трусиках пальцами мазнул, всхлипнула испуганно. Натянулась, я наглее надавил, да за губу укусил. И она прильнула, сдалась мне безоговорочно.