— Пианфар Шанур! — процедила широконосая хейни.

— Когда будешь описывать случившееся своему капитану, не забудь сказать правду, — огрызнулась Пианфар. — Это мой муж, поняла? Его зовут Ким неф Ман. Ясно?

Уши хейни резко выпрямились, а глаза потеряли свой цвет. Только сейчас она осознала, во что вляпалась.

— Да, капитан Шанур, — пробормотала она, отступая на шаг назад. — Конечно.

— Капитан, нам лучше убраться отсюда, — заметила Хэрел.

Неподалеку надрывались сирены. Пианфар огляделась: толпа быстро редела — драчуны отправились искать другие бары. В дверном проеме все ещё копошились потрепанные тела.

А по причалу уже летели машины с белыми мигалками службы безопасности.

Дверь отворилась, и на пороге выросла стража, которая на Центральной набиралась из представителей любой кислорододышащей расы, кроме самих стишо, считавших себя не созданными для применения грубой физической силы. Вся их служба безопасности была наемной, и по счастливой случайности два вошедших охранника оказались из числа махендосет,

Пианфар прекратила расхаживать по маленькой комнатушке — зоне ожидания, как предпочитали называть её дипломатичные стишо. Среди остальных народов укрепились несколько отличные наименования для подобных каморок, запиравшихся снаружи.

— Где моя команда? — набросилась Пианфар на ближайшего к ней махена, плотно прижав уши. — Где, чёрт вас подери?

— С ними беседовал Управляющий, — ответил за него другой махе. — Теперь он хочет видеть вас, капитан хейни.

Пианфар втянула когти и пошла к выходу, радуясь тому, что дело наконец начало сдвигаться с мертвой точки. Оружие махенов сводилось к их собственным клыкам, а сами стражники вели себя отнюдь не агрессивно. Они наверняка отказались бы от разговора с ней, но при этом не стали бы и угрожать — махендосет всегда честно исполняли свой служебный долг.

— Туда, — расщедрились они на ещё одно обращение к Пианфар, кивая в сторону лифта, расположенного чуть дальше по извилистому коридору.

Вся компания зашла внутрь, и лифтовая кабина отправилась в довольно длительное путешествие по внутренним лабиринтам Центральной, а затем выпустила своих пассажиров в светлых, расписанных пастельными тонами холлах. Казалось, все в них было пронизано светом — в своей личной секции стишо оставляли за собой право не подстраиваться под вкусы посетителей, а потому единственным цветным украшением здесь являлись опалы. Сами помещения достигали огромных размеров, имели причудливые углы и были испещрены всевозможными вырезами и углублениями. Высокие, покрытые тёмной шерстью махены в чёрных килтах и золотисто-красная, одетая в алые бриджи Пианфар выглядели чем-то совершенно экзотическим в этих стенах.

Последняя дверь. Последний зигзагообразный проход. Пианфар тряхнула головой так, чтобы кольца в её ушах зазвенели, снова выпустила когти, сделала глубокий вдох, словно собираясь прыгнуть с большой высоты, и вслед за махенами вошла в перламутровый зал со сверкающим, ослепительно белым полом. На пороге их встретил прозрачный стишо с бумагами в руках. Другой стишо важно восседал в круглом кресле, установленном в центре комнаты. Его (хотя вообще-то стишо содержали в себе три пола одновременно, так что все местоимения могли применяться в отношении них весьма условно) кожа была расписана изысканными узорами, которые переливались десятками оттенков, слишком тонких для хейнийского восприятия. Исключение составляли лишь кожаные складки, отсвечивающие фиолетовым и зелёным. Брови стишо были увеличены за счёт накладных перьев, затенявших его мутные, похожие на два лунных камня глаза. Маленький рот был неодобрительно сжат, а ноздри нервно раздувались.

Пианфар быстро поклонилась. Управляющий вяло взглянул на неё, и первый стишо, по-видимому ассистент-переводчик, тут же подошёл к нему и встал рядом с креслом. На нём были шелковые одежды, которые развевались при каждом его выдохе.

— Ндисте,— сказала Пианфар, — стишей асем сист ан зис.— Она была уверена, что это прозвучало достаточно вежливо. Перья на бровях вздрогнули. Ассистент растерянно сжал вверенные ему бумаги и начал пятиться.

— Шисс.— Управляющий сделал какой-то жест своей элегантной, украшенной драгоценными камнями рукой. Переводчик замер как вкопанный. — Шисс. Ос хис-Шанур нос сченши носс спитенс стишоси чисемсти.

— Да уж, мой стишо далек от беглого, — согласилась Пианфар.

Управляющий тяжело вздохнул, и брови его качнулись.

— Сто шисис хо вейсс джити нурусте дин?

— Вам известно, — приступил наконец переводчик к исполнению своих непосредственных обязанностей, — что драка на ярмарке привела к четырехчасовой остановке её работы?

— Ни ши кантмен хоршти ним.

— Сорок пять особей попали в лечебницу. Пианфар опустила и вновь подняла уши в знак искреннего сочувствия.

— Ни хой шисис ма гнисте.

— По рынку прокатилась волна мародерства.

— Я разделяю, — сказала Пианфар, скривив рот в попытке изобразить глубокую скорбь, — ваше негодование по поводу столь явного неуважения к властям стишо. Кстати, моя команда тоже пострадала от этого кифского бесчинства.

Стишо передернулся:

— Шосмен ти состенши хос! Ти махен-тезай сис-фе луесте то мистет хос!

— Этот погром устроили вы со своими махеновскими приятелями-заговорщиками.