– Они хотят говорить с _н_е_й_?

– Или с кем-нибудь, кто будет ее голосом. Они разумные существа, Ньюн.

Ньюн молчал, погруженный в раздумья. По выражению его лица Дункан понял, что Ньюн желал бы никогда не видеть землян.

– Они будут ждать ответа, – добавил Дункан. – Это конец кошмару, выход из положения.

– Хао'нат! – сказал Ньюн. – Хао'нат.

– Я не думаю, что земляне выйдут из корабля без всякой защиты, – сказал Дункан.

– Сов-кел! Корабли над планетой, обстрел Ан-ихона – неужели ты думаешь, что племена слепы и глухи, что они не обращают внимания на все это? Каждое племя на планете, увидев это, подумает о своей защите. Ан-ихон в руинах. Это может случиться с каждым городом. Теперь хао'нат знают, что все произошло на территории джей'эном.

Дункан понял, что может случиться, и прикусил губу. Какой-нибудь город другого племени может открыть огонь по кораблям.

– Твои мысли? – спросил Ньюн.

– Возвращаться на корабль. Вместе – ты и я. Убедить машины городов, что мы не враги, я знаю, мы не сможем.

– Мы не сможем, – подтвердил Ньюн.

Дункан собрал все силы и стал подниматься. Ньюн собрал сумку и тоже поднялся, протягивая ему руку. Дункан игнорировал помощь.

– Путь долгий, – сказал он. – Если можешь, брось меня и иди вперед. Я пойду следом.

Ньюн промолчал. Он поднял вуаль, ибо ветер немного ослабел. Видны были звезды на небе – первые звезды за несколько дней.

Они двинулись в путь, и через некоторое время Дункан спросил:

– Далеко идти?

– Хотелось бы мне это самому знать, – ответил Ньюн. Теперь они шли по песчаной равнине. Изредка перед ними возникали песчаные фонтаны. Это буроверы стремились уйти с их пути, потревоженные дусами. – Попробуй послать дусам образ госпожи. Буря, сов-кел… Я очень тревожусь. Я знаю, что они не остались там, где были. Они не могли остаться.

– Палатки…

– У них нет палаток.

Дункан глубоко вздохнул и подумал о детях, о стариках. Он нарисовал в мозгу изображение Мелеин для дусов. И получил обратно что-то непонятное. Непонятное, ждущее их впереди и страшное, что было уже позади.

– Я ощущаю какую-то опасность, – сказал Ньюн. – Нужно было бы вернуться обратно в бурю, но уже поздно, нам не успеть. У меня еще никогда не было такого чувства, сов-кел.

– Здесь бродят дикие дусы, – сказал Дункан и сразу вспомнил то, что ему пришлось пережить. Он вздрогнул, споткнулся. Где-то вдали раздался протяжный вой.

«Мелеин», – пытался внушить дусам Дункан.

Но дусы шли рядом с ними, и Ньюну, и Дункану не оставалось ничего другого, кроме как идти за ними.

Луис появился в дверях лаборатории «Флауэра». Он прислонился к дверному косяку. Лицо его было крайне встревожено.

– Спускаются челноки, – сказал он. – Их два. Летят друг за другом.

– Донесение почти готово, – Боаз быстро запечатала бумагу в конверт, сунула в маленький переносной сейф и закрыла замок кодом. Все эти предосторожности были ей противны. За пятьдесят лет своей жизни она научилась презирать военных. Большая ее часть пришлась на войны – сорок три года шла война с мри. И вся деятельность ее как ученого была так или иначе связана с войной. В последнее время, на «Флауэре», она занималась расшифровкой записей мри – и эти записи привели их сюда, привели к уничтожению городов мри, смерти детей. И сознание своей причастности к этому причиняло ей большие душевные муки. Она принесла мри гораздо больше вреда своим пером, чем все оружие «Сабера», чем все военные корабли землян. Но у нее, в общем-то, не было выбора – это была ее работа.

Когда-то у нее были иллюзии, она верила в свободу научной деятельности, в возможность получать знания ради знаний. Она верила в то, что ее научное положение сделает ее независимой от тех, кто делал политику, она верила в то, что сможет сказать «нет».

Она передала сейф Луису и взглянула на вошедшего в лабораторию человека: Эверсон, Сим Эверсон, лысоватый мужчина, с такой походкой, что, казалось, он вот-вот развалится. Боаз протянула ему руку. Три года Эверсон работал на «Флауэре» – с самого начала миссии на Кесрит – и теперь он был старейшим членом экипажа научного корабля. Он считал свою работу настолько важной, что не представлял себя без нее; он работал, чтобы увеличить количество знаний землян. Специализировался он в основном на регулах. Он работал медленно, методично, и буквально наслаждался, копаясь в залежах информации, которые накопились у этих долгожителей вселенной. После смерти Элдина он принял его лабораторию, унаследовал все его записи и материалы, и еще более углубился в работу по систематизации и составлению картотек. Вряд ли Эверсон считал, что его работа может в какой-то мере заинтересовать военных. Он был настолько далек от всего мирского, что никакие моральные страдания его не касались. И лишь сейчас он почувствовал что-то – ведь его отрывали от работы, и он был слегка встревожен.

– Сим, сейчас необходима осторожность, – сказала Боаз. – Происходит что-то непонятное.

Темные глаза посмотрели на нее. Эверсон не привык смотреть на людей. Он всегда смотрел вниз. Сейчас он пожал сутулыми плечами.

– Что я могу сделать? Все записи находятся в страшном беспорядке. Я уже говорил об этом. Мне понадобится не меньше недели, прежде, чем я разберу их и смогу отвечать на вопросы.

– Сим, я сейчас говорю о регулах. Происходит что-то непонятное.

Лоб Эверсона прорезали морщины. Несмотря на свой возраст, соображал он быстро.

Луис сложил руки на груди и прислонился к стене. У него в последнее время болели ноги. «Он уже стар, – подумала Боаз. – Стар, как и Эверсон. Мы все уже стары. Никто из нас уже не сможет вернуться к людям. Мне около шестидесяти, Луису – семьдесят пять, Коху – не менее семидесяти… А некоторые из наших уже умерли – как, к примеру, Элдин…»

– Кох хочет побыстрее получить информацию о регулах. Боаз права: с нашими союзниками происходит что-то непонятное.

Эверсон медленно моргнул.

– Метаморфоз… Мы считали, что на это требуется много времени.